(новая глава "О ПЛАГИАТЕ")
[Все события и персонажи этой истории вымышлены, любые совпадения с реальностью случайны].
"Университету", незаслуженно носящему имя А.С.Пушкина, посвящается
В 90-е годы профессор Надеждин на предложение Дуркевич оформить свою диссертацию в виде монографии коротко отрезал: «Пока я жив, монографию Вы не издадите!»
Но Надеждин эмигрировал в Штаты, Дуркевич заняла его место и решила воплотить свою давнюю мечту об издании собственной монографии в жизнь. Как же, такая нетленка пропадает в рукописи! Надо же свои бессмертные мысли и концепции показать миру, материализовать хотя бы в сотне экземпляров, чтобы затем сдать на вечное хранение в фонды библиотек, порекомендовать студентам, поставить, наконец, на полку над рабочим столом, чтобы долгими и безлюдными зимними вечерами тусклеющим взглядом сверлить драгоценную обложку и улетать мыслями к несбывшимся мечтам молодости о вечной и высокой любви, собственных детях, накрывшихся, как медным тазом, наркоманией и самоубийством суженого. Смертельно раненая таким поворотом семейной жизни, на всю оставшуюся жизнь Дуркевич сохранила отвращение к мужчинам и отношениям с ними.
Было время, когда она втайне начала мечтать о женщинах и молодых девушках, но, воспитанная на строгих этических нормах русской классической литературы, как наваждение, гнала эти мысли прочь…
В середине 2000-х годов монография Дуркевич на целых 120 страниц печатного текста, наконец-то, увидела свет. Как ребенка, взяв в руки убогую книжицу, изданную в родном вузе на туалетной бумаге, Дуркевич рассматривала ее в фас и профиль, гладила по обложке, перелистывала страницы, два экземпляра водрузила на кафедральную рекламную витрину.
Зашла как-то по делам на кафедру профессор Зоя Петрова, которая была, как и профессор Надеждин, непререкаемым авторитетом в теме диссертационной работы Дуркевич. Увидев на стенде новый экспонат, о котором уже была наслышана, Петрова сочла нужным отвести Дуркевич в сторонку и дать совет: «Ты же знаешь, Галя, я хорошо отношусь к тебе, поэтому не сочти за дерзость мою рекомендацию: на твоем месте я бы поторопилась все доступные экземпляры этой… брошюры, везде где она есть, скупить и уничтожить… ты понимаешь, о чем я говорю?!»
Конечно, после такой «рекомендации», словно острым лезвием полоснувшей по остаткам собственного достоинства у автора брошюры, Дуркевич не была бы Дуркевич, если бы не затаила непрощаемую обиду на профессора Петрову, но ее рекомендации, после некоторых колебаний, вняла. Кровью сердце обливалось, когда выбрасывала в мусорку присвоенные чужие мысли, ставшие как своими и заключенные в обложку со своей фамилией на титуле, в надежде, что туда же, в мусорку улетит и подмоченная личная репутация ученого. Ан, нет, рукописи не горят! После утомительных поисков Михайлов раздобыл один, чудом сохранившийся экземпляр нетленной монографии, пролистал ее и… успокоился.
Кого нынче удивишь плагиатом в родном университете? Ради баллов, дутых, безобразных, ничего не значащих цифр, ради Ее Величества Отчетности плагиат теперь в почете, его тиражируют небольшими партиями в виде сборников тезисов, материалов «научных» конференций, чтобы затем с гордостью водрузить на кафедральные и университетские рекламные стенды: любуйтесь, господа, нашими научными «достижениями»! А то, что это – очковтирательство чистой воды, теперь мало кого волнует.
Как-то Михайлов взял в руки один из таких сборников статей, наугад открыл и уже через 5 минут поисков в интернете обнаружил, что статья коллеги есть полностью позаимствованный у известного российского ученого текст. Текст этот представлял собой один из параграфов диссертационного исследования, даже название параграфа плагиатор не потрудился переименовать!
В плагиате, поставленном на службу отчетности, плагиате, о котором знают все и на который стыдливо закрывают глаза, потому что у самих рыльце в пушку, и кроется секрет «успеха» многих кафедральных и университетских лжеученых: именно у них, потерявших последние стыд и совесть и за основу жизненного поведения взявших демонстративное фарисейство и лицемерие, самые длинные библиографические списки «научных» работ и именно им доверяют председательствовать в Государственных экзаменационных комиссиях, выдающих дипломы полноценных филологов, знатоков русского языка и литературы, иностранным студентам, которых к окончанию пятого курса филфак так и не научил изъясняться на русском языке хотя бы на бытовом уровне…