С мерцающих строк бытия
ловлю я забытые звуки...
И.Ф. Анненский
Поэт Иннокентий Анненский очень труден для понимания обычному читателю. Нужно быть Максимилианом Волошиным – теософом, обладавшим сакральным мышлением, чтобы глубоко разобраться в творчестве Анненского. Я настоятельно рекомендую желающим глубже проникнуть в мир Иннокентия Анненского прочитать статью Волошина «И.Ф.Анненский – лирик». На первый взгляд поэзия модерниста Анненского выбивается из ряда традиционной русской поэзии от Пушкина до Некрасова. Более того, его поэзия как-то не очень смотрится и в русле русского символизма Бальмонта – Блока. И только беспросветная русская тоска, пронизывающая всё творчество Анненского, по-настоящему роднит его с русской поэзией. В своё время критики называли великого Чехова певцом сумеречных состояний, что, конечно, совершенно несправедливо по отношению к Чехову. Но такое определение очень подходит к стихам Анненского.
Когда б не смерть, а забытье,
Чтоб ни движения, ни звука…
Ведь если вслушаться в нее,
Вся жизнь моя — не жизнь, а мука.
Иль я не с вами таю, дни?
Не вяну с листьями на кленах?
Иль не мои умрут огни
В слезах кристаллов растопленных?
Иль я не весь в безлюдье скал
И черном нищенстве березы?
Не весь в том белом пухе розы,
Что холод утра оковал?
В дождинках этих, что нависли,
Чтоб жемчугами ниспадать?..
А мне, скажите, в муках мысли
Найдется ль сердце сострадать?
«Вся жизнь моя — не жизнь, а мука» – это лейтмотив поэзии Анненского.
«Петь нельзя, не мучась…», и даже звуки скрипки, вызываемые движением смычка – это тоже мука:
Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось…
Если лёд, то «Этот нищенский синий и заплаканный лёд!», если это апрель, то «В жёлтый сумрак мёртвого апреля…», если это подруга- осень,то опять бесконечное уныние:
Ты опять со мной, подруга осень,
Но сквозь сеть нагих твоих ветвей
Никогда бледней не стыла просинь,
И снегов не помню я мертвей.
Я твоих печальнее отребий
И черней твоих не видел вод,
На твоем линяло-ветхом небе
Желтых туч томит меня развод.
До конца все видеть, цепенея...
О, как этот воздух странно нов...
Знаешь что... я думал, что больнее
Увидать пустыми тайны слов...
Если Анненский пишет о Петербурге, то видит там «пустыни немых площадей, где казнили людей до рассвета…» и ещё:
Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни миражей, ни слез, ни улыбки...
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.
Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
Беспрерывное ощущение одиночества, ночные и дневные кошмары преследует Анненского всю жизнь, чувство приближающейся смерти сквозит во многих его стихах.
Можно удивляться таким трагическим нотам поэзии Анненского, если вспомнить, что он родился в состоятельной семье, окончил Петербургский университет, работал преподавателем в гимназии и на Высших женских курсах, а затем директором гимназии в Царском селе.Прекрасно переводил древних авторов и французских поэтов.
Да, можно удивляться, если только забыть о том, скольких русских поэтов одолевали те же мотивы в их творчестве. Пусть в других тональностях, но мы найдём эти мотивы и у Пушкина:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
и у Лермонтова:
_ Толпой угрюмою и скоро позабытой,
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.
Печалью пронизано всё творчество нашего современника Николая Рубцова. Вот одно из его лучших стихотворений:
В минуты музыки печальной
Я представляю желтый плес,
И голос женщины прощальный,
И шум порывистых берез,
И первый снег под небом серым
Среди погаснувших полей,
И путь без солнца, путь без веры
Гонимых снегом журавлей...
Давно душа блуждать устала
В былой любви, в былом хмелю,
Давно понять пора настала,
Что слишком призраки люблю.
Но все равно в жилищах зыбких —
Попробуй их останови!—
Перекликаясь, плачут скрипки
О желтом плесе, о любви.
И все равно под небом низким
Я вижу явственно, до слез,
И желтый плес, и голос близкий,
И шум порывистых берез.
Как будто вечен час прощальный,
Как будто время ни при чем...
В минуты музыки печальной
Не говорите ни о чем.
Можно ли в этих стихах отыскать следы барабанной газетной трескотни об успехах развитого социализма брежневских времён, когда жил Рубцов? Нет! Глухая печаль!
Может быть, не хочется это признавать, но не есть ли это всеобщее свойство русской жизни, отражённое в русской поэзии. Ведь, что как не поэзия есть тончайший барометр неблагополучия земного существования, особенно ярко проявляющееся в русской жизни на протяжении веков существования России! Об этом ясно написал Николай Некрасов:
Да! Но все-таки грустен напев
Наших песен, нельзя не сознаться.
Переделать его не сумев,
Мы решились при нем оставаться.
Примиритесь же с Музой моей!
Я не знаю другого напева.
Кто живет без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей...