и ты, и я — люди, нам нужно Евангелие для падших, оставь главу первую для прелюдий, дыши глубоко и ребро сломавши. смотри, сотворил мне бог землю и небо, в руке теперь жглось и рыдало пламя, отдал мне сухую краюшку хлеба. что делать-то с этим? увы, не знаю. пока создавал бог моря и реки, пока сажал семя, растил деревья, уснул я, усталые смежив веки, мне виделись звезды в хрусте поленьев. мне снилось: вот я только что родился на Кариофе — что остров в море — в садах шелестели угрюмо листья, и чудилось, что-то случится вскоре.
мой сон был неровным, кривым, печальным, а сам я — неверующим и жестоким, мечтающим, видимо, о признании, усталым все-таки, одиноким. я был на равных и с сыном божьим, помог ему обрести известность, глядели сладко тупые рожи, сквозила посюду глухая бедность
в умах людских, в их же душах, мне видеть этого не хотелось, а им меня не хотелось слушать. по сей день они затыкают уши. я был, вероятно, самим Иисусом, шептал тебе: «Петр, не запоет петел, ты трижды отрекся, и будь теперь проклят». он жался, скулил будто, но не ответил.
я тосковал вечер и ночь молился, ты коже моей приготовил вертел, Иуда так вежливо обходился со мной, целовал и оставил смерти самой разбираться, покуда солнце в зените пекло и палило раны, кому оставлять золотые червонцы, чьей кровью за счастье умыться станет. а ты ей умылся, скажи, умылся? пусть сохнет, смолою гноится ночью. да лучше б ты ею и подавился. а скажут «вот чудо,
он сызнова мироточит». я буду идти еще очень долго, сбивая в мозоли сухие пятки; я буду идти, и моей дорогой останется пустошь, я из тетрадки нарву листов и на каждом криво чертить буду буквы упрямым рядом: «если-не-выйдет-сломить-Бога,
то стань им, а я как обычно — рядом».
если не выйдет заштопать мир, где доброе сердце — удел глупого, где быть надо черствым или слепым, где женщины общедоступные. где кушать при ком-то бывает стыдно, а раздеваться — так вот, пожалуйста, шагать через головы, безобидно оскалясь, — так надо, не нужно жалости. я просто закрою глаза и вспомню,
что тысячи лет сотворенным истинам, так бросим их в топку, в каменоломню мы, забудем, оставим, из них стена послужит спасением и причалом, ковчегом и домом, послужит бинтом, я спрячусь и думать все буду о том, что
бог, вероятно, все хочет начать сначала.