Предисловие к роману.
И вот опять роман, опять о шпионах, о разведчиках, о спецназе. Неужели снова пустая стрелялка для поднятия тонуса и адреналина. Нет, читатель, ты ошибся. Я, конечно, описываю в романе и острые моменты, но лишь для того, чтобы подчеркнуть то, тонкое, нежное, чувственное, прекрасное и порой наиподлейшее и т.д. и т. п., существубщее в каждом из нас и из вас.
Чувства, накал страстей, эмоциональные повороты истинны и взяты из самой жизни, а вот имена, города, страны и даже континенты, и все то, на фоне чего происходит роман - вымышленно от начала и до конца. И если даже самый въедливый исследователь попытается провести какие-то аналогии, он потерпит полное фиаско.
Собирательный образ офицера советско-российских спецслужб по прозвищу Черкес проведет вас по большинству, происходимых в романе событий. Единственное, что совпадает с реальностью из деталей романа - это псевдоним Саша Черкес, реально существовавший позывной во время военных действий.
И да не смутят вас необычные неподдающиеся научному объяснению происшествия и нечеловеческие паранормальные возможности, частенько проявляющиеся у людей именно этой неспокойной и требующей постоянной сосредоточенности профессии. У тех, кто живет и занимается этим непростым ремеслом.
Закипятите чайник, запаситесь печеньем и если вам не понравится роман, так хоть чаю напьетесь.
В романе я честно признаюсь, что скомуниздил некоторые выражения, предисловия и прочее, которые по моему мнению сам никак и никогда не смогу выразить лучше этих писателей (Чингис Абдулаев, Эдуард Топаль, Илья Бушков, Андрей Воронин и Марина Воронина, Василий Головачев, Александр Белов). Выражаю им неимоверную благодарность и мои глубочайшие извинения. А также благодарю за терпение своего помощника Наталью, моего друга и соседа, выслушивающего весь этот бред, написавшего это предисловие Саше Коренману, барду, артисту театра, хорошему талантливому певцу.
глава первая
ЮАР - дорогая домой
Честь и Родина - не пустые слова для человека, прошедшего школу жизни и однажды, принявшего присягу. Мужество переносить все тяготы и лишения "не щадить живота своего" это Черкес усвоил навсегда. Не забыл он об этом даже в дебрях африканских джунглей среди болот опасностей и недругов, но трогательная любовь - куда же от нее деться...
Уже третий час в полете. Застарелые болячки да и раны вопят и требуют действий. Ну на худой конец хотя бы прогулки до туалета и обратно. Но на плече прочно обосновалась головка Наташика. Спит очень крепко и так мило посапывает и чмокает губами... Нет, потерплю, не так долго и осталось. Засыпает она мгновенно, особенно когда рассказываешь чего-нибудь, может даже стоя и на ходу уснуть. Завидно. Ну что же, слушателей нет, а поток воспоминаний как лента транспортера, непрерывно подает поток ярких, будто вчера только происшедших событий.
Вот и снова Натали рядом. Но почему то это отозвалось щемящей болью в сердце. Нет конечно, Наташик - Наташок, это моя сегодняшняя гражданская жена. Милая подруга, моя маленькая женщина... Моя?... Вряд ли конечно. Слишком все не просто у нас, совсем не просто. Да и ладно, совсем не хочется запариваться сейчас. Ведь мы, я подчеркиваю, мы вдвоем летим в Вену. Это такая радость да и редкость тоже. Нет не то, что в Вену, а именно что мы вдвоем. Как же мне не хватает этого чувства... А в Австрии я конечно не первый раз. Однако сколько бы раз не прилетал в Европу, столько раз не миновал затаенного чувства тихой радости от встречи с ней, с такой старенькой, с такой добренькой старушкой. Особенно это проявляется в контрасте например: "Из Мозамбик и в Вену...". Образ Натали как ветерок в ущелье постепенно вытеснил туман и все четче вырисовался на дисплее, который в черепной коробке. Тьфу ты, Аллах тебя разбери, уснул наверно, "компьюретщик". Но "три Д" однако. Хоть и мираж, а красиво. А то, что потрогать и даже поговорить можно, так это вообще немецкий сервис. Наталиии... вот и музыкальное сопровождение.
"А ведь мы оба знаем, что можем больше и не увидимся", - как будто издалека услышал Черкес.
Ее голос вынул капитана из воспоминаний. "Да, что тут скажешь, да и надо ли? - мягко спросил Черкес. Разве что пожелать друг другу удачи и всего самого хорошего... Он встал и Натали вскочила следом, руками обвила его шею. Прижалась, стала целовать его жарко и страстно как после долгой разлуки, но никак ни перед ней, будто конец света вот-вот наступит. Опустила руки, печально глядя в глаза, на ресницах проступили мелкие бисеринки слез. "Удачи тебе капитан! Ведь ты же ее солдат. Она тебе никак не помешает."
"И тебе, ох как понадобится госпожа удача. Всего наилучшего, милая..."
Натали запустила свою руку, в которой было что-то зажато в его нагрудный карман, мягко погладила изнутри сосок и что-то там оставила...
- Потом посмотришь. Только не думай, что это какая то плата. Нет, это на память обо мне. До свидания...
"Это вряд ли", - процетировал он мысленно выражение любимого персонажа товарища Сухова.*
- До свидания, сказал все таки вслух хоть и прекрасно понимал что в данный момент более подходяще было бы сказать "прощай".
Все, нужно сейчас же уходить, потому что минута, две и... Не хочется даже думать о последствиях...
Развернулся наверно через чур резко и вышел почти строевым, подумав при этом, ну что же красиво развязали без трепетного многословия, без долгих слезных прощаний, без надрыва, почти по-мужски. Леди Наташик, ну надо же!...
- Сэр, сэр, вэйк ар, сэр... - сквозь дрему услышал Черкес.
Приоткрыл глаза, не собираясь до конца расставаться со сном. Перед ним в проходе стояла прекрасная креолка в пилоточке "Люфтганза"**. Ну такая сладкая и одновременно подчеркнуто строгая с печальными трепетными глазами лани, которая смотрела на меня в упор и повторяла раз за разом.
- Все в порядке, сэр?
"Черт, видимо крепенько и слишком громко вздремнул".
- Да-да, милая, конечно все в порядке. А почему переполох, девушка?
- Вы кричали, сэр, извините. Да я осмелалась вас разбудить по поручению командира, вот, - и протянула мне записку. Всего несколько слов: "Точка рандеву, кафе на входе городского вещевого рынка." Донаван, такого-то числа, месяца, в такой-то час...
- Спа... - поднял взор на девушку... - сибо... Никого нет... как испарилась.
