Зеленая птичка Гоцци

Светлана Герасимова Голова
Зеленая Птичка

Философская сказка для театра в пяти действиях

Действующие лица

Тарталья – король Монтеротондо.
Тартальона – престарелая королева Тароков, его мать.
Нинетта – жена Тартальи.
Ренцо - ее дети-близнецы
Барбарина
Помпея – статуя, возлюбленная Ренцо.
Кальмон – античная статуя, способная дать мудрый совет, царь Изваяний.
Бригелла – поэт и прорицатель, притворно влюбленный в Тартальону.
Труффальдино – колбасник.
Смеральдина – его жена.
Панталоне – министр Тартальи.
Зеленая Птичка – король Террадомбры, влюбленный в Барбарину.
Яблоки, поющие.
Золотая вода, звучащая, пляшущая.
Статуя из Тревизо.
Риоба с маврами – статуи с Кампо Деи Мори в Венеции.
Голос Серпентины, феи.
Кампелло - уличные рассказчики, статуи.
Чиголотти

Слуги, стража и разные звери.
Действие происходит как в вымышленном городе Монтеротондо, так и в саду Серпентины, и у холма Людоеда, и в иных местах, соответствующих духу сказочного представления.

Действие первое

Улица в Монтеротондо

ЯВЛЕНИЕ 1

Бригелла в образе прорицателя, причем карикатурного. Панталоне, встав сзади, внимательно слушает.

Б р и г е л л а
(в сторону, с воодушевлением)

О солнце – вещий символ
Круговорота судеб –
С высот безмерных людям
Укоры шлет во зле невыносимом!

П а н т а л о н е
(в сторону)
Этот поэт кого угодно с ума сведет. Что ни слово – картина, а стихи – как для свадебного подарка!

Б р и г е л л а
(как и раньше)

О королева из страны Тароков!
Судьба Тартальи, что невинен!
О Ренцо с Барбариной!
Сей плод созрел на древе рока!

П а н т а л о н е
(в сторону)

Ну и ну? Далась ему царская кровь Монтеротондо. Королева Тароков у него бедная! Заслужила, сударь, заслужила! Да она – старая хрычовка, с тех пор как король Тарталья, ее сын, уехал, только и знает, что тиранить подданных. А он?  Разве он заслуживает счастья, если на восемнадцать лет бросил королевство и все это время им правит сущая мегера? Жаль, что она не издохла прямо на свадьбе сына, когда у нее приключилась рожа на ногах. А это он о чем: «О Ренцо с Барбариной! Сей плод созрел на древе рока»?

Б р и г е л л а
(как и раньше)

О дух покойного владыки Треф,
Невидимый, державный!
Кто был в делах Монтеротондо равный?!
И с чем сравнится его ложь и блеф!?

П а н т а л о н е
(как и раньше)
Кто ж ему в делах равный? И что за дела: на глазах у всех апельсины превращались в женщин, женщины – в голубок, а голубки – в королев, светлая им память? 

Б р и г е л л а
(как и раньше)

Нет больше запрета
Тарталье век царствовать.
Покинет Нинетта
Острог – будет здравствовать.
И возродятся, выйдя из пучины
Страданий, царственные Апельсины.


П а н т а л о н е
(в сторону)

Чепуха какая-то! И чего ради я стою, как дурак, да еще, разиня рот, слушаю его! Этот малый великий прорицатель – раз в шесть могущественнее альманаха. «Нет больше запрета Тарталье век царствовать»? Все ясно! Ведь скоро девятнадцать лет, как король Тарталья ушел, чтобы подавить мятеж, и нет о нем ни слуху, ни духу – а сегодня вечером – ясное дело – он вернется! «Нинетта будет здравствовать»? Увы! В этом мире я ее больше не увижу: вот уж восемнадцать лет, как Королеву Нинетту заживо похоронили в сточной яме, - и все из-за ненависти старой фурии, – я видел все сам, собственными глазами. Кто поверит, что она не истлела и не рассыпалась в прах? «И возродятся царственные Апельсины»? Не возродятся, как ни трудно с этим смириться! Кажется, тот роковой миг длится и сейчас: вот ныне покойная королева - бедняжка Нинетта – рождает близнецов, мальчика и девочку, красивых, как апельсин и розочка, а вот ее заживо хоронят в сточной яме. А старая хрычовка, их родная бабка, заставляет меня зарезать крошек. Болит! Болит душа! И нет сил молчать! И кажется, что как наяву вижу это черное дело: вот вместо близнецов кладут в колыбель двух уродцев – щенят, их родила придворная костюмерша. Затем бабка пишет депешу – гнусное обвинение, возмутительную ложь, за которой последовали все эти ужасные распоряжения, - а ведь о них, словно о сказке, вспоминают у камина! К счастью, у меня не достало духу зарезать крох. И я, как сейчас помню, взял двадцать четыре локтя первоклассной венецианской клеенки, которой торгует Трагетто дель Бузо, и как можно аккуратнее завернул деток; позаботился, чтоб они оставались сухими, чтоб им было уютно, – а затем бросил драгоценный сверток в реку, бабке же принес пару козлиных сердец, - ибо именно так в подобных случаях поступают настоящие министры. Если они не захлебнулись и не умерли с голода, то за эти восемнадцать лет они, верно, отдали Богу душу оттого, что я зашил их такой прочной бечевкой, что им уж точно было некуда расти. Вы прекрасный поэт, мой милый астролог, но вам не дан дар подражания, поэтому не старайтесь говорить на тосканском наречии; пусть вам везет в трудах, а не в словах. Небо может дать великие таланты – с их помощью люди начинают пророчествовать и что-то изрекать, но при этом несут такую чушь, что редкий не рассмеется им в глаза! Дело конченное: род Апельсинов пресекся.

Б р и г е л л а
(как и прежде, дотрагиваясь руками до лба)

Господь! От яблок – петь они закляты –
От пляшущей воды, текущей златом,
От мудрствующих королей пернатых
Вновь Тартальону защити!
Ведь если его чудом не спасти,
Его замучат статуи кошмаром,
Когда вдруг потекут и станут паром,
Затем его болото втянет смело,
Он будет звездочета
Напрасно звать – мудрейшего Бригеллу!

(Очнувшись)

Ох-ох-ох! Меня покидает божественное вдохновенье; я становлюсь дураком, серостью, как все. На меня наваливается томность и разливается по легким, я сейчас упаду в обморок. Но что это? Я оказался рядом с колбасной! Подкрепимся баландой за два сольдо и вылечим бессилье, до которого меня довел не то божественный огонь, не то поэтический жар.

П а н т а л о н е

Провались я на этом месте, чудесней стихов не слыхал. Я не понял в них ни полслова, но как они хороши, - просто божественны! Яблоки поют песни, воды пляшут, текут, становятся паром… Что ни говори, а нечто великое и впрямь должно случиться при дворе. Сколько невообразимых вещей я повидал – грех не усомниться и не стать философом-пирронианцем до кончиков пальцев. Какой же получился бардак после всех этих превращений! Себя сжигают арапка Смеральдина и Бригелла, за ними – слуга валета Треф, но после самосожжения арапка Смеральдина воскресает белой, - чем ни старая трубка, брошенная в огонь! Труффальдино же женится на ней, а он ведь придворный повар, так что им с руки открыть новую колбасную. Бригелла же сгорает, как сонет к диссертации, и, конечно же, восстает из праха, став пророком и великим поэтом. Чему теперь удивляться – невозможного нет и быть не может! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ II

Труффальдино в виде колбасника и Смеральдина.

Т р у ф ф а л ь д и н о   кричит, что у него нет мочи ее терпеть, ведь пока она оставалась пеплом, то была хоть и гадостью, но полезной, что если ей так уж хотелось воскреснуть, то почему ж обязательно дурой, ведь куда лучше оставаться простыми угольками. Клянет час, когда они поженились, уверяет, что с ней его ждет неминуемая смерть, и т.д.

С м е р а л ь д и н а, - уж конечно, пеплом быть лучше, чем женой такого плута, как он, - ведь он только о том и думает, как бы набить брюхо, а затем начинает мотать деньги, потакая своим страстям, - а капитал, который надо вложить в торговлю, то есть в их лавку, тает.

Т р у ф ф а л ь д и н о   уверяет, что когда был придворным поваром, то сам сколотил капитал, добыл его потом и честным воровством, - а что-что, а это уж повару простительно; теперь же он жалеет, что не кинул все в реку, а открыл колбасную, ведь жена тайком раздает городским подружкам-болтушкам все, что только подвернется под руку: и требуху, и колбасу и т.д. И хуже того – отпускает в долг носильщикам, извозчикам и даже, - кому сказать – не поверит, и это в нынешний-то век, - поэтам!

