У МОРЯ ГАЛИЛЕЙСКОГО
Внимательно смотрел из-под руки,
как хмурые и злые рыбаки
добычливые сети выбирали…
В борт билась монотонная волна.
Голубоватый ил всплывал со дна.
Слепые блики на волне дрожали.
Сгибался Пётр над щедростью сетей,
и белозубо скалился Андрей,
и пот блестел на их солёных спинах.
Лизал закат заплаты парусов.
Струился нежным серебром улов
в широкобоких ивовых корзинах.
Он все смотрел. А что ему смотреть?
Как выползает медленная сеть,
как плавники весёлые играют…
Сын плотника. И что он понимал
в рыбацкой доле? Ветерок крепчал.
Прибой лениво пенился по краю
пологих берегов. Сгущалась мгла,
и брызги расплывались по крылам
просторной и простой его одежды.
Уткнулось днище в мокрые пески.
Скупые на улыбку рыбаки
потупились под взглядом безмятежным.
Клубился облаками свод небес.
Предчувствием всех будущих чудес,
совместных странствий, дорогой разлуки
внезапно стало сердце замирать,
а от смятенья — тяжко ощущать
большие, в напряжённых венах, руки.
Всплеснула лодка горестным веслом.
Припомнится когда-нибудь потом
слепая неслучайность этой встречи.
Вдаль ветер запах рыбы относил.
Пётр хрипловатым голосом спросил,
нахмурив брови:
— Кто ты, человече?
Андрей корзину мягко снял с плеча.
— Бессмертных душ ловец, — так отвечал
Петру, помедлив, незнакомец кроткий,
Убрал со лба сияние кудрей
и прочь пошёл дорогою своей.
Под плавной устремленностью походки
песок прибрежный бережно хрустел.
Зачем он так внимательно смотрел?
И что ответ его короткий значит?
Андрей и Пётр молчали вслед ему.
Весь этот день и суета — к чему,
когда душа уловленная плачет?
Тень скал вдоль побережья пролегла.
К чему упругость верного весла,
усталость тела, ноющего сладко,
нагое трепетанье рыбьих спин,
когда он в неизбежность и один
от них уходит со своей загадкой?
Все бросить на постылом берегу,
бежать и задыхаться на бегу,
по имени окликнуть не умея!
И, понимая муку рыбаков,
он оглянулся на невнятный зов,
лицом сосредоточенным светлея...