Комедия в пяти скромных актах, с прологом
АФИША
Александр Передрук, санитар, работающий в больнице в рамках замены военной службы на альтернативную гражданскую (АГС)
Начальница Отдела кадров
Ирина Викторовна Захарова, заведующая отделением кардиологии
Татьяна Альбертовна Козлова, врач-кардиолог
Нурлыхан Исакоджаевна Непроизносимая, дежурная медсестра по посту
Валентина Петровна, пожилая медсестра
Анастасия, молодая медсестра
Иван Арнольдович Блюменталь, пациент, член общественной наблюдательной комиссии за местами заключения Мурманской области
Антонида Семеновна, лифтерша
Петр Петрович, пациент, высокопоставленный сотрудник МВД
Яков, 24 года, пациент
Председатель комиссии, члены комиссии
ПРОЛОГ В БАГРОВЫХ ТОНАХ
Больница в Мурманске. Отдел кадров. Александр Передрук входит в помещение, скрытое от солнечного дня малиновыми портьерами. За массивным столом, в резном кресле с высокой спинкой сидит Начальница Отдела кадров.
Передрук (нормальным голосом). Здравствуйте! Я Александр Передрук.
Начальница (пафосно). Вхождению во дверь
Предшествовать был должен стук.
Приличиям вас в детстве не учили,
Мой друг?
Садитесь!
Резко выбрасывая вперед руку, указывает на скромный стульчик перед своим гигантским столом. Этот жест сопровождается ударом грома. Александр обескураженно подчиняется.
Передрук (смущенно). Я не хотел, простите...
Начальница. Прощает Бог!
Сейчас же - не крутите.
Зачем пожаловать изволили
В столь неурочный час?
Без двух минут - обед!
Передрук (невольно начинает говорить в ее ритме). Но восемь лишь утра!
Какой-то бред...
Начальница. Отделу кадров время - не указ!
Законы вашей физики - ничто для нас,
Властителей судеб. Так к делу.
Передрук (снова нормальным голосом). Я был направлен в вашу больницу в рамках замещения военной слубы альтернативной гражданской. Отработав год и два месяца, я взял отпуск - вместе с северными надбавками и неистраченными отгулами за сдачу донорской крови он составил 107 дней. Сегодня отпуск заканчивается. Таким образом, срок моей альтернативной гражданской службы составил полтора года и истекает сегодня. А значит, я сполна отдал долг Родине и хотел бы...
Начальница. Хотел бы он! Однако, это ново!
Чуть распусти - бежать служения готовы.
Но не спешите, юный падаван!
Держать учитесь уже свой карман.
Передрук. Но как же... Вот ведь документы!
Начальница (улыбаясь). Ах, я живу за-ради для таких моментов!
(вновь с суровым пафосом) Пока вы нежились в объятиях египетских морей...
Передрук. Я отпуске на выборах работал,
Следил, чтобы прошли они честней!
Начальница. ...к нам из военных вышних юдолей счастливых
Исполненная света спустилась директива.
Передрук. Ах, чую - мое счастие так зыбко!
Начальница. В расчеты наши
Вкралась техническая ошибка.
(Вновь раздается удар грома.)
Не полтора, а год и девять месяцев - ваш срок.
Передрук (про себя). Вновь заменили барщиной оброк.
(начальнице) Но как же так? Ведь я рассчитывал свободу обрести...
Начальница. Не стоило интриг таких плести!
Передрук. ...и с завтрашнего дня
Меня уж ждет учения стезя!
Начальница. Ах, все бы вам учиться!
Тем самым умножая в мире скорбь.
Не лучше ль тяжкими трудами
На спину заслужить почтенный горб?
Понятно все вам?
Передрук. Боже, это сон?..
Начальница. Итак, вопросов нет!
Тогда - подите вон!
АКТ ПЕРВЫЙ
Больница в Мурманске. Отделение кардиологии. Общий сбор отделения в кабинете заведующей - Ирины Захаровой: врач-кардиолог Татьяна Козлова, дежурная медсестра Нурлыхан Исакоджаевна, медсестры Валентина Петровна и Анастасия, санитар Александр Передрук.
