Когда у старика сломалась шейка
Бедра – уже не прежний он ходок.
Как говорит Евгений Евтушенко,
Поэт в России больше, чем хот-дог.
Поэт в России больше, чем сапожник,
Поэт в России больше, чем гончар,
Береза, дуб, осина, подорожник,
Заложник пусть не гения, но чар,
Которые не снимет даже Пушкин,
Не затуманит даже анаша…
И у поэта ушки на макушке,
И у поэта зрячая душа.
Поэт в России больше, чем наместник,
Свидетель поражений и побед.
Поэт в России больше, чем на месте,
Поэт в России больше, чем поэт.
И проницать – повинность и призванье,
Поэты – как открытые краны.
И эти вены, вскрытые не в ванне,
Исходят кровью века и страны.
И сами их носители исходят
За межи, за границы, за терпеж.
С поэтами и бед не происходит,
А кажется, что корчатся без кож.
Отыщут не овчарки, не ищейки
Те в глотку правды вбитые комки.
Поэты бедрам не ломают шейки,
Зато ломают шеи и замки.
Они вскрывают сущностные коды,
Живя лишь над, пусть загнанные под.
Поэты – это первенцы свободы,
Когда ни вер, ни радуг, ни свобод.
Они таких разносчики инфекций,
Оголена пред коими толпа.
И несколько достаточно инъекций
Для ушатанья этого столпа.
Закон – скала, однако даже это
Разрушиться способно невзначай.
И все подвластно разуму поэта,
Несущему тревогу и печаль.
Но это потаённо и глубоко,
Особенно в зеленых новичках.
Куда глядит взыскующее око,
Когда другие – в шорах и очках?
Когда на массе – розовые стекла,
Стекольщики, как водится, в бинтах.
И все вокруг искусственно не блёкло,
А истина – в естественных цветах.
Бутоны роз нейдут у нас тулупу.
А соловьями не поют сычи.
Поэт имеет собственную лупу,
Что выправляет слабые лучи.
Поэт и правду даже преломляет,
Меняя направление словам.
И хвост у той собаки ущемляет,
Которая недружественна вам.
О, у меня такое тоже было,
И в миражи я верил горячо!
Дотоле мою душу не знобило,
Пока не села муза на плечо.
А уж за ней такие все витии,
Такие трубадуры за спиной!
И начались мои перипетии,
И понял я, насколько я больной.
Насколько я недужен этим даром,
С которым не отправишься к врачу.
И, времени уже не тратя даром,
Я с той поры без устали строчу.
Мне видится невидимое прежде,
Мне слышится неслышимое вновь.
И хочется в немеркнущей надежде
Разить лишь в глаз, не попадая в бровь.
А жизнь моя течет без приключений,
Я не ношу ни шпагу, ни пращу.
Но в океане смыслов и значений
Я только откровение ищу.
Я не могу без целей и мишеней,
Поэт в России больше, чем стрелок.
Но, испытав достаточно лишений,
Не прохудил я напрочь котелок.
Пусть годы рассыпаются, как вехи,
Но знания – бесценные плоды.
И что латать у времени прорехи?
Прорехи – это окна и ходы.
На веки нам особые приметы
Наносит ночь дыханием грудным.
Уж таковы, наверно, все поэты
С диагнозом в истории одним.
Уж такова их доля – быть на стреме
И вечно над обыденным парить,
И ничего не знать на свете кроме,
Как голосом бессмертным говорить.
Мне кажется, я выучил законы,
А кажется – не выучил совсем.
И, наблюдая хаос заоконный,
Я существую мимо этих схем.
Я существую мимо направлений,
Не потеряться только мне в пути б.
Какой пророк, какой там, к черту, гений?
Обычный сомневающийся тип!
Но так я исповедую пустыню
И добываю собственный экстаз.
И, принимая нечто за святыню,
Не верую в чужой иконостас.
И у меня свое на это войско,
Свои, а не трофейные клише.
И я еще не знаю, что за свойство
Ношу я в переменчивой душе.
Не надо вам вторгаться в эту область:
Какой, мол, интересный экземпляр!
И даже препарировать особость
Мою не надо, глядя в окуляр.
Хоть я – удобный корм для пересуда,
Пусть не распутник, но и не монах.
Я просто, очевидно, не отсюда,
Немного заплутал во временах.
И что сказать в моем непостоянстве,
И как себя с пространством увязать?
Что я в таком несвойственном пространстве
Еще пытаюсь что-то доказать?
Ума во мне как будто не палата
И нет на мне ни шпор, ни эполет.
Да только вот душа моя крылата
И где-то в ней отыщется поэт.
На поле брани славные штандарты,
А с поля брани стыдно убегать.
И душу ранят серые стандарты,
И хочется шаблоны низвергать.
Народ вокруг пестрит, конечно, разный,
В достатке и проныр в нем, и задир.
И только у меня наряд не праздный,
Что выписал нездешний бригадир.
Есть огоньки, что в небе негасимы,
Они нам и указывают путь.
И скоро я свои истрачу силы,
А, может, унесусь куда-нибудь.
Мне кажется иль видеть приходилось,
Теперь и не припомнится к тому ж,
Что там бы это свойство пригодилось,
Где крылья шьют особые для душ.
2015