Сергей Есенин приехал в сравнительно сытый Харьков из голодной Москвы в конце марта 1920 года с другом поэтом Анатолием Мариенгофом. Их приютил у себя на квартире журналист Лев Повицкий. Шла пасхальная неделя. Город радостно бурлил как днем, так и ночью. Москвичи быстро вписались в этот своеобразный ритм. В пасхальную ночь Сергей вместе с Анатолием Мариенгофом гулял по городским улицам и в одном многолюдном месте не удержался, прочитал свое стихотворение «Пантократор». Довольно большое, почти в шестьдесят строк, стихотворение было насыщено разноплановыми поэтическими образами и сравнениями в диапазоне от земли до неба. В числе земных – конь, оглобли, телок, дуга, сбруя, грива, узда, ржанье, молоко, бочка, поле, сад и другие детали сельского быта и пейзажа. А среди небесных – солнце, месяц, радуга, заря, Водолей, Медведица, Полярный Круг, лучи, звезды и Сам Господь. Едва ли случайные прохожие, оказавшиеся в числе слушателей Есенина, могли сходу разобраться в замысловатой системе поэтических образов. Скорее, они на слух воспринимали хлесткие фразы: «Я кричу тебе: «К черту старое!», непокорный, разбойный сын», «О, вывези наш шар земной на колею иную». И некоторые другие не менее звучные революционные выражения. Молодежи все это очень понравилось, она стала бурно выражать восторг и, подхватив поэта на руки, несколько раз подбросила его вверх.
На следующий день, хорошенько выспавшись и плотно позавтракав, Есенин вышел на прогулку со Львом Повицким. Направились к зданию городского театра. В небольшом сквере недалеко от него замедлили шаг и стали с интересом рассматривать собравшуюся здесь многочисленную праздничную публику. Со всех сторон звучали радостные возгласы: «Христос воскрес!» - «Воистину воскрес!» Люди троекратно целовались и поздравляли друг друга с великим христианским праздником. Ребята тут же, на дорожках катали крашеные яйца и азартно стукались ими, выясняя, чье крепче.
Есенин щурил под ласковыми лучами весеннего солнца свои голубые глаза и улыбался.
- Знаешь что, я буду сейчас читать стихи! – сказал он вдруг Повицкому.
Тот уже знал о ночном успехе Сергея с чтением «Пантократора» и одобрительно произнес:
- Это дело.
Сергей легко вскочил на скамейку, провел рукой по золотисто- желтым волосам ото лба назад и слегка наклонил голову вперед, «бычком». Сосредоточившись, выбросил перед собой полусогнутую правую руку, подчеркивая этим жестом, что он обращается к проходившим мимо людям, и начал громко читать:
Не устрашуся гибели,
Ни копий, ни стрел дождей,-
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.
Он читал звонким, сильным голосом, еще не тронутым той осиплостью, которая появится у него года через три. Его чтение сразу же привлекло внимание прогуливающихся. Десятка полтора человек повернули головы в сторону чтеца и, замедлив движение, стали с любопытством слушать его.
- Смотри-ка, новый пророк объявился, - произнес благообразный господин с тростью, обращаясь к даме в шляпке под вуалью, которая держала его под руку. – Давай послушаем, что он будет пророчить.
- Дорогой, пророки бывают разные, - мягко возразила она. – Одни - от Бога, другие – не от Бога. Надо еще разобраться, от кого этот?
Господин с дамой остановились недалеко от лавки. А Есенин продолжал чтение, жестикулируя правой рукой. Обычно движения его руки были волнообразные, в такт покачиваниям гибкого сильного тела, но сейчас Сергей резкими короткими взмахами руки как бы рубил воздух:
Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело
Выплевываю изо рта.
- Видишь, дорогой! - осуждающе произнесла дама под вуалью. – Он выплевывает причастие, Христово тело. Значит этот пророк не от Бога. Пойдем отсюда!
- Да, этот – от Антихриста! - Громко и резко согласился господин.
Его слова будто эхом отозвались в толпе, которая уже насчитывала несколько десятков человек:
- От Антихриста! От Антихриста!
Толпа недоброжелательно загудела. Однако Есенин не обращал на недовольство слушателей никакого внимания. Он бросал и бросал им в лицо тяжелые, рубленые фразы.
Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест:
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.
- Видишь, он и от спасения души отказался, - продолжала дама, которая с трудом пыталась выбраться с господином из нарастающей толпы. – Он проповедует какое-то свое учение.
- Несчастный! – язвительно произнес ее спутник. – Жаль, что он не один такой сейчас.
Глаза Есенина грозно сверкали, точно голубые клинки. И его голос громоподобно раскатывался над головами людей, над сквером:
Протянусь до незримого города,
Млечный прокушу покров.
Даже богу я выщиплю бороду
Оскалом моих зубов.
Ухвачу его за гриву белую
И скажу ему голосом вьюг:
«Я иным тебя, господи, сделаю,
Чтобы зрел мой словесный луг!»
- Это богохульство! – звонко выкрикнула дама под вуалью. - Я не хочу и не буду слушать этого безумца!
- Безумец! – гневно выкрикнул господин, погрозив Есенину тростью. –Богохульник!
Он стал энергично выбираться из толпы, сердито раздвигая людей плечом и тростью. Дама следовала за ним. Еще несколько человек с негодованием потянулись за ними. Из оставшихся многие громко выражали свое возмущение:
- Антихрист! Богохульник! Это кощунство! Бей его, богохульника!
Есенину грозили кулаками. Кто-то стал продираться к скамье с намерением стащить поэта.
Лев Повицкий с тревогой наблюдал за развитием событий. Верующие-фанатики запросто могли намять бока поэту, а заодно и его другу. Но Есенина угроза расправы, казалось, только возбуждала. Судя по всему, он собирался до конца прочитать поэму «Инония», которая так взбудоражила людей.
Толпа гневно клокотала и угрожающе надвигалась на Сергея. Выручить его могло только чудо. И оно свершилось. В сквер вошел военный патруль моряков. Внимание патрульных сразу же привлекла встревоженная, гудящая толпа, окружившая с трех сторон энергично жестикулирующего на скамье молодого человека. Непорядок!
- В чем дело, товарищи? - строго спросил старший патруля, подходя к толпе.
- Товарищ читает очень уж революционные стихи, - объяснил кто-то.
- А, революционные? Читай, товарищ, читай! - громко произнес старший патруля. – Кто не хочет слушать, пусть уходит.
Патрульные протиснулись к самой скамье и плотной шеренгой стали лицом к толпе. Накалившиеся, было, до предела страсти стали быстро гаснуть. Большинство слушавших, посылая в адрес поэта гневные слова осуждения, направились прочь. Остались матросы и небольшая группа молодежи.
В синих отражаясь затонах
Далеких моих озер,
Вижу тебя, Инония,
С золотыми шапками гор…
Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера – в силе.
Наша правда – в нас!
Есенин закончил поэму и пружинисто спрыгнул на землю. Слушатели приветствовали его доброжелательными возгласами и аплодисментами.
Сергей обнял за плечи старшего патруля и широко, во все лицо улыбнулся ему.
- А что такое Инония, которую ты «видишь» в своем стихотворении? – спросил моряк.
Прищурившись, Сергей хитро посмотрел на него голубыми глазами и слегка похлопал по плечу.
- Инония, браток, - это такая необычная, придуманная мною страна. В ней всё иное, чем в известных на земле странах. Потому я и назвал ее Инонией.
Сергей Есенин и Лев Повицкий еще долго гуляли по праздничному, пасхальному Харькову.