Захарова (официальным голосом). Коллеги дорогие, добрый день!
Больницу нашу нынче осенила...
Нурлыхан. Чтоб их!
Захарова. ...Горнего вниманья тень.
Из Комитета к нам назначена проверка.
Нурлыхан. Опять придут заглядывать в тарелки
(официальная часть закончилась, все переходят на человеческий язык) И щупать простыни! К нам ходят чуть не каждый месяц - нет бы вместо этого проверить документы о финансировании и расходовании.
Захарова. Это, Нурлыхан Исакоджаевна, уже не нашего ума дела. Проходят и документарные проверки. Я полагаю. А пока - задача поставлена - всем быть на высоте. Не мне вам рассказывать, что это значит...
Анастасия. Опять эти дурацкие маски?! Не хочу я в ней ходить, в них дышать неудобно.
Захарова (добродушно). Знаю я, Настя, что тебе неудобно - косметику испортить. Так что...
Анастасия. Во-первых, Ирина Викторовна, косметика у меня стойкая, от такой ерунды не стирается! А во-вторых...
Захарова. ...прекратить подрывные разговорчики! В городе грипп свирепствует. Я полагаю.
Валентина Петровна. Ох, что делается, цари небесные...
Анастасия. ...а во-вторых, говорить трудно, и невозможно разобрать ни слова. Сплошное бу-бу-бу получается! (Шепотом) Вот вы меня заставите эту гадость носить...
Захарова. Нурлыхан Исакоджаевна, прошу вас Настю в этом ключе проконтролировать.
Нурлыхан шутливо, сделав страшное лицо, показывает Анастасии кулак. Та в ответ высовывает язык.
По крайней мере, коллеги, держим марку перед комиссией. Если услышите, что я громко говорю какие-нибудь глупости — значит готовность номер ноль и форма одежды номер… в общем, чтоб посторонние вас без масок не видели.
Захарова (Козловой). Татьяна Альбертовна, что у нас с Блюменталем?
Козлова. Поступил повторно. Снова инфаркт. Сегодня спустили из хирургии.
Захарова. Курить бросил?
Козлова. Говорит, что бросил.
Передрук. Но на лету поймал.
Захарова. Да что ты говоришь, Саша?
Передрук. Блюменталь сегодня пытался у соседа по палате, Яшку, сигарету стрельнуть. К счастью, я ее вовремя отнял и элиминировал.
Козлова. Вот вроде взрослый человек... А вы, Александр, снова к нам?
Передрук. Как видите!
Козлова. Понравилось?
Передрук (замешкавшись). Не могу сказать, что нет. Но дело не совсем в этом.
Валентина Петровна. Ему, бедненькому, еще три месяца добавили. Ох, что делается, цари небесные...
Захарова. Что ни делается - все к лучшему, Ирина Петровна. Я полагаю. Александр нам еще пригодится. Особенно сегодня. Я тут перестановочку задумала в медицинском кабинете. Надо будет шкаф передвинуть.
Передрук. На этот счет я хотел бы с вами переговорить, Ирина Викторовна...
Захарова (удивленно). Насчет шкафа?
Передрук. Это вряд ли.
Захарова. Ну ладно. Работайте, коллеги. А вас, Передрук, я попрошу остаться!
Передрук. Спасибо.
Все, кроме Захаровой и Александра, выходят.
Захарова. Так что у тебя за дело, мой хороший?
Передрук. Понимаете, тут такая ситуация… В общем, я согласен, что по закону все правильно. Альтернативная служба — год и девять месяцев, а не год и шесть. Я это постфактум выяснил, занимаясь правозащитной деятельностью.
Захарова. Постфактум? Это хорошо. Я полагаю.
Передрук. Когда меня к вам направляли, документы неправильно оформили. Но я-то уже думал: ошиблись и ошиблись, никто внимания не обратит… однако обратили. А у меня уже планы, все на мази, а главное — и душа, и ум, и сердце — все уже в… несколько иной области.
Захарова (добродушно качая головой). Ах, Саша-Саша!
Передрук. Ну, вы меня понимаете?