С м е р а л ь д и н а   берет в свидетели небо, что если она и потакала ближним, то от чистого сердца, впрочем, и о процветании торговли они всегда заботилась, а ее муженек сам себя всегда объедал, ведь он был не прочь полакомиться всякий час, всякий миг, а с жареной печенкой не расставался даже ночью, кладя ее под подушку; кроме того, сколько товара ушло налево, сколько потрачено на женщин легкого поведения, а этим ее муженек причинил вред не только торговле, но и себе, потому что потом был вынужден раздавать ветчину да сосиски и врачам, и хирургам, и аптекарям …

Т р у ф ф а л ь д и н о   пришел в ярость, ведь она стремится любым способом оправдаться и оставить последнее слово за собой. И это притом, что в лавке днем с огнем ничего не найдешь, кроме четырех сухих осьминогов и пары гроссов жареных угрей. Она разорила его своей роскошью и безудержной расточительностью; небо не послало им детей, точнее их единственный ребенок умер во младенчестве; но она вопреки воле мужа взяла двух крошек – их, завернутых в клеенку, случайно нашли в воде, - захотела их вскормить, а в результате их лавка окончательно опустела; с тех пор он невзлюбил жену, отказал ей в супружеских ласках, думая, что так будет легче его истерзанной ненавистью душе; ведь главная причина его разорения – ее желание не отпускать от себя мальчишку и девчонку, пока им не минет восемнадцать лет, - но что же может быть глупей, - и т.д.

С м е р а л ь д и н а   обрушивает не него свой гнев: - он не смеет хоть словом, хоть делом оскорблять Ренцо и Барбарину, пусть он не думает, что и управы на него не найдется.

Т р у ф ф а л ь д и н о   решил окончательно и бесповоротно: чтобы ноги их не было в его доме.

С м е р а л ь д и н а.   Ее скорбь, сострадание, ее похвала Ренцо и Барбарине, ведь они так послушны и добры, стоически переносят лишения. Они едят отбросы; усердно учатся; готовы служить и приносить пользу: Ренцо, например, всегда приносит с охоты зайцев, и т. д.; Барбарина стирает, подметает и даже ходит по дрова, и т.д.

ЯВЛЕНИЕ III

Те же, в глубине сцены Ренцо с аркебузом и книгой и Барбарина с вязанкой дров и книгой, оба в разодранной одежде.   

Б а р б а р и н а

Любимый брат мой, Ренцо, мать с отцом
Усердно спорят.

Р е н ц о

Послушать бы их надо.


Смотрят, остановившись.

С м е р а л ь д и н а   (к Труффальдино): если он посмеет сказать хоть одно обидное слово в адрес Ренцо или Барбарине, она будет страшна в своем гневе.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - он с нетерпением ждет их возвращения, чтобы поскорей выгнать их из дому.

С м е р а л ь д и н а   молит Труфальдино не мучить детей.

Т р у ф а л ь д и н о, - Господь не послал ему детей, и он не собирается делить последние крохи с подкидышами.

Р е н ц о (Барбарине)

С подкидышами!

Б а р б а р и н а

Странные слова!

С м е р а л ь д и н а  умоляет Труффальдино не называть детей подкидышами, и даже самого этого слова никогда не произносить.

Т р у ф а л ь д и н о, - он чуть не задохнулся и не умер оттого, что ему столько лет приходилось удерживать это слово в себе, чтоб оно невзначай не выпорхнуло при них; но он более не намерен бороться с собой. Пусть только они попадутся ему на дороге, и он тысячу раз повторит им: подкидыши, подкидыши, - чтоб, наконец, вздохнуть свободно.

С м е р а л ь д и н а, - вдруг они окажутся детьми некоего аристократа; их дивные лица и манеры свидетельствуют как раз об этом.

Т р у ф а л ь д и н о, - дети аристократов не водятся в реке, их не вылавливают оттуда голыми или в клеенке и т.д. Он бесповоротно решил не тратить на подкидышей ни гроша.

Р е н ц о
(Барбарине)

Сестра! Понятно: мы подкидыши.

(направляется к Труффальдино.)

Отец! Мы лишь подкидыши? Скажи!

Б а р б а р и н а

(направляется к Смеральдине)

Так мы не ваши дети. Это правда?

Смеральдина не в силах ответить, горько плачет.

Т р у ф ф а л ь д и н о (важно), - ему неведомы слезы и патетическое выражение ласки, - бедность убила в нем героя. Преувеличивает масштабы разорения, его рассказ о торговом балансе похож на самопародию. Сетует, что слишком долго содержал их; пора бы им узнать, что они и впрямь подкидыши, к тому же найденные в клеенке голыми, одетыми лишь в собственную кожу. Он не виноват в их страданиях, - тут он берет в свидетели небо, - что было время, когда он упрашивал жену вновь закинуть этот сверток с клеенкой подальше в реку, чтобы они утонули и не узнали в сем мире мучительных страданий. Он клятвенно заверяет, что говорит сущую правду. Однако его жена на редкость пустоголова и безумна, ведь она настояла на том, чтобы сохранить младенцам жизнь – им же на беду, - чтобы воспитать их. Он вновь взывает к небу, уверяя, что не виноват в том, что дети остались без достаточного образования. Смогли же они научиться есть, пить и отправлять нужду, - пусть же теперь они пользуются знанием, которым он их облагодетельствовал, и уходят подобру-поздорову, – отныне и ноги их не будет у него в доме, в противном случае… и т.д. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ IV

Ренцо, Барбарина, Смеральдина.

