Доходил до седых волос,приятель
приятные всем говоря слова.
Пока оставшийся мир, как предатель,
на плитах царапал его имена.
Чтоб потом закопать, забросить,
поглубже, того кто успел сказать,
что свободу, как блеклые вкусы,
обозженным ртом, сложно распознавать.
И о ней не ревут, не пекуться,
потеряли и Боже с ней,
ведь стабильности тросы не рвутся,
при зарплате в пять тысяч рублей.
Он завернутый в шаль шагает. Стужа.
Не видно вытянутой руки.
Лишь черная маслянная лужа,
легковушки, грузовики.
Мой приятель бежит, промерзжший,
на препрыжке зубами стуча.
Куртка давно протерлась,
и нет бензина у "Москвича".