Захарова. Прекрасно понимаю! Или ты что, думаешь, я никогда не была молодой? Когда душа и ум в смятеньи… И кто я такая, чтобы стоять на пути любящих сердец?! А избранница — не из наших ли больничных барышень?
Передрук (замявшись). Э-э-э…
Захарова. Ну вот, засмущался! Ладно, давай так — познакомь меня с невестой, и тогда оформим тебе отпуск за свой счет на весь оставшийся трехмесячный срок службы.
Пауза.
Передрук. С невестой?.. Ага.
Выходит, неверно передвигая ногами.
Захарова. Ох, молодо-зелено! Я полагаю.
Передрук (один). Вот так коммуникативная неудача… Что же делать? С одной стороны, обманывать нехорошо. Вроде мама что-то такое в детстве говорила. С другой — я ведь никому вреда не сделаю?.. К концу дня, глядишь, освобожусь. Или даже —
Я обрету свободу!
На счастье человеческому роду
Я жизнь свою, освоив ремесло…
Ах черт, меня куда-то понесло.
В общем, дело за малым — найти фиктивную невесту на час.
АКТ ВТОРОЙ
Александр Передрук везет на кресле-каталке Блюменталя.
Передрук. Рад вас снова видеть, Иван Арнольдович. Жаль, что при таких обстоятельствах.
Блюменталь. Я вас тоже, Александр.
Передрук. Вы все еще в комиссии, наблюдаете за местами заключения?
Блюменталь. Абсолютно верно. Защищаем права зэков помаленьку. А мы куда сейчас?
Передрук. Я вас везу в рентгенологию, потом забираю и назад.
Блюменталь. И это все на сегодня?
Передрук. Пока по вашему поводу больше распоряжений не было.
Блюменталь. А вы все еще в анархистах?
Передрук (просто). Да.
Блюменталь. Но вы же понимаете, что анархизм — это утопия? Особенно в современном глобальном мире. Без централизованного управления люди не смогут кооперироваться и воцарится хаос.
Передрук. Все утопии — это преждевременные истины. В начале XIX века отказ от рабства в Америке тоже казался утопией. Противники аболиционистов считали, что освобождение негров развалит экономику и приведет к социальному взрыву. И кто оказался прав? Теперь стало общим местом, что рабский труд — экономически самый неэффективный, я уж не говорю про социальный аспект. Очевидно, что наличие узаконенного института рабства действует разлагающе на все слои общества.
Блюменталь. Вы просто еще молодой, Александр. Вы не понимаете, что разрушать несовершенный мир, чтобы построить на его костях светлый новый рай — непродуктивно. Это делали уже много раз, а толку не добились. Разрушить старое, правда — таким, как вы, идеалистам, — нередко удавалось. Но потом они гибли на плахе, а на их место приходили реалисты, и вместо светлого нового рая вырастал — новый, это правда, но при этом вполне себе жуткий ад.
Передрук. Я и не предлагаю ничего разрушать. Наш новый мир прорастает изнутри старого, поверх него и мимо него. Устаревшее отомрет и отпадет само. Я нередко вспоминаю наш прежний спор, помните, вы приводили цитату: «Государство — это власть, основанная на силе»?
Блюменталь. Это, кстати, Ленин. Как бы к нему ни относиться, но человек был не глупый.
Передрук. Так вот, я с этим определением согласен. Но жить в таких рамках — меня не устраивает. Если мне и придется кому-то подчиняться, то я хочу делать это не потому, что у него есть средства подавления, а потому, что я убежден: этот человек действительно лучше меня разбирается в том, что делает. Например, я подчиняюсь врачу, потому что он десять лет учился лечить. Соглашусь с сантехником, который объяснит мне, что унитаз можно починить, а мойку надо покупать новую, потому что он учился чинить три года. Но почему я должен подчиняться полицейскому или чиновнику, который знает законы хуже меня? Почему я должен жить по законам, которые принимали депутаты, хуже, чем я, разбирающиеся в социологии и экономике?
Блюменталь (с усмешкой). Так-таки и хуже?
