Огуречные попки

София Вольф
22 июля. Напротив моего пристанища-кровати, красовалось замызганное, помутневшее зеркало. Я мимолетно обратила свой взор на этот портал в потусторонний мир, и моему взору предстала ужасающая картина. Заплывшее жиром тело теснилось на койке, складки которого изредка перемещались на несколько градусов. Причиной этих телодвижений являлись крошки, которые впивались в мой живот и зад. Я часто смахивала их рукой, но это ни к чему не привело. Следы этих маленьких плодов сношения чертей красовались на мне. Я часто сравнивала их со звездами, которые рассыпались на чистое, безоблачное небо. Раньше я часто любила созерцать ночное небо, и каждая звезда представлялась мне целым миром. Размышления о Вселенной вызывали у меня то восхищение, то диссонанс. Такие же размышления относительно следов от крошек поглотили мой разум, вызывая ухмылку на дурном лице. А ведь эта ухмылка была сестрой улыбки, некогда украшавшее мое безобразное лицо. Я уже и забыла, что такое улыбаться, но тут мышцы моего лица сократились, и перед зеркалом возникла уродливая гримаса. Это зрелище только отвратило меня, и я поспешила поднять свою пятую точку с целью направиться к сортиру. Опорожнив свой мочевой пузырь, мой желудок начал подавать мне недвусмысленные намеки в виде отвратительных мелодий. А ведь неспроста, ведь последний прием пищи был настолько далек от сегодняшний даты, что полностью исчез из моей памяти. В холодильнике был только огурец. Я взяла его своими толстыми, потными пальцами, положила на доску и отрезала огуречные попки. Я могла бы и оставить их, но горький вкус попок лишь усугублял мое депрессивное состояние. Отправив их в мусорный контейнер, я приступила к трапезе. Огурец был очень угарным, и сдерживание смеха стоило немалых усилий. Но увы, эта задача потерпела фиаско, и кашеобразная масса успешно приземлилась на кафельный пол. Гнусные слова слетели с моих уст. Мухи, которые летали вокруг меня, стали невольными свидетелями моего главного порока-сквернословия. Я поспешила за тряпкой и вытерла эту массу, которая могла бы ублажить мой желудок. Толстое тело (если это вообще можно назвать телом) направилось к кровати, и со скрипом распласталось по пристанищу великих умов. Сознание передало эстафету подсознанию, и я отправилась в непродолжительное забвение.