Жил был дед, дед жил сто лет, только как сказать что жил.
Все сто лет в кромешной мгле проходила его жизнь.
Он был юн, летал на юг, плавал и на корабле,
Возле юнг, в глуши кают было прожито пять лет.
На войне был, на войне он, стрелял и убивал,
Видел небо он в огне, слышал разные слова.
Он летал, его лета, знал лишь командир полка.
Сталь борта, мотора такт были музыкой, раскат
Взрыва бомбы, криков боли, он любил всего сильней...
Раньше мог бы на заборе признаваться в чувствах к ней.
В десять лет он был атлетом, так что прыгал выше всех
Каждым летом, сняв штиблеты, бегал голым по росе
Мылся в бане утром ранним, ночью лазал в огород
Дядей Ваней солью ранен был однажды и был горд.
Лучший в школе, любил Олю, или Свету, может быть,
Было столько их за сто лет, позабыть легко. Судьбы
Он не встретил, его дети из приютов, детдомов,
Каждый третий мальчик, этим он пытается клеймо
Смыть с души, вот только души, рядом с ним, рука с рукой
Этого сейчас задушит, этого проткнет штыком.
Этот малый слишком мал был, до стола не достает
Кровь хлестала ярко-алым, штык проткнет его живот.
Эти трое, как герои убегали из-под бомб
Стройным роем, память роют: "Ну, старик, еще! Слабо?"
Жил был дед, а может не жил, как эпоха, как кино
О зиме, где ветер снежит, позабытое давно.
Переснятое местами или полностью, как знать.
Светы, Оли, Риты, Тани, лето, осень и весна.
Только помню неприкрытый гроб, медали на столе.
Дед, ты жил. Всем вопреки ты, проживешь еще сто лет