- Проснись, поэт! Куда девалась дерзость
И сила твоих пламенных речей?
И эта умилительная нежность,
И то безумие на лезвии страстей?
Мой друг, где безрассудные призывы,
Которые к мечте вели людей,
Где твои прежние открытые мотивы
И вера в истинность бессмысленных идей?
И трепет где пред дуновеньем ветра,
Пред звонким эхом, и журчанием вод,
И переливами тончайших нитей света,
И где мечты отрытый твой полет?
Где философия, опутанная рифмой,
И где тот бессознательный обман,
То восхождение к богам в строке эфирной,
Открытый взор, взлетевший к небесам?
Но что с тобой? Сидишь здесь, как и прежде
За старым, покосившимся столом
Все те же перья, и чернила те же,
И город тот же за твоим окном.
И лишь рука к перу не прикоснется,
И остаются чистыми листы,
И больше взор твой к небесам не рвется,
И нет в нем больше трепетной любви.
Куда же делся твой восторг кричащий,
И счастья где бездонный твой сосуд,
И голос, в упоении дрожащий,
И жесты скорые твоих красивых рук?
- О, добрый друг, прости за мой унылый,
Такой угасший, неприглядный вид,
Прости, что слог я позабыл красивый
И вовсе разучился говорить.
И вот, припомнив прежние стремленья
С усмешкой горькою теперь на них смотрю,
И как бы страшно не было паденье,
Из мира снов я все-таки уйду…
Не стану повторять все: мою душу
Ты здесь и так по полкам разложил,
Ты каждый день мое безумство слушал
И каждый день моими снами жил…
В них неземные пережив мгновенья
Я вдруг проснулся на краю стола,
И понял, все лишь было наважденьем,
И вымысел - любви моей страна.
Я в глупость свою верил как в спасенье
И к ней взывал красивою строкой,
Но, сбросив мишуру, познал мученье
От обнаженной истины простой…
И знаешь… как бы я искусно
Не путал рифмы золотом слова
И как бы не играл строкой послушной –
Они лишь тени блеклые огня…
Мной столько сказано о мире, о Вселенной
И о любви других живых сердец,
О вечности, о жизни в ней нетленной,
О человечестве, о боге, наконец!
Но это все - лишь жалкое звучанье,
Лишь отголосок пламенной души
И лишь мои мятежные желанья,
И лишь мои безумные мечты…
В моих словах нет вечности, нет силы,
Вселенной нет и голоса богов,
В них лишь одни цветные переливы
Идей, иллюзий и волшебных снов.
И для чего же людям моя лира,
Коль в ней лишь одинокий крик души,
Коль в ней нет блеска жгучего Светила,
И переливов радужных воды?
Зачем же людям лишь земные слезы,
Пусть даже и в оправе золотой,
Зачем им счастье, сшитое из прозы
Одной лишь призрачной, несбыточной мечтой?..
Он резко встал, зажав в руке холодной
Чернилами исписанный листок:
- Скажи мне, друг, ужель во тьме безмолвной,
В каморке этой мой окончен срок?
Он будто бы совсем не ждал ответа,
Да и вопрос свой задал он не мне –
Он ждал прозрения, божественного света,
Я был лишь слушатель, застывший в темноте…
- Ты прав, поэт, - промолвил я сурово,
Он вздрогнул удивленно, снова сев –
Нет истины в красивом звуке слова,
Но ты ошибся, скорби плащ надев.
Я знаю, друг, что ты покинут славой,
И гибнут твои строки в тишине,
Ты для людей был доброю забавой,
Теперь забыт, как книга на столе…
Теперь ты гордо голову закинешь,
Уйдешь от мира, скроешься в лесах,
И от любви заглушенной погибнешь,
Себя терзая даже в вольных снах…
Ты прав – в твоих стихах лишь слезы
И счастье твоей пламенной души,
Но ты дал людям нежный запах розы,
И трепет сердца, полного любви!
Твой дивный дар в бездумном созерцанье
Великой силы светлой красоты,
И в каждом уголочке мирозданья
Ее найдешь ты даже среди тьмы!
И пусть твой стих теперь не торжествует,
И разум человечество ведет,
Пускай теперь народ за хлеб воюет,
И лирику твою не признает,
Но задыхаясь в повседневной дымке,
В бездушных мыслях, пыльной суете,
Все ж будут рваться прочь из той парилки,
Где все по правилам, и места нет мечте.
И здесь ты, друг мой, будешь их спасеньем,
Ты им откроешь к вечности врата,
В твоей любви погаснут их сомненья,
А истина… она лишь нам нужна.