Р е н ц о

Сестра родная, Барбарина, - весть
Ужасна. Я подавлен. Слава Богу,
Что сила воли есть и сила духа
Перенести все.

Б а р б а р и н а

Мне ли отрицать,
Что этот миг мог быть еще ужасней:
Когда б мы не читали сочинений
Философов, когда б не размышляли
О бренности природы человека,
Его ума, – мне было бы не выжить!

С м е р а л ь д и н а

Родные деточки мои, зачем же
Вы слушаете мужа! Он ведь глуп
И зол на вас!

Р е н ц о

Но ваши ли мы дети?
Чьи, - скажи!

С м е р а л ь д и н а

Я не рожала вас,
Как ты уж знаешь. – Разве в этом дело?
Ведь я же вас растила, как родных!
От любящей груди не уходите!

Б а р б а р и н а

Не может быть и речи, Смеральдина!
Наш долг, как только сможем, возместить
Расходы ваши. Грех чужим по крови
Под кровом вашим жить. Ведь мы вам в тягость!
Вы сами бедствуете, а ваш муж
И на порог не хочет нас пускать.
Вы затоскуете в разлуке с нами,
Вся ваша грусть, однако, продолженьем
Одной привычки будет – просто жить
Бок о бок с нами; продолженьем мысли
О том, что якобы в изгнанье – горе,
Беда грозит – скитальцам. Но поймите,
На самом деле, грусть – от самолюбья
Рождается, - оно одно царит в вас.

С м е р а л ь д и н а

Да неужели лишь от самолюбья?

Б а р б а р и н а

Оно одно в вас, Смеральдина, больно
Всем разлучаться, но чтоб было легче
Лишь вам – вы не даете нам свободы, -
И что ж? – Хотите счастья лишь себе!
Вам нечем крыть! Вы зря мудрите – бросьте!
Пора вам знать, что мы давно уж с Ренцо
В лесу читаем мудрые труды
И книги новые. – На вес скупив
Для лавки, вы их даже не открыли.
Мы ж постигаем тайны человека,
И философствуем, ища причины
Людских поступков, добрых или злых,
Поэтому нас трудно удивить!
В печали вашей мы не виноваты
Вот ни на столечко! Ее причину
Ищите в себялюбье, ведь рассудку
Оно должно однажды подчиниться.
А мы уйдем, достойно и спокойно.
Когда же Бог нас одарит богатством,
Мы не забудем вас вознаградить.
Но в нас заговорит не чувство долга,
А постулат общественных законов.
Прощайте же!

Р е н ц о

Так-так, мая сестра!
Ты говоришь, как подлинный философ!
И учишь всем желаньям вопреки
Лишь истине общественных законов.
Пусть, Смеральдина, вам поможет Бог!
Ступайте же теперь к супругу смело,
Который утвержден для вас прекрасным
Общественным законом. И из сердца
Гоните тьму и просвещайте разум,
Трудитесь над собой, чтоб себялюбье,
Вас изнуряющее, победить!
Прощайте же!

С м е р а л ь д и н а

Лишь ветер в головах!
А может, нет голов – одни слова:
Рассудок, общество и себялюбье!
К чему все это? И к чему законы?
Откуда ваши мысли и слова?
Кто подучил, вас, дети?!

Б а р б а р и н а
(громко смеется)

Брат! Ха-ха!!!
Взгляни, как сердится! О как ужасно,
Когда ты не философ!

Р е н ц о

Смеральдина!
Вас мучит себялюбие. Ступайте!
Иначе срама вам не избежать:
Без предрассудков, но с умом – прохожих
Немало – каждый пристыдит!

С м е р а л ь д и н а

О небо!
Как вы черны душой! Когда бы знала,
Не стала б вас жалеть! Выходит: я
Спасла вас из любви к самой себе,
Из самолюбья не дала погибнуть?

Б а р б а р и н а

Так это ж очевидно! В чем вопрос?
Вы делали лишь то, вам приятно,
Себе в угоду вы служили нам.

С м е р а л ь д и н а

Я голодала, чтоб вы были сыты;
Была нагой, но одевала вас;
Кусок последний вам же отдавала,
Чтоб сыты были вы всегда; Для вас
Я претерпела беды, горе, скорби, –
И все из себялюбия?

Р е н ц о

Смешна
Вся эта речь! Конечно же, - ха-ха, -
Из себялюбья! Вы же, как фанатик,
Своим  геройством бредили, - оно
Вам приносило наслажденье, жертвой
Вы покупали наше послушанье;
А что таится под желаньем власти?
Конечно, себялюбие!

С м е р а л ь д и н а

О Боже!
Вам не за что меня  благодарить?
Не заслужила я?!