Наташок мирно похрапывает в ухо, да и в проходе темно. Привидилось что-ли... Да нет же, вот записка в руке, синим по-белому, по-английски. Стоп! Английский какой-то корявый, что-то напоминает. Донаван опять же какой-то. А ведь в жизни знал лишь одного парня с таким именем, а может псевдонимом или кличкой. Донаван - белобрысый командос из Ю.А.Р. Не может быть... Ну а почему и нет. Я вот тоже давно не советский и путешествую в основном из Израиля. Наконец главный вопрос: Почему же тогда такая скрытность? Хотя ответ напрашивается сам собой. Значит он в "деле". Ну конечно, у вояк нашего ремесла и профиля отставки в виду пенсионного возраста не бывает. Только резерв, активный или пассивный. Отставка подчистую возможна лишь по причине явно доказанной смерти. И то не факт. Иной раз продолжают использовать имя или образ. Благо для спецслужб - современные технологии позволяют. И если родине так надо будешь действовать даже когда ты уже давно и на всегда крепко зажмурился. А что? Сидишь себе в нирваной, наблюдаешь лениво так, за суетой мирской, а зарплата капает, звания растут, бдагодать...
Ну вот началось снижение, надо в туалет, да и хоть немного размять ноги и спину, а не смогу сам идти.
- Наташок, Наташок, просыпайся птичка! Скоро пойдем на посадку. Я совсем задеревенел.
- И зачем ты так долго терпел? - Сонно спросила Наташик, сладко позевывая.
- Ты так спала крепенько птичка, совсем не хотелось будить, - сказал я вслух.
Да и Натали снилась, подумал про себя. Вот и не хотел смешивать сон с реальностью. Хотя...?! Хотя давно уже мечтаю пожить с двумя женщинами полной жизнью. И случилось бы такое, эти обе Наташи были бы идеальным вариантом, взаимно дополняя друг дружку и совместно наполняя или скорее заполняя те вакансии в моем эго, которые ни одна из них порознь не способна наполнить... Вот старый черт. Ни встать, ни пойти даже в туалет по-быстрому, без палочки, не могу, а все туда же. "Старый я уже за девками бегать, несите их сюда". Да еще не сегодняшних, а тех юных и ярких из моих сочных воспоминаний. Да, уже минут пять стою, а все сдвинуться с места не могу. Совсем одеревенел, - а то подавайте ему двух сразу Наташек... Уф! Наконец-то дошел до туалета. И наверно почти никто не заметил этих жестоких страданий. Почти... Вот девушка со второго ряда, блондинка лет эдак 45, почти наверняка скандинавка с большим сочувствием и сознанием проводила взглядом. Понимает, да и слышно наверно как скрипят кости. Как меняется взгляд человека с возрастом. Лет так несколько тому назад в этом ее взгляде читалось бы ну совсем другое понимание. И почти наверняка был бы встречан взаимностью с продолжением...
Ну вот вроде жив пока и даже не устал с точки зрения "профи", связанного пожизненно с самолетами. До посадки минут сорок. Не садился бы вообще, но мешаю стоя в проходе. Наташа опять спит теперь, вольготно разместившись на обоих сидениях. Хорошо, что третьего пассажира нет. Можно встать рядом и не будить...
Леди Наташик, ишь ты! Все! Эти несколько шагов - дорога домой, ее начало. Потекли неспешно воспоминания. Обратный путь по таким знакомым улочкам, мощеным кирпичикам дорожкам, ожурными чугунными калитками, увитыми бугунвилией, оградками еще колониальных времен. Все это как и многое другое предстояло выкинуть из памяти не сожалея и без горестных переживаний. Машина выехала из ворот виллы. Он даже не взглянул в зеркало заднего вида, не смотрел и по сторонам. И мимолетную горечь уже проглоченную легко вытесняет не только радость от предстоящего возвращения домой, но и другие чисто профессиональные чувства. Он привычно начинал забывать, словно стирая из памяти компьютера, освобождая место для новой информации уже совсем другой жизни, иной реальности. Ну конечно же совсем все забыть ему не дано. И скорей всего еще очень долго нет-нет, да и будут всплывать воспоминания помимо воли. Не компьютер ведь, а живой пока мозг. А вот когда он умрет... Да и еще писать отчет - роман с мельчайшими подробностями, в том числе и интимного характера придется. Забыть нужно только переживания, страхи, страсти, боль и радость, смех и слезы. Оставить только сухой отчет ничего не забывая. И вряд ли кто-нибудь когда-нибудь прочтет что-либо между строк. Вот разве что в таком виде как сейчас вспоминается... Как не раз уже бывало ему казалось, что все, что осталось позади исчезает будто в тумане над рекой времени. И никогда еще не случалось чтобы он возвращался в покинутые однажды города и страны. Не возвращался и к оставленным женщинам, хоть и каждую из них по-своему любил...
Диск лопастей вертолета плавно разрезал раскаленное солнце Африки, которое уже на половину погрузилось в темно-зеленую кипень джунглей, а может уже и в океан. вряд ли с такой высоты можно определить что там внизу. Заходящее солнце, в сторону которого спешила вертушка слепило, заполняя собой кабину, не давая разглядеть что-либо. Да и зачем? Просто по привычке все держать под контролем? Все! Свою остановку не проеду, однозначно. Скоро пересадка. Лодка где-то у кромки замбийского берега... Ну все как у обычных граждан. Надо же - пересадка на другую линию метро. Близость океана уже сильно ощущалось даже на такой высоте. Все...! Дорога домой хоть и не простая - по воздуху, под водой, потом снова по земле и пр. и др. и тд. И всеравно - направление к родному очагу.
- Ну что простился? - услышал он сквозь рокот двигателей. Голос пилота, который тут же и опознал. Ну вот она родина, так скоро и неожиданно близко.
- Здоров Марат!
- И тебе не хворать.
- Который раз уже меня вынимаешь, а? Тебя вроде как прикрепили ко мне? Спасать "спасателя"?! Ха! Каково? А?
- А то! Ну разве плохо, капитан? Свой персональный извозчик...
- Да нет, не плохо, даже как-то радостно и спокойно. Все живы, да и родина на месте... И никто не забыт и не брошен. А ведь бывало всяко и разно.
- А что это у тебя карман оттопырен? - спросил Марат.
- Вот же зоркий сокол.
- Небось награды впопыхах напихал?
- Упс, опс, а я и забыл.
Он достал из кармана своего бежевого цивильного пиджака мешочек, на вроде табачного из бархатистой кожи зеленого цвета, развязал шнурок, перевернул. На открытую ладонь выпала коробочка. А в коробочке...