Передрук. Ну, пока что, может быть, и не хуже, но я учусь и собираюсь учиться дальше. Так что уверен: лет через десять буду образованней большинства депутатов и чиновников.
Блюменталь. Ну, раз вы так в себе уверены — идите сами в депутаты!
Передрук. Во-первых, в нынешней формации при таких-то взглядах меня до власти на пушечный выстрел не допустят.
Блюменталь. Это верно…
Передрук. А во-вторых, встраиваться в систему — значит в чем-то соглашаться с ней.
Блюменталь. Так что же вы предлагаете: каждый сам за себя? Как дикие звери?
Передрук. Есть много разных форм кооперации, которые могут существовать без надзора всевидящего государева ока.
Блюменталь. Ну, положим, вы сумеете честно участвовать в такой кооперации. Может быть, и я смогу. А куда вы собираетесь девать всех остальных — например, таких, как Яков из соседней палаты? Гопники, хапуги, принципиальные тунеядцы — они тоже должны встраиваться в вашу вольную безнадзорную кооперацию? И честно сотрудничать с вами и мной?
Передрук. Я же, Иван Арнольдович, не предлагаю установить анархию прямо сейчас. Это путь, далекая пока цель.
Блюменталь. Это фантастика, дорогой мой! Утопия, как и было сказано!
Кресло-каталка подъезжает к лифту. Лифтерша открывает дверь.
Лифтерша. Саша! Снова к нам?
Передрук. Пока — да, Антонида Семеновна. Надеюсь, ненадолго.
Лифтерша. А что так?
Передрук. Да вот, подумываю… жениться. У вас, кстати, незамужней дочки нет?
Лифтерша. Дочки нет, у меня сынок Антошенька, ты же знаешь. Семнадцать уже. Все вот думаю — чтобы, как ты, на альтернативку пошел. Не в казарму чтобы… Очень я боюсь за него.
Передрук. Теперь у нас в Мурманске процедура уже отработана. Он интернетом пользуется?
Лифтерша. Ох, я и не знаю. За компьютером-то все сидит, а овладел ли этим самым инторнетом — бог его разберет…
Передрук. Так пусть найдет меня вконтакте, или сразу группу АГС в Мурманске. Запомните?
Лифтерша. Прости, родненький, где уж мне! Запиши, пожалуйста.
Передрук достает ручку и клочок бумаги, пишет ней записку. Лифт доезжает до нужного этажа.
Блюменталь (Передруку). Переманиваете в свою веру?
Передрук. Мне переманивать незачем. Эта, как вы ее неправильно называете, «вера» является имманентно популярной. Потому что отвечает запросам людей.
Блюменталь. Вы не считаете, что защита Родины — священный долг каждого гражданина?
Передрук (задумавшись, после небольшой паузы). Пожалуй, считаю. Вот только, боюсь, представления о том, что такое «защита», «долг», «Родина», и от чего и кого ее стоит защищать, а главное, как — у нас с вами будут значительно разниться.
Тем временем Александр довозит коляску до дверей рентгенологии.
АКТ ТРЕТИЙ
Медицинский кабинет в отделении кардиологии. Дверь открыта, видна часть больничного коридора. Нурлыхан Исакоджаевна, Валентина Петровна и Анастасия стоят посреди кабинета, критически и даже подозрительно осматривая огромный старинный шкаф, набитый лекарствами, склянками, утками и прочими медицинскими предметами.
Анастасия. Это что же, все из него доставать, двигать, а потом назад складывать?
Валентина Петровна. Делов-то, батюшки светы! Начать и кончить.
Споро принимается за разгрузку шкафа. Анастасия неохотно ей помогает.
Нурлыхан (заметив в коридоре знакомую фигуру). Яша! Слушай, дружок, зайди на секунду.
Яков (входит в кабинет, развязно-услужливо). Чего ж не зайти?
Нурлыхан. Не поможешь трем усталым женщинам шкафчик передвинуть, родное сердце?
Яков (с кислой миной). Шка-аф?..
Валентина Петровна. Господь с вами, Нурлыхан Исакоджаевна, у него же сердце!
