хватит дробью кидать в меня свой фальцет -
здесь эпоха фельетона, в которой своим
затасканным инструментом ковыряется терапевт,
отправляя в травмпункт хор девы Марии.
в затонувших Марианских впадинах
я видел дуло-зрачки
и эти грязные строчки,
в ночи забытые водопроводчиком
в стоках и людях,
замотанных оголенной проводкой -
мой проводник в мир новостных сводок
о раке и хвори на дворовых
затасканных мордах. манную кашу
с комками каждый день детства
давали на полдник, в детском саду,
что утонул в постном курином бульоне
толстого повара и мне не подарили болонку.
тогда не знал, как выглядит женское лоно
и домашнее порно.
в то время еще по тв сопела кокаиновыми носами
группа Корни. меня срубало под корень
и уносило в багряное зарево.
каждому давали по одной свежей рекламе в день,
одеколона или шампуня, который пах,
как мясистая ель. пусть на моем теле
печатью застынет знак водолея,
я убегу в хижину, у костра тело жадно грея,
под одним одеялом с любовью прея
в лунную ночь, выпуская в небо
шары с гелием. задаюсь лишь вопросами -
быть ли мне на этом веку гением?
выбрать сгорание или трение?
ударить или погладить по темени?
не думаю, что стал человеком
своего времени,
разливая водку чужакам по мернику.
в этой центрифуге покоится дом восковых фигур,
где застыли лица из простых текстур.
дом пуритан уехавших в дьявольский тур,
машина дымит, не работает гур,
захлебнулся турбонаддув,
мир опять кого-то надул,
пир духа кричит "караул!",
свист колес, на улице гул.
твое сознание-камень -
застыл и потух.
под этот мотив
мой город гремел барабанами,
я застал тебя на полу
в холодной обглоданной ванне,
ты погибла за мои рассрочки и наймы.
мама, прости мою карму,
дом восковых фигур разбивается
о последнюю дамбу.