- Фить-фьююю... - просвистел пилот. Необработанный алмаз величиной с голубиное яйцо. Именно с голубиное и цвета серо-голубого. - Это кимберлитовая глина...***
- Не свисти, денег не будет...
- Конечно не будет. Когда одним такие подарки, а другие всегда пролетают. Вот это да! Вот это любовь...!
- Нет, это жизнь, вроде как бы, - возразил что-ли Черкес. - Это она подарила на память... о себе... Мда... Любовь конечно же, любовь. Сдавать придется как не крути...
- Сдурел? - встрепенулся Марат. - Сдавать? Кому? Ты вообще знешь что дома делается? Сдавать он собрался...
- Так в общих чертах...
- Вот именно в общих. Одичал ты, Саня, в этой Африке. Тяжело тебе будет принять новые родные реальности. Сдавать он будет. А кому, не скажешь? Ведь тех, кто тебя отправлял, уже и в помине нет, а многих и в живых. Впрочем как собственно и армии, да и чего уж там, той страны, которая была наша родина тоже нет. А то, что тебя вывозим - сто процентов заслуга "деда". Не знаю, застанешь живым или нет. Ты всегда был у него любимым унучеком... Так что не очень то разбрасывайся подарками. Не заложу, ты же знаешь.
- А тут вот еще что-то, глянь, бумага какая-то. Ну-ка, ну-ка, сертификат на обработку и правообладание от "Дэ Бирс"*4.
- Во-во! Он только твой. Тем более выписан на твой местный документ, сэр! Алекс Черримен.
Ну вот уже и берега не видно. Ага. Сигнал с подлодки, лестница... Вертолет словно большая стрекоза заложив крутой вираж уходит в сторону Кейптауна. А мы погружаемся. Всего-то! Каких-то сорок минут и вот уже другой мир, другая жизнь и люди кажутся все такими знакомыми, да нет родными. Дорога домой к родному очагу. Пафосно конечно, но совершенно точные ощущения.
Черкес никогда не занимался прорицаниями. Вернее никогда их не озвучивал, хотя предвидеть имел такую способность и видимо с рождения. Возможно именно благодаря этому дару попал на службу и именно в эту профессию. Когда в основном людям приходилось усиленно просчитывать варианты, возможности, случайность и пр., ему все виделось в экстримальных ситуациях на шаг вперед. В некотором роде было легче чем собратьям по ремеслу. Да и служил уже пару десятков лет. Поэтому возвращение проходило по написанному им самим сценарию или вернее по его мысленному предсказанию. Все прошло в большинстве своем именно так, как представлялось.
- Сит даун плиз сэр!
- А йес, оф корс, мэм.
На посадку пошли. Ну вот и ладушки. Совсем не долго осталось. Наташу надо растормошить, а то на ходу где-нибудь уснет, ищи потом... А она может...
"Натали..." - так и звучит песня в голове, продолжая путь воспоминаний. Хотелось одного, чтобы все по-быстрее закончилось. Похоже вырисовывалось прочувственное прощание, а он терпеть не мог подобных сцен, особенно теперь, когда происходящее походило на финал какого-то исторического фильма на подобие "Юнона и Авось". Судьба-злодейка, против которой не попрешь, безжалостно и навеки разлучающая влюбленных. Вздор. Я ее никогда не любил по-настоящему, да и она конечно же тоже. Ей со мной просто-напросто было удобно, и она будет тосковать не столько обо мне, сколько об отсутствии крепкого и надежного мужского плеча, каковое пусть и другое вполне возможно в скорости объявится. Таково оно вот так, се ля ви, как говорят французы. Глядя ему в глаза, Натали сказала почти торжественно:
- Ты останешься для меня моим личным лейтенантом. Тело... нет-нет душехранителем. И кто бы ни был рядом, буду ощущать только тебя. И это не бред, я это точно знаю. Ведь именно так я до тебя жила. И реально, почти физически ощущала своего отца. Поняла это в день его смерти, хотя при этом не присутствовала.
И до чего же это все тяжко. Вроде уходишь, но частично остаешься, да еще и не по своей воле. Опять душа на разрыв, снова не оконченное дело. А она этого и не собирается понимать. Песенка ты моя не допетая... Более того, уверена, что помогла Черкесу в карьере, там на его далекой родине. Он прекрасно знал, дома это поможет как мертвому припарки. На деле придется писать отчеты размером со средний роман. Награды африканской страны - это вроде как и не серьезно, а значит воспринимается начальством как сувениры из-за границы. А вот по поводу "белого креста" и почетного легиона возникнет масса весьма неудобных вопросов. И еще не известно в зачет чего тебе это внесут. Не факт, что в заслуги. Но к чему ей об этом знать? Не плохая девочка вроде. Нет, не правильно, самая красивая девушка в Африке, какую только Черкес встречал за свою жизнь. Да и времени в одной постели провели не мало. Пусть себе и дальше думает, что одержала хоть и маленькую, но победу, да вдобавок помогла ему сделать карьеру.
Натали вспыхнула оживлением:
- Знаешь, я точно знаю, что мы увидимся через некоторое время. Я ведь могу заявиться к вам с официальным визитом в составе делегации... Я понимаю, что ты здесь не с настоящим именем и звание да и должность как и сама профессия твоя иные. Спрашивать не буду. Знаю, что не скажешь, но можно ведь попросить, чтобы разыскали офицера, которого мы знаем под псевдонимом "Черкес". - Она улыбнулась как второклассница. - Невозможно ведь скрыть тот факт, что ты у нас работал.
Сама наивность, думает, что знает наши порядки. Наверно собирается заинтересовать кого-то по-политическим мотивам и поиметь с этого некоторый свой дивидент (интэрэс) или считает, что в " Союзе", который разваливается, кто-то отнесется к ней с должным вниманием и будет исполнять ее капризы для высокопоставленной леди как у нее в Африке.
Самолет выпустил шасси и начинает варьировать, чтобы как можно точнее вписаться в глиссаду*5. Посадка одним словом. Все так привычно и рутинно, что даже аплодисменты пассажиров вызывают некоторые удивления. А впрочем чего там удивляться. Для них это событие - типа остались живы, слава Богу. А Бог в этот момент - командир корабля. Ну правильно, они же не диверсионная группа, для которой пасадка, сидя в кресле самолета - это сверхархикомфортные условия, праздник можно сказать. Не уютно и не привычно, какие тут к черту аплодисменты... Прохожу мимо кабины, внимательно вглядываясь в лица, построившегося экипажа, прощаются. Благодарю и намеренно говорю:
- Капитан, - хоть и вижу, что это второй пилот и старший стюарт.