Яков (спохватившись). Да, Нурлыджаевна, у меня же сердце! (Картинно хватается за грудь. Закатывая глаза) Такое родное!
Нурлыхан (покачав головой). Лентяй ты, Яша! С твоим диагнозом кратковременные нагрузки только полезны. А вот курить — вредно для твоего здоровья. И тем более вредно — других снабжать сигаретами. (Грозно) Заметь — тоже для твоего здоровья.
Яков (с видом искренней невиновности). Нурлыджаевна, да чтобы я! Да вы ж меня знаете!
Нурлыхан. Вот именно — знаю! Как облупленного. И не забывай об этом. Все, свободен.
Яков выходит, на пороге сталкивается с Александром.
Яков (шепотом). Слышь, братан, разговор есть.
Передрук. Да, что такое?
Яков. Брателло, мы ж с тобой реально кореша — ты ведь знаешь, я тоже санитаром батрачил.
Передрук (хмурится). Ну?
Яков. Может, достанешь мне там, ну чуть-чуть буквально… (шепчет на ухо названия лекарств).
Передрук. Сдурел что ли?
Яков (ухмыляясь). Ладно-ладно, как знаешь! Все, забыли. Но ты, если что… В долгу не останусь.
Уходит.
Передрук (передергивая плечами, про себя). Ф-фу! Вот еще драгдилер доморощенный. «Братан»…
Входит в медкабинет.
Валентина Петровна. Вот и все, закончили.
Нурлыхан. А тут и Сашка подоспел! Саша, нам как раз нужно…
За сценой раздается громкий голос Захаровой.
Захарова. А вот здесь у нас, уважаемые члены Комиссии!!! (Слова «уважаемые члены Комиссии» она буквально кричит.) Перевязочная.
Все быстро натягивают медицинские маски, которые до того висели у них на шее. Анастасия мешкает.
Нурлыхан. Настя, ради всех демонов подземного мира и лично Люцифера Иегововича, прошу тебя!
(Валентина Петровна. Свят-свят!)
Анастасия (сдаваясь). Ладно, ладно. Но только ради вас, Нурлыхан Исакдожаевна!
Надевает маску.
В проеме двери появляется комиссия: пожилой представительный председатель и две тетки неопределенного возраста с картонными планшетами, на которых поминутно делают заметки. Их сопровождает Захарова; робея заглянуть в медкабинет, поначалу смотрит только на своих высоких гостей.
Захарова (в голосе ее чувствуется невыносимое нервное напряжение). А здесь у нас, уважаемые члены Комиссии!..
Делает трагическую паузу, в то время как члены комиссии внимательно разглядывают персонал кадриологического отделения.
Захарова (повернув голову и обнаружив, что все сотрудники в медицинских масках, с невероятным облегчением). Медкабинет! (Не выдержав.) Спасибо, Настенька!
Анастасия (понуро). Не за что, Ирина Викторовна.
Захарова. Знакомьтесь, Нурлыхан Искадожаевна, дежурная медсестра.
Председатель комиссии. Очень приятно.
Нурлыхан. Взаимно.
Председатель. Так значит, вы — дежурная сестра?
Давно нам с вами познакомиться пора.
Скажите же, как в отделении поставлена борьба
За рост износостойкости постельного белья?
Нурлыхан. О, наилучшим образом! Не след
Вам беспокоиться об том. Тем более обед
Вот-вот начнется. Вам заглянуть в тарелки
Возможность. Чуть что – тут повара потребуем к разделке.
Захарова. Так, я полагаю, вы нас сопроводите, Нурлыхан Исакоджаевна?
Нурлыхан. Да-да, конечно, здесь и без меня справятся! (Тихо, коллегам) А эти без меня не справятся — у нас еще столько простыней необщупанных, стр-р-расть!
Сотрудники отделения потихоньку смеются. Комиссия, Захарова и Нурлыхан уходят. Голос Захаровой за сценой.
Захарова. Вот здесь — палата номер раз!
Входите, после вас…
Анастасия (срывая маску). Ф-фу! Дурацкий спектакль.
Валентина Петровна (осторожно снимает маску). Ох, искушение!
