(15) ВОСПОМИНАНИЕ О НАЧАЛЕ 80-Х
Ветер затем лишь, казалось, и веял, что велено веять.
Желчью с елеем напитанный жезл – ему имя Елена –
Жечь разучился, пылать перестал и тлел еле-еле
Сердца левее в аллее сентябрьской, что летних длиннее.
Ветер, что велено веять, должно быть, и веял затем лишь.
Так и я не спеша прохожу предосенние земли.
Де'рвиш не де'рвиш, странник не странник, но, скажем, прохожий.
Боже, Ты весь этот лес телесных светильников держишь,
Теплишь, медлишь гасить, но кому освещаешь дорогу?
Впрочем, помнить пора, что не я задаю здесь вопросы.
Всё, что встречает грядущего долу, – загадки, заманки.
Звонкие имена выбирают себе самозванки.
Всё исчезает, что велено свеять с Твоей самобранки.
Восьмидесятых начала свидетель непристальный, каюсь,
Может быть, оттого, что ещё колыбель закачала,
Помню одни только круглые, плавные лет повороты,
Словно пастух или пахарь сезонные знает работы
Да полевые, лесные, иные земные красоты.
Я ж горожанин, и вот она Лавра, и гаснущий факел,
Тот, что не маслом горючим – солёной водицею плакал, –
Стало быть, велено плакать, как ветру велено веять,
Ибо невесть отчего, но трижды три – это девять.
Знай: не хочу, не люблю, не приемлю, но что же мне делать?
Жёлтая, красная осень, и кто, Тебя, Господи, спросит,
Что это всё, и зачем, и кому освещает дорогу?
Накрепко помнить пора, что не я задаю здесь вопросы,
И отмщенье не мне, и не я воздаю за обиды,
Кои припомнив, сказать не могу: прощены, но: забыты.
То-то и ветер, что трижды три – девять, что всё исчезает.