- Нет сэр, командир вон он в кабине. - Вижу сквозь приоткрытую дверь старательно отвернувшееся лицо, тоесть затылок. Седой и сявый, может принадлежать кому угодно от 35 до 60 лет... Нет, стоп. Да! Зрение не подвело. Шрам, ну совершенно точно, сам штопал, сам сделал рукояткой "Стечкина"*6. Он! Ошибки быть не может. Что-то я разволновался. Соберись, говорю себе. И где кстати Наташок? Как бы обратно возвращаться не пришлось. Завалилась где-то между кресел и похрен ей все ваши трагедии. Нет, вон проявилась голова между животами бюргеров. Взглядом ищет, наверное, меня. Так и хочется погладить по головке, причитая, "Не бойся, я с тобой"*7. Но вот проходит мимо не замечая, хотя смотрела в упор и почти коснулась груди. Дааа... Вот такой он, Наташок, и ничего с этим не поделаешь. Да и надо ли? Пристроился сзади с коварным намрением ткнуть легонько пальцем в ее аппетитную попку, что я проделываю практически ежедневно на протяжении лет. И она раз за разом очень красиво взвизгивает и смеется при этом. Этот взвизг или вяк это что-то умильное абсолютно уникальное. Однако я солидно сдерживаюсь - Европа-с, не поймет немчура. Ну и Наташок может спросить: "Ты меня уже не любишь", - если я этого не сделал, имея такую возможность. Дилема?! Такое впечатление, что в аэропорту Вены прочно обосновался коммунизм во всех его проявлениях. Сразу понимаешь, ты нахрен никому не нужен в смысле контроля и безопасности. Слава Аллаху, трап и автобус подали, а дальше... Свободен как плевок в полете. За стойкой паспортного контроля вообще никого нет. А о таможне они знают разве что по наслышке. Хорошо, что купил такой тур, что и такси до отеля и прочий сервис на начальном этапе в пакете.
Но вот как всегда при коммунизме такси пришлось разыскивать, дважды давать объявление по громкой. В конце концов объявился турченок и стал показывать чудеса вежливости, для начала сообщив где его машина.
- Вы постойте там, я кофе допью, покурю и поедем.
И что вы себе думаете, - таки поехали*8. Красота неописсцучая... Машинка - шикарная. Пытаюсь по турецки с ним говорить, но трудно перестроиться с ходу. Да и он как выяснилось вырос в Германии. Поэтому по-турецки говорит как моя младшая дочка по-русски. Я ее называю "чурка", не злобливо конечно. Не беда, языкового барьера нет. Говорю по-английски может не очень, но понимают. А в дальнейшем оказалось, что в Вене можно свободно говорить по-русски, так как уйма югославов, болгар, мадьяр, молдован и проче осчастливленныя европейской свободой публика. Стоит воскликнуть "пичку матери, цервена дупа"*9 иии... моментально услышишь в ответ "братушка!". Да славяне... Эк вас свободой и демократией поскручивало. Ну что тут скажешь, за что боролись, то и на хлеб намажете. Одно отрадно нет "темненьких" снегурочек. Афро как их там амер и т.д. всяких канцев. Да и арапалестинцев всяких там. Короче никто рожи рогожкой черной не закрывает. Да и вообще головешек по сравнению с Лондоном или Парижем почти нет. Не ждешь ножа в спину, бомбы в сортире... - благодать, коммунизм, раздолбайство, расслабон... Так и подмывает подленькая мыслишка: "На вас нет одного захудалого араба с бомбочкой." Совсем размякли прусаки и австрияки. Но тут же отгоняю грязные мысли. Благодать... Шкурой не приходится чувствовать и ждать подляну как в Израиле, напрмер. Наверно им здесь совсем не уютно из-за наплыва "братушек-славян". Встречаются правда совсем немного албанцы, билетами спекулируют и косят под славян. Но и эти не очень то портят общую "белую" картину. Негры - экзотика! Ну надо же! Ничего против них не имею, а всетаки глаз отдыхает.
Хороша старушка Вена. Который раз приезжаю и все время ощущаю как буд-то приехал к любимой бабушке. Хочется обнять и быть обнятым и больше никуда не уезжать. Жить этой сказкой "венеского леса", пить музыку вальса, качаться на "дунайских волнах"... Мечты, мечты, в чем ваша сладость - ушли мечты, осталась гадость... Ну не до настолько печально, и все же становится жутко не приятно, только от одной мысли, это все очень скоро кончится. Придется возвращаться в "пекло" и в прямом и в переносном смысле с его терроризмом, дороговизмом и хамсинизмом*10. Ну не буду уподобляться моим землякам. Они сказали бы: "Нудник, бери пока есть, а там..."
Сидим во дворе какого-то музея или мэрии и наслаждаемся вальсом. Уже за полночь. Возвращаясь в отель пешком, не потому что нет транспорта, а с целью еще чуточку впечатлений прихватить, ну капельку еще меда наслаждений. А ноги уже не держат, и Наташа засыпает на ходу. Как вдруг музыка, люди парами, побросав на парапет вещи, танцуют вальс. Красиво танцуют, душевно, всего лишь магнитафон и люди, которые хотят, а важно и то, что умеют танцевать вальс. Можешь и сам попробовать. Вряд ли откажут. Пары все время меняют партнеров, меняется тактика и ритм. Лица настолько счастливые, будто каждый из них обрел свою половику на всю оставшуюся жизнь. Нашел наконец то счастье высшей пробы, о котором до этой самой минуты и мечтать не смел... Аплодисменты. Так неожиданно. Я залюбовался и наверно ушел в нирвану. Кому аплодируют? А! Вон она что. Себе аплодируют, да не публика артистам, а друг другу. Аплодируют своему, только что обретенному счастью, испытанному оргазму от высшей степени удовольствия. Воздают хвалу извержению страсти, любовной драме и греховному ликованию душ, обредших единение и понимание. И они будут танцевать всю ночь. Будут звучать аплодисменты, будут любоваться друг другом иии... вальсом. И вряд ли хоть кого то печалит то, что на завтра обычный рутинный день с его работами, заботами и прочее.
Вальс! Объявил конферансье старшина первой статьи Гаранин. Вальс словно электрический импульс прошил курсантов, раслабленно разбредшихся по всему залу. Вальс! Будто команда "смирно"!