Б а р б а р и н а

Нет, Смеральдина!
В самом благодеянье нет заслуги,
Но если нам фортуна улыбнется,
То чувство к вам мы тут же согласуем
С общественным законом, чтоб воздать
За ваши жертвы, хоть вы принесли их
Из себялюбия.

С м е р а л ь д и н а
(в приступе ярости)

Будь проклят день,
Когда из себялюбья я прижала
К груди и пожалела двух безумцев,
Неблагодарных и готовых бросить
Меня с таким холодным равнодушьем.
О чтоб я утопающих спасла,
О чтоб я голому дала одежду,
О чтоб я подала хоть грош тому,
Кто с голоду опух, от жажды высох,
Нет, пусть меня уж лучше рубят, бьют,
Нет, пусть меня уж лучше вновь сожгут.

(Уходит)

ЯВЛЕНИЕ V

Ренцо, Барбарина.

Р е н ц о

Как мы разгневали ее, сестра!
Но нужно нам прощать невежд!

Б а р б а р и н а

Охотно.
Но неужели же тебе не жаль
Вдруг стать бродягой, нищим стать, безродным,
В лохмотьях; и не ведать, чей ты сын!

Р е н ц о

Ничуть! Вот философия моя:
У нас нет матери с отцом, а значит,
Вольны как птицы мы. Кого нам слушать?
Никто воздействовать на нас не может!
Свободны мы и от желанья смерти
Родителей. – Наследства мы не ждем,
А значит, не погрязнем мы в страстях,
Достатком данных, - губящих его.
Безродность – выше блага нет на свете,
В нем утешенье, не беда. Однако
Еще больной вопрос: «Ты влюбена?»

Б а р б а р и н а

Нет-нет, мой брат, отнюдь не влюблена!

Р е н ц о

Я тоже не влюблен. И мы покончим
С причиной всех безумств и всех желаний,
С причиной разорительнейшей страсти –
Ждать радости от праздничных нарядов,
Из-за нее влюбленные смешны,
А лавочники, верящие в долг
Влюбленным, неустанно стонут. Благом
При этом все считают роскошь платий,
А не лохмотья нищих. Мы ж не станем
Природу нашу приучать к тому,
Что соблазняет современный род
И кажется удобным. Ибо дружбу
С привязанностью нам нельзя питать
В сем мире ни к кому и никогда.
И стоит помнить, что лишь себялюбье
Привязанность рождает меж полами.
Ведь, как известно, смертные надменны,
И алчны, и горды, и жажда мести
Таится в их сердцах, сердца ж лукавы. –
Мы будем руководствоваться этим
Воззреньем и забудем себялюбье,
Чтоб быть счастливыми. Вперед, сестра!

Б а р б а р и н а

Мой милый Ренцо, будь уверен в том,
Что ни в кого я не влюблюсь – навеки
Философом останусь. Но, послушай,
Хотя отнюдь не влюблена – поверь –
Вокруг меня, бывает, вьется Птичка
Зеленая – у головы кружит.
Она меня, наверно, любит. Я же
Сама ей рада и всегда нежна.

Р е н ц о

Из головы все выбрось – я избавлю
Тебя от глупой страсти: дело в том,
Что птицы, следуя инстинкту, любят
Порхать вкруг щеголих. Она ж, наверно,
Тебя за щеголиху приняла.
Давай скорей покинем этот город,
Забудем все соблазны!
(Уходит.)

Б а р б а р и н а

Мир! О мир!
Как безотраден ты, в тебе нельзя
Забыться даже чистою любовью,
Воздушной дружбою с Зеленой Птичкой!
(Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ VI

Склеп под землей, устроенный в сточной яме, - там томится Нинетта, одетая в траур.

Н и н е т т а

Зачем мне жить? Проходит год за годом.
А я томлюсь средь жижи в этой яме,
Погребена средь нечистот и смрада,
Средь этой вони! Дочерь Конкула!
О скорбная Нинетта! Лучше б ты осталась
Голубкой и страдала в заключенье
У великанши властной – у Креонты,
Влачила б дни под коркой апельсина,
Чем, как теперь, неведомо за что,
Вдруг оказалась погребенной в яме,
Схороненная заживо, едва
Успела разрешиться близнецами.
Зеленая родная Птичка, ты одна
Добра ко мне – всегда приносишь пищу
Влетая в эту яму чрез отверстье.
Ах, птичка милая! Дала б ты мне
Скорее умереть – так лучше б было,
Так кончились бы муки, а враги:
Жестокий муж – король Тарталья, с ним
Старуха мать, - они бы рады были.
(Плачет).

ЯВЛЕНИЕ VII

Нинетта, Зеленая Птичка, влетевшая с булочкой и хлебом.

