(14) ГОЛУБЬ-ВЕСТНИК
Людской и лиственный всё гуще гомон,
Всё неуёмнее железный щебет,
А нечто незамеченное в небе,
Почти касаясь нижним краем дома
И слуховой вытягивая хобот,
Косится по-кошачьи ока краем,
Вбирает слишком свесившийся обод
И думает: покуда поиграем.
Само твоё присутствие, лазутчик,
Сомнительно: кабы ты стал смелее, –
А так земли насельникам не жутче
От близости твоей, но веселее.
Ездой и беготнёю град пресыщен,
С налётами знаком, каким же бредом
Проймёшь, коли последний в каждой тыще
Сей толщи тыщ – на страхи привереда.
Небось, подуешь – и деревья долу.
Небось, каменья треснут, коли свистнешь.
Кто ж видывал, брюхатый, как ты виснешь
Над площадью? Один почтовый голубь –
Один почтовый голубь, тот, который
Действителен – признание владельца,
На город щурящегося сквозь шторы, –
Не более небесного пришельца.
Есть под крылом записка «в руки лично»
В два-три словца – довольно с адресата.
И речь, и жизнь, и всё тавтологично,
Одним лишь повторением богато.
Неправда, что сказать осталось много.
Немного, если строго, кратко, сухо.
Но гонит прочь посланника от слуха
Помянутый в начале текста гомон, –
Всеобщий: лиственный, людской, железный.
Вселенная – веществ кричащих море.
Коли гордишься прозвищем «бесслезный»,
Задёрнутой ты им обязан шторе.
И вот сиротствует, не существуя,
Посланник сердца – голубок почтовый –
Вокруг раздувшегося обалдуя
Из бездны. – Вы в них верите? – Да что вы!
Острастка простаков, простимся, призрак.
Тебя уж нет, ты не из нашей песни.
Жаль, что вверху с последнею запиской
Предательски потерян голубь-вестник.
Эй, Витя Черевичкин из Ростова!
Гляди – и стынь, как, неба необъятней,
Небытие стоит над голубятней,
А в нём витает будто бы почтовый.
Внизу, внизу истаивают лица,
Взрослее много более, чем на' год.
Туда-сюда крылом пошаришь – наго.
Ни горсти зёрнышек, ни голубицы.
Внизу, внизу истаивает в искрах
Вселенная, прощённая честь честью,
И уж навстречу мчится новый призрак,
Топыря правый бок ответной вестью.