- Для выноса знамени училища! Равнение нааа... Какие-то доли секунды и обстановка резко изменилась. Совершенно незаметно для обычного взгляда курсанты вмиг подтянулись. Старшие выстроились в первой шеренге, не заметно, но настойчиво оттесняя "юнгов" назад. Взгляды совершенно точно определили цель. А цель - это девушки из хореографического училища. Наши постоянные "гости" как для уроков этики и эстетики так и для балов. Пары образованы, полилась музыка и закружился по "амурским" волнам этот жесткий курсантский мир. Рассеялись вмиг все конкретные задачи об обороне и защите Отечества, забылись сразу, причем комплексно задачи по повышению боевой и политической подготовки за весь перод обучения. Остался только вальс! И какие там заботы. Родина!? Вот она и...: " Я гляжу в ее глаза озерные"*11. И готов жизнь свою отдать и не щадить живота своего за Отечество, за это всенепременно прекрасное личико, за локоны иии... раз два три, раз два три, за эти легкие прикосновения, почти объятия. С каждым кругом, с каждым движением и звуком пары становились ближе, роднее, все больше проникая друг в друга. И понятие "защита Родины" наконец-то обретает значение, конкретику, смысл. Вот она, Родина! В твоих сильных мужественных руках! Беречь! Защищать! Любить и лелеять. Иии...ну берегись, враги! Значит не зря учимся воевать, есть ради кого. "Юнги" нетерпеливо дожидаются своей очереди, малейшего просвета в плотных рядах старших курсантов, с завистью наблюдая за этой вакханалией, кружащегося счастья, надеясь, что может быть ну кто-нибудь, ну хоть чуть-чуть устанет и выпустит из рук свое счастье. Ха! Зелень пузатая... Неважно, что всего на год младше и что девчонки и на три моложе... Сегодня наша ночь, выпускной бал. Монолитные ряды красавиц в скором времени конечно же поредеют. Разъедутся молодые офицеры, увозя и их, кроме знания и умения служить Отечеству. Не печальтесь, салажата, будет и у вас вальс...
Ну вот и настал тот самый грустный крайний день. Усталые до абсурда, плетемся в отель. Наташик присела на лавочку и тут же уснула. Нужно как-то от нее избавляться?! Тьфу ты, черт, мысли как у киллера какого-то. Да нет же конечно, просто планирую куда-нибудь спровадить одну, чтобы встретиться с Донованом. а она как чувствует подвох и цепко меня держится, особенно здесь за границей. Такой вот он Наташок. В обычное время абсолютноничего сама решать не берется, а сейчас тем более. Вон спит себе уверенная, что я не оставлю, и если что, и на руках донесу. Так, ну всетаки, что же делать завтра? Она очень хочет в художественный музей, а я музеев не люблю. Вот эту карту и разыграю, нисколько совестью не маясь. Ведь иногда очень нужно получить удовлетворение каждому по одиночке. А? Вообщем совесть обогнул, решение принял. А что? Почти Соломон!
- Наташик! Вставай, птичка, надо идти, совсем чуть-чуть осталось. Наташик! - тихонько трогаю ее за грудь и глажу по ножке. Ой! Лягается и даже приоткрыла глазки. - Пойдем, маленький! Хочешь понесу? - провоцирую, знает ведь, что ноги ни к черту, но всеравно понесу, если будет очень надо. Уж так уж скроен. Да и как такую не понести, маленькая птичка, но и ногда больно по-взрослому клюется
Да что-то у нас разладилось в отношениях, чего уж там что-то скорее все и проще сказать, так и не наладилось. Вот и проскальзывают мыслишки киллера, пора мол, избавляться, эк хватил... киллер. Скорее алиментщик. "А мы в ответе за тех, кого затащили в постель!" - как сказал один великий пси... Так что взялся - бери и неси.Вон она носик морщит. Это потому что я его (нос) пальцем трогаю. Опять лягнуть пытается. Ну все, применяю крайнюю меру, оттягиваю кофточку и захватываю сосок. О! Ага! Ох как не любит, зато проснулась! Очень устала милая, понимаю, но нужно идти.
Вот и настал день перед... Облазили все улочки, накатались на экскурсионном автобусе, навпечатлялись, нафоткались и ухайдакались. Ночью улетать, а хочется успеть объять все остальное. Настаиваю на разделе сфер интересов на день сегодняшний. Вижу очень страшно моей маленькой птичке, даже такую малость побыть одной. Заходим после долгих припирательств в музей всетаки вдвоем. малость перевожу у швейцара, покупаю ей билет и вдруг слышу: "Ну как же я сама? Ну пойдем со мной!" - И такие жалобные глазки, прямо всплакнуть захотелось. Ну все, применяю старый шпионский метод "обрубание хвоста". Классика. Строго предупреждаю о времени, хотя прекрасно понимаю, что всеравно опоздает, всеравно перепутает место встречи... Буквально убегаю. Мне то стыдно проявить непунктуальность, не поймут коллеги. Благо в Вене любой транспорт - наземный, подземный и прочий налажен прекрасно. Информации валом. Ни контролеров, ни турникетов, ни касс, ни шлагбаумов, что бьют наглых зайцев по башке - нет. Коммунизм бля... Вот где шпионить кайф. Такая беспечность! Уверен, "братушки" поголовно "плейбоят" на транспорте, это к гадалке не ходи. Турникетов даже нет, ну надо же! Мы раз гулямши чуть к канцлеру в гости не зашли через черный ход. Видим, девчушки симпатичные гурьбой через ворота шествуют, смеются, довольные. Я грешным делом подумал, проститутки, мероприятие какое-то... Ну и решил нахаляву протиснуться под то да сё.
- Наташик, за мной говорю и не возражать, - "авось" русское на кривой козе всегда вывозит. Пристраиваюсь в "кельватер"*12 к самой как мне казалось симпатичной попке и... цугом*13. Наташик хвостиком за мной, морды - топориком...
- Мистер, мистер!
- Облом.
- Вот, - спрашиваю юношу, вышедшего нам на встречу, - тебе надо?
- Ааа..., - замялся мальчик неуверенно.
- Сюда нельзя, вы извините меня мистер сто один раз. Сожалею...
- А че такое, - опять вопрошаю буром, с элементом недовольства в голосе. - Им, - указываю на "шлюх" , - можно? А простому имплортному туристу нет?
Юноша еще пять раз "поссорил" и мягонько так пояснил, что эти симпатичные славяночки не есть то, что вы себе, старый сэр, удумали. А это есть быть обычные уборщицы. И это здание, не извольте гневаться, товарищ импортный турист, не музей, как вы себе, старый сэр, удумали:
- А! Извините великодушно, резиденция самого канцлера Австрии!
- Вот это да! Так лопухнуться...
Ну как тут не облажаешься. Выплывает, иначе не скажешь, пухленький, застенчивый блондинчик и начинает извинениями сыпать как автомат для размена монет. Да и это, кстати, - не то, что автомата нет, но и какаго-либо малюсенького пестика тоже нет. Наверно спецагент разит вежливостью наповал и на обаяние как на шампур всех врагов насаживает.