З е л е н а я   П т и ч к а

Недолго ждать, Нинетта! Забудь об укоризне,
Ведь ты из заточенья – воскреснешь к новой жизни!

Н и н е т т а

Не может быть! Я слышу голос Птички!

З е л е н а я   п т и ч к а

Все восемнадцать лет я – не смел раскрыть секрета,
Не смел смягчить страданья – прости меня, Нинетта!
Ведь ты была принцессой, став апельсином бренным,
Познав, что все стремится – к великим переменам.
Я царский сын, а в детстве – вдруг на меня сердиться
Стал гадкий людоед, что ж! – меня он сделал Птицей.
Однако Барбарина – твоя родная дочка,
Как ангел, все исправит – и сможет всем помочь нам!
Но перед нами встали – великие преграды:
Жестокие законы – враги земной отрады.

Н и н е т т а

Ах, птичка! В чем моя вина – скажи!
За что же я сижу в зловонной яме?
И жив ли муж мой и родные дети?

З е л е н а я   П т и ч к а

Свекровь все сотворила, Нинетта – ты невинна –
В распутстве заклеймила – она тебя пред сыном.
Старуха слала письма – хоть бредил сын атакой, -
Что родила ты двойню: но кобеля с собакой!
Король поверил бредням, полученным намедни,
Велев злой Тартальоне убить всех, и немедля.
Старуха посадила тебя злодейски в яму,
Повелевая бросить младенцев в воду прямо.
Но дети твои живы! И низкого поклона
Спаситель из Венеции – достоин – Панталоне.
Бредут они по свету – и негде им согреться,
Ее звать – Барбарина, его же имя – Ренцо.
Молись, молись, Нинетта! И не ликуй, хоть рада:
Восславь Творца усердно из мрака и из смрада!
Ведь если дети смогут преодолеть преграды,
Восстанешь ты из ямы, получишь власть в награду.
Погибнет Тартальона – хвост сброшу неуместный,
Захочет Барбарина – пусть будет мне невестой.
Пока ж служить обязан врагам твой друг заветный,
И вынужден умолкнуть, прости меня Нинетта!
(Взлетает и исчезает)

Н и н е т т а

Смелее ум навстречу переменам!
Хлеб преломлю и помолюсь пред небом.
Чрез восемнадцать лет могильной скорби
Преодолею тленье, -
Пусть мир дивится чуду воскресенья

Склеп закрывается.

ЯВЛЕНИЕ XVIII

Городская улица.
Бригелла один.

Б р и г е л л а, - подкрепил свой пророческий дар в колбасной, наевшись овечьих потрохов под соусом. Ощущает, как в животе бурлят астрология и вдохновенье: теперь он поэт и пророк – но это всего лишь прелюдия грядущих потрясений. Насколько хватит сил, он будет помогать Тартальоне; а в его старуху-мать – он так просто влюблен, ведь о вкусах не спорят. Верно: она стара и безобразна, но она королева! Пристрастия поэта всегда выделяют его из толпы. Он верит, что ему удастся смягчить ее сердце, если он будет внимателен к ней и посвятит чувствительные вирши с самыми нежными выражениями.

(Напыщенно.)

Серебряные кудри поднялись,
Вокруг лица златого заклубились.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ IX

Безлюдный берег.

Барбарина. Ренцо.

Б а р б а р и н а

Брат! Скоро ночь! Один безлюдный берег
Повсюду виден! Воздух леденит
Мне руки, ноги, челюсти дрожат.
Я вся замерзла и должна сознаться,
Что поддалась влиянью себялюбья.

Р е н ц о
 
Нет, Барбарина, будь тверда – борись!
Меня от голода уже шатает,
Но этот голый безнадежный берег, -
Вдали от всякого жилья, ведь люди,
Как хищники, себялюбивы, злы, -
Меня лишь вдохновляет…

Б а р б а р и н а

Если б, Ренцо!
Нас кто-нибудь вдруг пригласил в свой дом,
Сейчас же затопил камин, и даже
Накрыл роскошный стол для нас на ужин,
И постелил постель, то неужели
Ты и его почел бы недостойным.

Р е н ц о

Я б оценил его постель, камин,
И даже ужин… Впрочем, нет, подумав,
О сути человека, я б отверг
Его благодеянья, ведь все это
Он делал для себя скорей.

Б а р б а р и н а

Нет, Ренцо!
Бессонница, а с нею голод, холод
Меня принудили бы согласиться,
С тем, что сей человек любовью полон,
Но только к нам, а не к себе!

Р е н ц о

Нелепость!
Так поступить могла бы только дама,
Когда б увидела меня – мужчину,
Но также поступил бы и мужчина,
Тебя завидев – даму. Лишь лукавство
В сердцах укоренилось. Повезло б,
Нам если б муж сей был фанатик, славы б
Везде искал, при этом бормоча
Себе под нос, что он великодушен,
Любвеобилен, щедр. Ведь сердцевина
Людская только гниль да себялюбье.

