Гроза
над Андреевским спуском
Над летним Киевом гроза -
на кручи, на Подол низверглись
отвесным ливнем небеса,
неодолимо, словно ересь.
Как будто сам гонимый бог,
древлянский лыковый Юпитер, -
в долготерпенье изнемог,
допил свой ковш и губы вытер,
и там, где путь изгнанья лёг
змеёй Андреевского взвоза,
гремит Перун, опальный бог,
и мечет молнии и слёзы...
Над семихолмием гроза -
дубовый идол выдыбает,
и птиц испуганных глаза
от гнева крыши нe избавят.
И стук окон, и жести звон,
и стёкол сыплются шрапнели...
Но дерзко к тучам вознесён
лазурно-белый храм Растрелли.
И вот, в последний раз рыча,
на маковки метнулись громы.
И семицветная парча,
скользнув с Перунова плеча,
легла дугою невесомо...
* * *
Уходят, что ни год, о смысле жизни споры…
И нет уже тебя, кто был других верней.
Трезвее воздух дней. Но юных женщин взоры
всё ярче по весне – прощальней и пьяней.
Истаяла зима. И глина снег впитала.
Просел, чуть покосясь, простой сосновый крест.
И с тополя скворец, бесстыжий зазывала,
опять, на весь погост, взахлёб зовёт невест!
* * *
Ливень июльский утих. –
В старом плодовом саду
лесом запахло грибным.
В зелени после дождя
дышит хронометр живой:
падают капли секунд
с лиственных желобков.
Чмокнуло, в почву упав,
спелое яблоко. –
Час.