Я на месте еще сделав шаг из трамвая, "прострелял сектора", прокрутил (круговой обзор) картинку... Настолько "это" въелось в подкорку организма. Наверно когда "туда" приду, сделаю тоже самое автоматически или рефлекторно. Дон Иван стоял впрофиль прямо у остановки. А сказал, что у входа на рынок - тоже выучка. Врага или друга, но нужно вычислить раньше него. А и правда, по прошествии лет друг или... Вон старательно делает вид, что пока не видит, старый лис.
- Здорово дон Ваня! Да не крути ты шарами, повылазят из орбит. Вижу давно срисовал, не шифруйся, хвост я обрубил в музее, да и то сказать по правде хвостик. Других не было, старина.
- Ох Черкес! Ты как всегда такой как ты есть. Ничего и никогда не боишься. Завидую даже. Как ты всегда говорил, чего боишься, то и накроет.
- Да отпусти ты, черт, - пытаюсь освободиться от его захвата, который называется "объятия". Однако на самом деле так проверяется объект на наличие дурных намерений в виде холодного и теплого оружия. - Отпусти, блондин, что люди подумают, встретились "голубки".
- Да ладно, здесь это в порядке вещей. - И действительно только вчера фотографировался с двухметровым трансвеститом в драных колготках.
- Так ты что ориентацию потерял? Теперь ищешь, откуда ноги растут и почему они, ноги, так воняют. Ну что пощупал? Не бзди, я на самом деле как тот кот, гуляю сам на сам. Правда с хвостиком. Ты ее видел, спала рядом.
- А как ее зовут?
- Наташок
- Натали??? Ну...?
- Да нет, нет, именно Наташок. Нет больше Натали, совсем нет. Ни ее нет, ни той страны да и моей тоже.
- Как и моей. Вот живу в Австрии, работаю на бывшего "врага", в душе "Африка" чернее не бывает.
- Ну это ты напрасно. Я только недавно думал, кайф в такой стране шпионам. Напишу рассказ на эту тему и назову "Шпионский рай".
- Ты что пишешь мемуары?
- А ты с дуба случайно не падал? Я конечно же не хочу, чтобы обо мне написали: престарелый джентельмен удачи безвременно скончался от передозировки свинца в организме. А ты вообще слышал о наших с тобой знакомых, попробовавших писать мемуары.
- Имеешь ввиду Пашу?
- И не только, Макс Боренсон, Ботман и многие другие, которые подумали, что если страны, секреты которой тебе довелось узнать, больше нет, то можно и поболтать.
- И всетаки, ты же пишешь?!
- Да конечно, но это далеко не мемуары. А если и пишу, то это скорей сочинения похожие на шифровки, развернутые до уровня обычного читателя. Понять или узнать что-либо кого-либо даже узнать место происходящих событий попросту невозможно. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Это только кажется, что все прошло, умерло. Существует множество долгоиграющих тайн. Тебе ли нужно объяснять?
- Почитать дашь?
- А ты Гоголя уже прочел? Помнится в 88 году я тебе подарил.
- Нет, к моему стыду, не тяну я русский даже в переводе.
- То-то же. Не думаю, что это где-то будет напечатано. Боюсь проколоться и сгубить кого-нибудь невзначай. может лет через сто потомки раскопают и напечатают. А сейчас ни читать, ни слушать никто не хочет. Даже друзей приходится уговаривать выслушать стихи, написанные про них, весьма смешные и сильно печальные...
- Да дети интернета, гугела и велосипедии (википедии)
- О! И ты туда же. Я ведь тоже так каверкаю википедию. А интернет - матернет.
- Ладно пойдем... Я тут в ресторанчике столик заказал, повидаешься кое с кем...
- Опять твои сюрпризы, Вань! Я ведь так и не спросил, дети, жена?
- Пойдем, пойдем, здесь недалеко, сам все увидишь.
И правда, буквально "за углом" малюсенькое кафе прямо в лавке антиквара, жутко старинная, почти музейная, ровно на троих, тоесть на три столика. Чем не "явка"? Очень удобно. Хозяин, он же бармен, он же официант, он же профессор Плейшнер, а улица конечно же Цветочная*14. По обе стороны входной стеклянной двери из двух половинок, расписанных потемневшими цветами и узорами горели не яркие желтые шары на древних витых кронштейнах. Повернув массивную бронзовую ручку Ван жестом пригласил входить как к себе домой, почему то подумалось между прочим. "Будь как дома," - прочитал он мои мысли. Взору открылось тускло освещенное помещение, с потертым ковром под ногами и массивными неподъемными креслами, обтянутыми потускневшей кожей. Тихо и пахнет как в музее пылью древности. В дальнем конце "лавки кафе" на старомодной конторке горела настольная лампа, очень похожая на керосиновую или карбидную с зеленым "сталинской формы" абажуром. По первому впечатлению лампа была ровесницей военного монумента, установленного недалеко от рынка на площади лет эдак двести назад, а за ней в ленивой позе восседал индивидум немногим моложе и лампы и монумента, взиравший на нас с филосовским спокойствием счастливца, измерявшего время не часами и даже не веками, а пожалуй что геологическими периодами. Полное впечатление, что человек с таким лицом и не подозревает о существовании столь мизерных отрезков времени как часы и минуты. Было в старике нечто от изначальной и вечной египедской пирамиды. А прямо перед ним в дальнем углу за столиком восседали еще две примечательные фигуры. Примечательными тем, что они были черными, редкость для Вены, о чем я недавно упоминал. В этом антикварном полумраке я с трудом смог разглядеть, что это мужчина и женщина. По мере приближенния начала вырисовываться картинка. Негр был стар, огромен, с несуразной бороденкой на его очень крупном лице... серьга в ухе в виде прыгающего массая... шрам на полголовы как сабля.
- Талангааа! - с постыдной несдержанностью кричу я, распугивая и разрушая эту антикварную тишину. Он подскочил и от него отлетели казалось бы неподъемные кресла и стол вместе с другим креслом и женщиной в нем.
- Черкес! - заревела эта горилла, - Алекс, черт тебя не бери. - Так вот что за сюрприз Ван подложил.
- Как же это возможно? Командор "Черной мамбы" и где? В стране, которая целиком музей и по частям - антиквариат.
- Да и ты, как вижу, не в Африке и даже не в Полинезии...
- Садись Алекс и знакомься, а то с вашими дикими замашками и восторгами джунглей про даму совсем забыли.
- И я обалдел. - Цепенея по мере того, как в мой "вижен" проникла эта черная картинка...
- Виктория, - как сквозь сон и совсем издалека произнесли эти пухлые губки. И это милое создание приподняло изящно тоненькую ручку ровно для светского поцелуя.