Б а р б а р и н а

Ах, Ренцо, Ренцо! Голод, и усталость,
И лютый холод мучат так, что я
Скорей сочту фанатиком тебя,
Себялюбивейшим из всех людей!

Р е н ц о

Но почему?

Б а р б а р и н а

Ты слишком презираешь
Людей, да так свирепо, что и сам
Живешь одним жестоким себялюбьем.
И эта страсть в тебе укоренилась
И ты не видишь даже скорой смерти:
Ты умираешь с голода. Скажи,
Не фанатизм ли эти убежденья?

Р е н ц о

Постой-постой! Боюсь, что ты пава.
Вину я понял: если буду спорить,
То ненавистным стану сам себе.

(Задумывается.)

ЯВЛЕНИЕ X

Землетрясение, чудеса, тьма.

Те же и Кальмон - античная статуя.

К а л ь м о н

Ах, Ренцо! Как сестра права! Прозрей!

Б а р б а р и н а

Помилуй Боже! Статуя навстречу
Идет и говорит!

Р е н ц о

Философ скажет,
Что это невозможно, но своим
Глазам я верю. Статуя, ты кто?

К а л ь м о н

Я тем был, кем стал ныне ты - бездарным
Философом. Хотел постигнуть суть
Людей. Когда был человеком я,
Считал: причина даже малых дел – 
Лишь себялюбие. Я видел, - впрочем
В бреду, наверное, казалось мне, - что разум
Людей в плену у чувств, а род людской
В своем уме надменном я считал
Неисправимо жадным, лживым, злым,
Неблагодарным, для себя живущим,
Не для других, - я гордо презирал
Прекраснейшее Божие созданье,
Венец творенья. Лучше бы язык
Себе я вырвал, прежде чем назвать
Всю жертвенность возвышенных деяний, -
Ее не видеть в людях я не мог, -
Сплошным безумьем или фанатизмом,
Которые рождает себялюбье
Надутых до предела дураков.
Как часто я гасил порыв высокий,
Как часто порождал неблагодарность!
Но, Ренцо, есть ли польза в том, чтоб всех
Подозревать в пороках, расточая
Слова и убеждая, что природа
Людская скована грехом, который
Нельзя избыть, что ум в плену у чувства?!
Такая проповедь среди живущих
Рождает подозрительность, печаль,
И неприязнь взаимную рождает
С извечною враждой. Ты сам ведь, Ренцо,
Обычный человек. А если кто-то
Тебе однажды скажет, что считает
Тебя таким же, как ты сам о людях
Повсюду говоришь, - язык твой будет
Себялюбиво от стыда цепляться
За каждый повод, чтобы оправдаться,
Внушая, что ты добр, и щедр, и честен.
Природа наша не выносит зла!
Ты хочешь быть благим и понимаешь,
Каким быть должен человек, поскольку
Умом, который властвует над чувством,
Ты различаешь, где добро, где зло.
Любя себя, люби людей. Умом
Все поверяй – им небо, а не чувства
Руководят. Лишь полюбив себя,
Ты сможешь стать таким, каким хотел.

Б а р б а р и н а

Брат, статуя, мне кажется, философ
Достаточно хороший.

Р е н ц о

Нет, сестра!
Философ-статуя не опроверг,
Что себялюбье – корень всех поступков,
Но принялся учить замшелым нравам.

К а л ь м о н

Прошло четыре века с той поры,
Когда я жил и думал, как и ты:
Всех презирал, усердно добиваясь,
Чтоб не зависели от себялюбья
Мои дела. Тогда окаменело
Вдруг сердце – тело обратилось в мрамор,
И я упал на землю и лежал
В теченье многих лет – чурбан забытый,
Поросший грязью и травой, чтоб стать
Мишенью для людей, что захотели
С природой поделиться. – Так со всеми
Случится, кто не хочет подчиниться
Любви к себе – началу всех начал.

Р е н ц о

Зачем ты, статуя, явилась к нам
С такой унылой проповедью? Чтобы
Еще раз доказать, что я был прав?
Что в этом мире все от себялюбья?