Передрук (снимает маску, немного мнется). Слушай, Настя, у меня тут к тебе будет одно деликатное дело…
Анастасия. Если хочешь, я тебе хоть двойню рожу — только помоги нам наконец с этим проклятым шкафом.
Передрук (опешив). Чего родишь?
Анастасия. Не «чего», а «кого»… Значит, берись вот здесь и толкай в эту сторону. А на этой стене Ирина Викторовна хочет полки организовать… (Передрук упирается руками в шкаф.) Больница — город маленький. Новости быстро распространяются. Фиктивный брак затеял?
Передрук (говорит с усилием, толкая шкаф). Ну… не столько… брак… сколько… обручение! (Отпуская шкаф) Фу-у. Так нормально?
Анастасия (критически оглядывая результаты работы). Даже не знаю. Как вы думаете, Валентина Петровна?
Валентина Петровна. Ох, нехорошо, милая моя. Все-таки с этакими вещами играть — грешно, венчание — дело серьезное…
Анастасия. Про «грешно» понятно, а про шкаф что думаете?
Передрук. Да вроде стоит.
Анастасия. Не качается?
Передрук (пробует покачать шкаф, и тот с жутким скрипом начинает наваливаться на него, он изо всех сил удерживает шкаф от падения; говорит с напряжением). Уже не качается. Он падает. (Сдавленно) Да помогите!
Втроем кое-как они воздвигают шкаф в вертикальное положение, не дав ему упасть. Передрук на всякий случай придерживает его одной рукой.
Передрук. Пол тут что ли неровный?
Анастасия. Может, подпереть чем?
Передрук. Чем?
Анастасия. Чем-нибудь ненужным.
Передрук. Чтобы подпереть чем-нибудь ненужным, нужно сначала найти что-нибудь ненужное, а у нас… а у нас…
Пауза.
Анастасия. Ну? «Находила» нет?
Передрук. Не такая это простая штука — шутить со шкафом в руке.
Валентина Петровна. Вот тут пустые упаковки из-под лекарств. Можно подложить под ножки.
Передрук. О, «находила» у нас таки есть!
Медсестры подсовывают несколько смятых упаковок под ножки шкафа, придавая ему некоторую устойчивость.
Передрук (осторожно отпуская шкаф и отходя на шаг). Вроде стоит. Ну как?
Анастасия. Я согласна. Только потом всю вину свалю на тебя. Скажу: бросил, негодный!
Передрук (снова кидается к шкафу). Что значит «бросил»?! Я что теперь, всю жизнь должен стоять к нему привязанный?! Мне уже пора в рентгенологию за Блюменталем возвращаться.
Анастасия со стоном делает фэйспалм, закрывая маской глаза и нос.
Анастасия (выходя из кабинета, иронично). Вот ведь женишок достался.
Валентина Петровна (выходя). Ох, что делается, цари небесные...
Передрук (смеясь над собой). И правда, забавно получилось… Однако фиктивная невеста у меня, глядишь, появилась. Осталось представить ее заведующей. Что-то у меня нехорошее предчувствие (грозит пальцем шкафу).
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
Передрук выкатывает коляску с Блюменталем из кабинета рентгенологии. Их уже поджидает лифтерша.
Лифтерша. Саша, он согласен!
Передрук. Кто согласен?
Блюменталь. И с чем?
Лифтерша. Мой Антошенька! Он, конечно, не из этих самых, но ради такого дела… К тому же, я слышала, их не берут в армию?
Блюменталь (с усмешкой). Вот видите, Александр, к чему приводит ваше разлагающее влияние! Толкаете молодежь на путь порока.
Передрук (улыбаясь). Яаа толкаю? Или ужас перед грозящими нарушениями прав в процессе службы? Из-за которого человек согласен даже разыгрывать унизительный для него спектакль?
Блюменталь (беззлобно). Играете словами. Но по сути-то я прав.
Передрук. Нет, это вы играете понятиями, Иван Арнольдович. И по сути вы очень сильно ошибаетесь.
Лифтерша. Так что, Сашенька?