- Принцесса! И не верится! Какая жгучая завораживающая красота. - Я поцеловал эту ручку, нет не ручку вовсе, лапку пантеры и с трудом проговорил. - Алл... Аллекс.
- Виктория Танга, - пророкотал старый негр, - моя младшая дочь.
- Дочь? - Не верю я. - Твоя? Ты же Таланга.
- Да моя. А ты думал у такого страшного орангутанга не может быть красивой дочери? А фамилия от матери. Ты должен помнить, у нас матриархат.
Мне стало жутко неловко и даже кажется покраснел впервые за много лет. Хорошо, хоть полумрак скрыл часть моего позора.
- Ну хватит, папа. - Воскликнула пантера и звонко рассмеялась, вернее зазвенела мелодичным хрустальным колокольчиком, будто задорная рыжая девчонка. Похоже ей нравилось наслаждаться властью своей красоты и обаяния над мужчинами.Она упивалась смущением, вызванным у большого сильного мужчины...
- Ну давай, Черкес, вмажем как русские говорят, и не компоту.
Подошел бармен с подносом, на котором стоял самый что ни на есть русский запотевший графин. Штоф что-ли, как называли наши деды и стопочки, самые настоящие граненые стопочки. На тарелочке огурчики маринованные и шкварчащие шпикачки, немного черного хлеба и луковица, разрезанная на четыре части.
- Ну в точности как ты учил и даже Ванькой меня назвал после второй бутылки, помнишь?
- Конечно Вань.
- И еще я запомнил на всю оставшуюся жизнь: "Раз пошла такая пьянка - режь последний огурец".
- Не хватает хохла одного с фамилией Наливайко, - промурлыкала Виктория, мило жмуря свои выразительные глазки.
- О?!
- Да-да! Она все наши шутки знает и кстати неплохо говорит по-русски.
- Откуда?
- Она выросла в Европе, лицей, университет, факультет "Восток" и прочее. Да и с нами постоянно общается. Работала референтом в посольстве Югославии, потом в ЮНЕСКО.
- Вот это дела. А у меня младшая дочь Виктория скоро во "вражескую" армию служить пойдет. Старшая в России, замужем, адвокат плюс два внука. Ну а где жены? Танга где? Наверно красавица тоже. Никак не может быть, что не красавица. Вань, а ты... - Я вдруг почувствовал заминку и потихоньку замял восторги. Можно сказать лицо командора стало чернее черного. Молчание затягивалось, угрожая разрушить радость от встречи.
- Она погибла Алекс, тогда погибла, когда "Мамба" помог вам вытащить всех посольских вместе с архивом "нажитым добром" и любовницами. Место всем тогда хватило даже "африканским собакам", якобы лояльного Советам правительства. Хватило всем, кроме командора Мамбы Таланги и его жене Танга. Знаешь, это был последний вертолет. Танга прикрывала мужа, который нес на себе военпреда Саблина. Путчисты наверняка узнали про это и скорее всего от кого-то из ваших. А по-сему палили как озверевшие, прекрасно зная кто такой Саблин. Вобщем, дотащили, загрузили и он торжественно заявляет командору: " Ты мне нужен здесь, остаешься и возглавишь подполье". Подонок! Таланга умолял забрать жену с маленткой дочкой, кричал, что сделает для него все. Полковник, - ревел Мамба, - забери только жену и дочь. Но куда там - места нет. Наверно напрасно он вывез столько народа. Теперь оказался лишним. Танга, серая от пыли и животного страха, так африканцы бледнеют, прижимала к себе, завернутую в "броник" дочку. Нет, она не плакала и не умоляла. Какже, командир женской роты и плакать... Нет! Но в глазах был ужас и вопрос. Как же так? Неужели невозможно взять этот маленький комочек в такую большую сильную машину?
Вертолет взмыл, слишкои резко заложив вираж, едва не коснувшись лопастями земли, показав на прощание красные звезды и громадную надпись на весь корпус "СССР". - Будьте вы прокляты, - кричал Таланга. Да исчезнет с лица земли ваша СССР и чтоб подох в муках полковник Саблин вместе со всей шайкой парторгов, комсоргов и всяких идеологов.
Я с небольшим отрядом парашютистов пробивался к нему, видел эту сцену "прощания" в бинокль и слезы буквально мешали смотреть. Его бойцов не нужно было уговаривать. Они как звери рвали все на своем пути. Страшная сила, я тебе скажу, черная Мамба. Из пятидесяти бойцов осталось двенадцать и я - "чертова дюжина". Всетаки прорвались, положив горы трупов. Но все это было напрасно. Пуля попала ей в шею, на сантиметр выше бронежилета. Мы думали, что Таланга тоже погиб, но нет, нафарширован пулями, закрывал жену и дочь до последнего. Он сознание потерял только тогда, когда понял, что я спасу их, и когда мы вырвались в относительно спокойное место. Потребовал: "Поклянись, Ван!" - и потерял сознание, после того, что услышал: "Клянусь". Что самое обидное, повстанцы так жестоко бились только из-за Саблина.
Потом была долгая дорога в Замбию. Бойцы несли его на руках через джунгли даже тогда, когда не верили, что он еще жив. Партизаны Замбии притащили какого-то колдуна, который не знаю какой колдун, но лекарем оказался отменным. Белый, прочно обосновавшийся в Африке, но не рожденный здесь, оказался прекрасным хирургом. Наковырял из нас пару ведер свинца и заметь, в сердце джунглей организовал лазарет. Вот тогда дочка и получила свое имя Виктория. "Виктория" - водопад, возле которого мы и возвращались к жизне. Потом я вернулся, работал в Тонго, в Новой Зеландии и в Юго-Восточной Азии. Попал случайно в эти края через пять лет. До этого ничего о командоре не знал. Встретились мы опять же совершенно случайно. Их обложили со всех сторон, "красные" правительственные войска и штатовские рэйнджеры. Была совместная операция. Хотели убрать партизан "анархистов" из джунглей, да и из Африки вообще. Они ведь никому не давали покоя, особенно бывшим Советам и американцам. А тут вдруг оттепель, перестройка, нарисовалась дружба Россия-США и пр. и т.д. Вообщем забрал я их себе, что стало быть возможным только с приходом Манделлы. Викторию выхаживал доктор. Не знаю каким авантюрным ветром его занесло в Африку, что-то ведь скорее всего натворил, Белый шаман, как его называли в округе, но в конце концов оказался классным дедушкой для Виктории и для нас отцом и братом в одном лице. Дал ей отличное начальное образование в полевых условиях и воспитал недурно. Мы зовем его Лорд и похоже не без оснований. Великолепное, иначе не назовешь, воспитание, эстэт, царские манеры, при этом отличный друг и товарищ. А как умеет хранить секреты, любая разведка обзавидуется. Мы ведь до сих пор не знаем его предисторию.
