(23)
Яблоком сохлым съёжилась даль,
Выцвела вроде древесной квакши.
Индии жаль, Британии жаль,
Родины также.
Пляшет полоска – красна, узка.
В поезде полки тверды и тряски.
Не шевелятся, молчат уста,
И по-ноябрьски,
По-пономарски память бубнит
Ветхого века сны и старины.
Грузная торопь тёток Улит
В свет на смотрины
Просто пока не разогналась,
Не разогнулась, это не сразу.
Эй, не приглядывался бы: глаз
Лопнет от сглазу.
В детстве ласкают или секут,
В юности учат или морочат,
Любят – не любят: алый лоскут,
Синий платочек.
Клином расчерченная ладонь,
Чёрствая встреча, скучная участь,
Чарка колом и комом ломоть:
Милуют, мучат.
Туча растёт, ободок багрян.
Книга прикапливает по слогу.
Жаль и крещёных, и агарян,
И синагогу.
Может, пристанище присмотрев,
Блудня-душа угнездится в Польше.
Рдеет полоска холмов, дерев
Ярче и тоньше.
Дождик доищется огонька.
Гостью к полуночи ждём на ужин.
Не умирает – красна, узка,
У'же, все у'же.
Не шевелятся уста, молчат.
Пухлы Улиты, и кладь громоздка.
Ночи наматывается чалма.
Рвётся полоска.
Слоем укладывается быль
В землю, и только ручьём рокочет
Встречный, вагонно-оконный стиль:
Синий платочек.
Ежели веки сомкнёт чуток
Мой персонаж, молчалив и мрачен, –
Вдруг по очам, пловуче-прозрачен,
Необозначен,
Лёгкий заплещется лоскуток…