Марине Р.
Он посидел на кухне. Покурил.
Взял пару нот и бросил. Выпил чаю
с какой-то дрянью. Гасли фонари,
как гости уходящие, прощаясь.
"До вечера, и больше не дури.
В другой раз, может, и не откачают."
Но так и вышло к вечеру. Скрипя,
дверь, как незапертая, трудно отворилась,
и Смерть вошла. Оставила в сенях
промокший дождевик. Перекрестилась.
Поцеловала в губы, уходя.
Да только ничего не изменилось.
Ещё с минуту он лежал один.
Потом оделся. Вышел на площадку.
Поговорил с соседом, чей помин
в четвёртом годе справили, на святках.
"Надеялся, что вывернут, как винт,
а вывернули глупо, как перчатку."
Посетовали. Тихо разбрелись.
"Какая скука, быть себе подобным"
А город съёжился в углах, как чернослив,
и перестал быть громким и огромным.
"Что называется, попробуй разберись...
И никакой вам музыки загробной."
Он сел на поезд, пряталась Луна
за каждым деревом, и ровное теченье
пейзажа вдоль холодного окна
вдруг застывало на пересеченьях
с её лучом. И, кажется, она
остановить пыталась возвращенье.
Он вышел. Налегке. Без багажа.
Вдохнул поглубже. Грязь с ботинок вытер.
И осмотревшись, сел, едва дрожа.
Отсюда он когда-то уезжал.
И вдруг подумалось: ещё бы век не видел.