- Вань, а это не он ли самый за стойкой?
- Как догадался?
- Да как только вошел, сказал себе профессор Плейшнер*14. Был такой персонаж советского кино про великого разведчика Второй Мировой.
- Вот я их всех и вывез. Сначала к себе в Кейптаун, а затем в Европу. Жили в Голландии, во Франции и даже в Югославии. Вобщем, скитались. Теперь вот в Австрии. И ты, знаешь, лучшей страны не встречал. Думал, временно, пока дети учатся, потом вернусь на родину или куда-нибудь поближе. По работе пару раз летал и напрочь уверился в том, что нет больше ее. Нет Родины, и даже ничего похожего не осталось. Сбылись проклятия Черного Мамбы, Союз развалился, да и весь остальной коммунитический и не только, мир рухнул со всеми своими "благими намерениями, которые как оказалось вели прямиком в ад"*15. Да, кстати, военпреда Саблина тогда перевели в Афганистан. Так вот за год до вывода Советских войск, духи заблокировали в ущелье близ Геррата колонну. Все танки оказались "беременными"*16. Духи были узбеками и отпустили почти всех бойцов практически невредимыми, а вот командиров зверски покромсали. Особенно досталось одному полковнику, догадываешься о ком я говорю?
- Саблин что-ли?
- Да, он был старшим в колонне. Так с него срезали кожу до пояса от шеи и так аккуратно, что он жил еще дней пять, пока его не подобрал какой-то пограничник, привезли в госпиталь, пытались лечить, зашить. Один из фельдшеров увидел у него канатик какой-то в горле, ну и решил потянуть. Взрывом разорвало с десяток человек, граната в животе оказалась.
- А ты откуда все так подробно знаешь?
- Так мы ж тогда активно "дружили" с вами против американцев. Вот я как раз и работал в Афгане.
- Я тоже.
Комок в горле начал ощутимо перекрывать воздух и словно замутнение от сильного наркотика накатила волна смешанных чувств, необъятного размера обида, а за ней страшная ненависть в виде гранаты с вырванной чекой, которую с трудом удерживает, сведенная судоргой рука. Послышался явный "зубовный скрежет"*17. Краем глаза я увидел большую мутную слезу, скатывающуюся по щеке этого огромного черного мужчины. Страшные, очень злые мысли рвали мозг: "Были бы рядом и хорошо бы, чтоб живы все "эти", нет ну хоть бы один из этих начальников, благодетелей, бля... Обнять бы их с теплом благодарности и... разжать руку, в которой граната. За все! За друзей, убитых и искалеченных, за тех салажат, которые охраняли колонны "беременных танков". За всех тупо преданных, проданных, да и просто забытих за ненадобностью и вследствии изменившейся политической обстановки. За... Человек может простить все, но больше всего ненавидит укравших или обманувших надежду. А предают только свои, как говорили французы. За... можно очень долго перечислять, одной жизни вряд ли хватит на то, чтобы только вспомнить количество раз тебя предавших, подстав и откровенного шакальства. Да и зачем. Понимаю, что от этого ничего не изменится. Ненависть и обида не уйдет и не рассеится острое отчаянное желание взорваться с "этим" и унести их с собой в преисподнюю. А там попытаться, использовав протекцию "любимчика" устроиться истопником у адских сковородок, дослужиться до бригадира, согласно полученному образованию и земному опыту и жарить их, жарить, неутомимо и самозабвенно. И не только тех прошлых, а и сегодняшних и даже будущих. Виктория плакала и всхлипывала по-щенячьи, размазывая мокроту по щекам. Только Ван, сивый, и от этого казалось очень холодный, замер с остекленевшими глазами. У каждого из нас было сейчас только свое собственное горе, но и конечно же, общее, наше, не зависимое ни от цвета кожи, ни от страны происхождения. Ведь войны и горе общее и подонки и предатели, всегда и везде одинаковы в своей мерзости. Нет и никогда не будет прощения поджигателям войны, организаторам горя, пособникам смерти. Знаю, что мои мысли - грех, но вряд ли у меня получится избавиться от них, разве что "там", у котлов в очередную ночную смену.
Помянем, - услышал я скрежет собственного голоса, прорвавшегося откуда-то из чрева. Сказано было по-русски, а понято интернацианально.
- Помянем, Донаван - по английски
- Вечная память - Таланга - на Суахи;ли.
Лорд, держа в одной руке бокал, другой приобняв Викторию, жестом попросил всех встать. И действительно по-королевски грациозно осушил свой бокал. Все остальные последовали его примеру. Сели и уже не смогли молчать. В основном спрашивали друг друга и отвечали на вопросы.
- А твоя семья, Ван?
- У меня третья жена, трое детей от первого и второго брака. Живем все порознь, так называемой свободной жизнью.
Пояснения к главе первой
* х/ф "Белое солнце пустыни"
** германская авиакомпания
*** кимберлит, сопутствующая порода алмазных копей
*4 De Beers (по-русски произносится ) — международная корпорация, которая занимается добычей, обработкой и продажей природных алмазов, а также производством синтетических алмазов для промышленных целей. Основана в 1888 году на территории нынешней ЮАР. Рекламный слоган: «A Diamond Is Forever».
*5 Глиссада (фр. glissade — «скольжение») — вертикальная проекция траектории полёта летательного аппарата, по которой он снижается непосредственно перед посадкой. В результате полёта по глиссаде летательный аппарат попадает в зону приземления на взлётно-посадочной полосе.
*6 автоматический пистолет Стечкина, производство СССР
*7 «Не бойся, я с тобой!» (азерб. Горхма, м;н с;нинл;ј;м, Qorxma, m;n s;ninl;y;m) — советский двухсерийный приключенческий, музыкальный, комедийный телефильм Юлия Гусмана, вышедший в 1981 году.
*8 одесский жаргон
*9 матерные выражения южных славян
*10 хамсин - пыльно-песчаная буря на аравийскойм полуострове
*11 строчка из бардовской песни
*12 построение кораблей один за другим
*13 впряжение лошадей один за другим
*14 советский х/ф "Семнадцать мгновений весны"
*15 благими намерениями, устлана дорога в ад - народная поговорка
*16 танк с наваренным двойным дном, который использовался для вывоза "честно заработанного добра" или награбленного у гражданского населения драгоценностей из Афганистана "не чистыми на руку" отцами командирами.
*17 выражение библейское "Армагедон"
Конец первой главы. Продолжение следует