Я думал, что лето таким же и будет,
какими и прошлые. Но в это лето
меня на рассвете настойчиво будит
солярное чудо. И собственно это
приятно не только стареющей коже,
но и душе. Вот, кладёт подорожник
на рану под сердцем – его вес вновь нетто.
Шумят за стеклом во фрамуге оконной,
с дождями смешавшись, лучи солнца. Где-то,
наверное, Герман к полуночи ровно
идёт в особняк графский. Лиза! Приметы
все к картам! С тобою играет сам Джокер!
В квинтет, преферанс, баккара, бостон, покер.
И, трахнув под утро, он крикнет: «Карету!»
У Зимней канавки немало туристов:
бухгалтеры всё, программисты да клерки.
Статисты кругом, в кринолинах с монисто,
и на штукатурке всех зданий – фейерверки
от прыгающих фотовспышек. Что ж, Герман,
ты – мёртв, а в музеях взирают на гермы
подруги степей да потомки берсерков.
А лето идёт. Этим летом в Алеппо
опять не поеду, там – смерч революций.
Обидно за Сирию, сделали склепом
страну лавра, мирта. Как прав был Конфуций,
сказавший во время какого-то тоста:
«Война, что куница, всегда длиннохвоста,
тогда как, мир, словно хвост кроличий, куцый".
Я думал, что лето таким же и будет,
каким были прошлые. Но в это лето
по улицам ходят, хотя бы и люди,
но в чём-то не те, не знакомые чем-то.
И сам набирается международный
твой номер, Летит через космос холодный:
«Привет. Я, так, просто звоню. Как ты? Где ты?»