Эти смутные дни над обрывом бездонного века
пролетают кукушкой, шурша пожелтелой листвой.
В переплётах страниц так легко потерять человека –
канцелярии пыль притупляет порог болевой.
В помутневших зрачках застывают осколки надежды.
В обмороженных пальцах – измятый бумажный платок.
И скупую слезу похоронят усталые вежды,
укрывая от взора бурлящий могучий поток.
В белом мраморе мертвенно спит застарелая вера.
Грязных улиц спираль одевается в чёрный гранит.
В подворотнях дрожит белокрылая новая эра,
но обломаны крылья, и кровь запеклась у ланит.
Над заплёванной площадью реют пустые знамёна.
В хриплых глотках застыли огрызки изъеденных фраз.
Кто-то в рваных одеждах кричал что-то о легионах,
про их имя, про стяг и исчерпанный боезапас.
И по капле стекал дистиллят мертворожденных будней,
расползаясь зловонною лужей по крышке стола.
Новый день, заблудившись в портьерах, дрожал мёрзлым студнем,
и сочилась из горлышка горькая мутная мгла.