Что-то солнышко пригрело, а уж осень на носу,
Время в темя бьёт, безжалостно стрекочет,
На плечах своих сутулых вещевой мешок несу,
А в мешке мозги и сердце кровоточат.
Я зайду с мешком в парилку, кину кости, вскрикну: «Ах!», –
Мне нельзя туда, но сердце жара просит,
И зажмурятся от крови миражи в больных мозгах,
Пробивая память, лежбище и доски.
Стол дубовый, спирт, колбаска, золотистый завиток,
Оказавшийся в умелых пальцах тонких,
Между эфами ложится на скрипичный потолок
И поёт аккорд затравленного волка.
Ожидает боль и мука, покаянная слеза,
Что мешало завиваться днём и ночью?
Но черту перешагнувший, он отрезал путь назад,
Ждёт восхода, золотясь и кровоточа.
Встал я с лавки, бросил в печку завиток. Померкло всё.
Опустевшее сердечко обесточил
И пошёл навстречу ветру, прямиком за горизонт,
Отпуская на свободу заморочки.
Мой мешок стал много легче, и костяшками гремя,
Шёл беспечно, затирая хлам мешочный.
Что-то солнышко пригрело, отдвинулся сентябрь,
Мозг и сердце перестали кровоточить,
Успокоились, остыли, завитушка солнца тут
Застонала тихо в памяти уснувшей…
Золотыми завитками тупиковый выбран путь,
Превративший поцелуй в мираж бездушный.