Передрук. Во-первых, это миф, Антонида Семеновна. Гомосексуалов тоже в армию призывают. А во-вторых, мне такой вариант однозначно не подходит. Что-то я не уверен, что хрупкая романтическая натура Ирины Викторовны выдержит подобный вариант развития событий… Тем более что я уже обручился.
Лифтерша (с облегчением). Ну и слава богу!
Передрук вывозит Блюменталя из лифта, они едут по больничному коридору.
Блюменталь. Так что такого особенного в вашем понимании Родины, Александр, что ради ее защиты вы отказываетесь ее защищать?
Передрук. Я не отказываюсь защищать. И понимание родины у меня самое общечеловеческое, я просто не готов ассоциировать ее с государством. А причин отказаться от службы в армии у меня много, но основных — две. Во-первых, я как пацифист в принципе против насилия. А во-вторых, считаю, что главная опасность для моей родины исходит не извне, а изнутри. И заключается она в нарушении прав человека, в попрании норм морали со стороны власть имущих и в сокращении политических свобод.
Коляска проезжает мимо Петра Петровича.
Петр Петрович. О чем опять спорите, спорщики?
Блюменталь. О, вот представитель правоохранительных органов. А то мы с вами, Александр, спорим как дилетанты. Вы кто, Петр Петрович, уже полковник МВД?
Петр Петрович (не без бахвальства). Можете считать, что без пяти минут генерал.
Блюменталь. Рассудите-ка нас, Петр Петрович, как независимый профессионал: альтернативная гражданская служба вместо военной службы — правильный ли это выбор с точки зрения поддержания безопасности страны?
Петр Петрович. А без разницы.
Блюменталь (опешив). Как так?
Петр Петрович. От призывников — с точки зрения поддержания безопасности — все равно никакого проку нет. Воевать эффективно сейчас могут только профессионалы, а необходимость в пушечном мясе давно ушла в прошлое. Если вообще была когда-нибудь.
Блюменталь. Однако, интересные вы вещи говорите.
Передрук (удивленный не менее, чем его оппонент). Вот это да! Я на границе переворота в сознании. Правозащитник отстаивает призыв, а силовик выступает за контрактную армию.
Петр Петрович. Время чудес, молодой человек! Можно сказать, переломная эпоха.
Передрук. Ну что, Иван Арнольдович, устраивает вас такое разрешение спора со стороны профессионала?
Блюменталь (взмахивая руками). Не могу не отметить, Александр, что аргументы ваши и Петра Петровича ничего общего между собой не имеют. С другой стороны, курьёз налицо. Заставляет задуматься. Можете считать, что в этом раунде — но только в этом! — вы победили.
АКТ ПЯТЫЙ
Медкабинет. У стены — там, куда передвинул его Передрук — стоит шкаф. Больше никого нет.
Анастасия, держа Александра за руку, затягивает его в кабинет.
Анастасия. Так, слушай сюда. Прежний план не годится, я придумала новый.
Передрук (предчувствуя неладное). Слушаю тебя.
Анастасия. Если мы оба… так сказать, предстанем перед Ириной Викторовной, а потом никакой свадьбы не будет, то я потом замучаюсь врать. И о том, почему расстались, и о том, как начали встречаться, и еще тысяча разных нюансов. Нежная душа завотделением потребует проникновения во все эмоциональные оттенки.
Передрук. Да, это, конечно, нечестно — бросать тебя на такую амбразуру.
Анастасия. Поэтому сделаем проще. Надо подгадать момент, когда Ирина Викторовна вот-вот войдет, и поцеловаться. Она увидит и обо всем «догадается», а я засмущаюсь и убегу. Тогда ты закрываешь все свои вопросы. А потом, когда она у меня спросит о дате свадьбы и предполагаемом месяце ухода в декрет, с меня взятки гладки! Какая, скажу, свадьба? Ничего такого не было. Приставал он тут один раз, так вы же, мол, все сами видели. А тебя тем временем уже и след простыл!
