Как пепел, упавший с сигары, сер мартовский снег
И, вновь глубоки голубые глаза – небеса,
Оттай же, оттай, умоляю тебя, ведь весна,
Увы, ты ещё в феврале и под тяжестью век
Не видно огня пробужденья, под натиском сна.
Никто не разбудит, ничто не поможет, коль спишь,
Проскочит всё мимо: Надежда, Любовь и Весна,
И трель соловья и надёжных друзей голоса,
Стрелой пролетит мимо принц, и останется лишь
В комоде помолвки фата и её белизна.
Проснёшься, уж осень и жёлтые лисья шуршат,
Дождь хлещет в лицо, и друзья все надели плащи,
Принц, пряча свой взгляд, беспощадную правду сообщит:
«Нет боле огня, и дорогу размыло назад,
Домой марширую, устал, ты прости, не взыщи!»
Захочешь взлететь, но крыла не поднимешь со сна,
Лилейная лебедь вся в прошлом, полёт не влечёт
Захочешь быть слабой, уткнувшись в родное плечо,
Накрыть поцелуем лишь те голубые глаза...
Но высохло сердце, слеза по щеке не течёт.
Ах, где же тот март, предвещавший ту майскую дурь
Ах, где ж август тот, предсказатель февральских обид,
Ах, где ж тот коньяк, что в обидах с другими распит...
Теперь только: «Ах!», а единственный тот трубадур
В тумане исчез, разгоняя «дорожную пыль».
Проснись же теперь, когда снова подснежник растёт,
Проснулась земля, тает снег и поют небеса,
Зовут тебя в лето его голубые глаза,
Зовёт тебя песней, молитвой, чем может зовёт:
«Оттай же, оттай, умоляю тебя, ведь весна!»