(27) ВОРОН
Очарованное червонными, вороными
Вечерами, воскреснет сердце и потеряется,
И спроси, в котором теперь оно Крыме-Риме
Обретается и где в закаты вперяется.
Одинокий ворон на голой ветке — сумерки, осень —
Вдруг сорвался и полетел, куда ему хочется.
То останется нам, чего втайне и молча просим:
Ночь безмесячная, опустошённая дочиста.
В темноте бывают куски, встречаются сгустки,
Вырастают оттенки в масти, но всё притворно.
Даже чёрное чёрным не станет само в отсутствии
Сердца сумерек, духа осени — птицы ворона.
И сквозь призраки растворяемые, только троньте,
Пустоловы-персты, — проплывает ладья безвёсельная,
И по-старому кроется — где? — ну допустим, на горизонте —
Называемое горизонтом, вороном, осенью.
Что колышется в нашей бездне, что отражается?
Что за чудище ластоногое рядом плещется?
Морячок-хохол повторяет одно: «ввижается»
Да «вчувается» — значит, оку да уху мерещится.
Говорю, и значения, стало быть, не потеряли
«Вечера, вечера» — и другие речи вечерние.
Только ночь в другом нуждается материале,
Ей, немерянной, вернее и соразмернее.
Не дается нам — да и дастся ли? — новый норов,
Посему и заводимся о сновиденьи, о мареве,
Посему и скрылось, не знаю, куда-то за; море —
Сердце-ворон, —
Очаровано червонными, вороными
Вечерами, обретено и потеряно,
И ответить не хочет, в котором гуляет теперь оно
Крыме-Риме, иное имея имя.
1997