Передрук (замявшись). Так-то оно так, но… слишком уж как-то некрасиво получается. Если бы я тебя как бы бросил — то тут я хоть и скотина, но по крайней мере по-мужски. А если выплывет, что я ее просто обманул, то… как-то это гадко, тебе не кажется?
Анастасия. Гадко — не гадко… Ну, ладно, иди сюда, давай потренируемся. Поцелуй же должен быть достоверным, согласен?
Анастасия обнимает Александра, их губы сближаются. За сценой раздается голос Захаровой.
Захарова. А здесь, уважаемые (кричит) члены Комиссии!!!! У нас снова медкабинет, вы его уже сегодня видели!..
Анастасия и Александр рефлекторно натягивают на лицо медицинские маски, и их поцелуй приобретает двукратный уровень безопасности. Свидетелями этого необычного опыта становятся Захарова, председатель и члены комиссии, врач Козлова, Нурлыхан, Валентина Петровна и Яков.
Председатель комиссии. Совет да любовь!
Захарова (ЗАМЕТИВ НА НАСТЕ МАСКУ, всплескивает руками, умиленно). Ах! Спасибо, Настенька.
Анастасия (смущенно). Не за что, Ирина Викторовна. (Тихо, Передруку) Ну все, я сваливаю, выкручивайся.
Передрук (в последний момент хватает ее за руку). Дафэ завукать!
Захарова. Дафэ?
Козлова. Завукать?
Председатель (включается в игру). Кажется, он сказал «аутодафе зафукать»…
Нурлыхан. Погодите-погодите, это из какой-то песни… Я знаю, сейчас… (Напевает) Ля-ля-ля, А-аутодафе…
Передрук (повторяет то же самое, сорвав маску). Да что за глупость, я говорю! (В сторону) Действительно, невозможно в этой штуке разговаривать. (Захаровой) Ирина Викторовна, это не то, что вы подумали!
Пауза. Дамы — члены комиссии — понимающе переглядываются. Тем временем Яков пробирается из-за спин комиссии и тихонько подходит к шкафу.
Одна дама (другой). Молодой человек стесняется. Как это мило!
Яков (в сторону). Пока сыр да бор, нащупаю-ка я в этом лекарственном раю чего-нибудь закинуться! Что это тут за симпатичные коробочки на полу валяются? Глядишь, застряло колесо-другое. А ну-ка, идите к папе…
Передрук. Да нет, это правда не… И вообще, Ирина Викторовна, вы меня неправильно поняли. Ум, душа, сердце — это я не про любовь. У меня через неделю учебная программа начинается, юридические курсы, а тут отдел кадров подкинул мне такую собаку…
Захарова (разочарованно). Ах, вот оно что… (начинает фразу) Я полагаю…
Ее прерывает жуткий скрип. От шкафа со смятыми упаковками в руках отскакивает Яков. Все внимательно наблюдают за медленным падением шкафа; падение сопровождается невообразимым грохотом и дребезгом. По всему полу медкабинета разлетаются осколки, разливается жидкость.
Те, на ком еще оставались медицинские маски, одновременно снимают их жестом, каким снимают шляпы в присутствии покойника. Пауза.
Яков. А я что? Я ничего. Да вы же меня знаете!
Председатель комиссии. Одна-ако! (Набирает в легкие воздуха.)
Дамы — члены комиссии — начинают о чем-то оживленно перешептываться.
Захарова (приходя в себя, начинает быстро реагировать на кризисную ситуацию). Значит, уважаемые члены комиссии, здесь у нас медкабинет. Его вы уже видели. Я полагаю. А теперь давайте осмотрим перевязочную… (Выталкивает в коридор членов комиссии; тихо Передруку) Уберешь здесь все за десять минут — и подпишу тебе отпуск за свой счет на три месяца. (Подмигивая) Кто я такая, чтобы становиться на пути у жажды к знаниям? Но только чтоб сияло! (Выходя в коридор) Тут вот у нас перевязочная!..
Следом за ней выходят Нурлыхан, Козлова и Валентина Петровна.
Передрук. Ура! Я за веником. (Выбегает.)
Анастасия (печально глядит ему вслед). Ох, Сашка-Сашка… Дурак ты, Сашка.
Занавес.