К а л ь м о н

Дрянной философ, речь твоя сродни
Словам тех нечестивцев, что возводят
(Стремясь свои пороки оправдать)
Напраслину на Божие творенье,
На замыслы Творца. Ведь себялюбье
Приводит к милосерднейшей любви
К страдальцам, - память смертная, страх вечных
Мук учат нас творить добро для ближних.
Не бойся истины, ведь в человеке
Есть образ Божий: и любя себя,
Мы Бога любим. В человеке
Любовь к себе – дар неба, дивный дар
В себе сильнее ощущает тот,
Кто полон доброты и состраданья,
Кто милосерд, - подобный человек,
Стремясь к блаженному бессмертью, любит
Исток души, текущий добротой,
Которую твои учителя
Безумно называют фанатизмом.
Час роковой пробьет для человека –
Его природа станет очень чуткой
К малейшему страданью. Грянет час,
И на тебя все люди с омерзеньем
Вдруг поглядят – последним утешеньем
Останутся тебе твои же чувства,
С которыми ты прожил бренный век,
А также мысль о собственном величье.
О пагубных философах забудь,
И душу не скверни неверьем их
В небесный рай – в обитель для бессмертных.
Свинья, привыкшая искать в грязи
Грехи и злые чувства, рыло к небу
Скорее подними – взгляни на звезды!

Б а р б а р и н а

Мне кажется, что статуя умна.

Р е н ц о

Умна по-своему. Пусть не мешает
Мне жить по философии моей!

К а л ь м о н

Я не мешаю. Сам так жить не станешь:
Людской природе это не под силу.
Постигнешь вскоре: не философ ты,
Хоть философствуешь, ты – дурачок.

Р е н ц о

Зачем пришла? Представься, наконец.

К а л ь м о н

Жил на земле и властвовал я встарь,
Был царь людей – стал изваяний царь.
Их ставлю выше, чем людей, чей род
Философами нагло развращен.
Но ваши деды, вызволив из грязи,
Меня перевезли в соседний град,
Затем установили в центре сада.
Я прибыл отблагодарить потомков,
Пришел помочь, мои сиротки, вам,
Припомнив ваших предков доброту.

Б а р б а р и н а

О статуя любезная! Скажи:
Ты знала наших предков? Это правда?
Открой же, чьи мы дети! Ты же знаешь!

К а л ь м о н

Я не могу открыть вам эту тайну.
Но знайте, что над вами вражьи силы
Сплели клубок. Лишь от Зеленой Птички,
С любовью вьющейся над Барбариной,
Зависит, будете ли вы свободны
От чар; узнаете ли вы, чьи дети.

Р е н ц о

Уже я сомневаюсь даже в том,
Что он болван. Но предсказанья смутны…
Судьба зависит от Зеленой Птички,
Что влюблена… Скульптура рассуждает,
И голова моя идет уж кругом…
Понять здесь невозможно ничего.

К а л ь м о н

Чему ж дивиться: средь живущих много
Скульптур найдете каменней, чем я.
Узнаешь скоро ты о силе статуй
О превращении людей в скульптуры.
Нагнись скорей, чтоб взять вот этот камень,
И в город поспеши, там у дворца
Швырни его – нежданно в богачей
Вы из последних нищих превратитесь.
И впредь в беде вам нужно звать Кальмона.

Землетрясение, чудеса. Кальмон скрывается.

Р е н ц о

Сестра! Кальмон ушел – мы вновь сироты.
Как голодно, и холодно, и страшно!
И только камень в кулаке. О Боже!

Б а р б а р и н а
(поднимет камень)

Пойдем же бросим камень у дворца,
Как он сказал. Какие ж чудеса
Нам предсказал Кальмон? А-ну спешим!
Я верю, нам удастся избежать
Великих бед, что нам грозили. В горе,
Когда его смягчает состраданье,
Возможно быть счастливым и веселым.

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Зал во дворце. Звуки марша.

ЯВЛЕНИЕ I

Король Тарталья, стража, Панталоне, сзади Тартальи, испуганно.

Т а р т а л ь я   раздражителен и меланхоличен; кричит на трубачей и велит им прекратить игру, ведь их музыка – сил нет, - как дерет уши, и т.д. Приказывает страже уйти.
 
П а н т а л о н е  (в сторону) замечает, что его королевское величество не в настроении. Он и рад бы был его поздравить с тем, что тот вернулся, что покорил мятежников, но не решается, ведь король не в духе, а всем известно, что он норовист, как лошадь.

Т а р т а л ь я  (в сторону), - вот пол, по коему ступала его Нинетта. Вон там кухня, где она была голубкой, так что благодаря ей сгорело жаркое, - та самая кухня, где потом она вновь стала женщиной. А вот судомойня, куда покойный король, его отец, приказал ей удалиться в день их торжественной и несчастной свадьбы. Ему на память приходит вся их нежность, все их ласки и т.д. он украдкой всплакнул, впрочем, так, чтоб двор не увидел и не узнал его слабости; затем второпях смахнул слезы и вновь предстал предельно величественным и грозным.

П а н т а л о н е (в сторону), - как ему кажется, его королевское величество плачет; нет, он готов поклясться, что так оно и есть: король оплакивает свою несчастную супругу – королеву, которую вот уже восемнадцать лет, как похоронили в сточной яме. Он храбрится, делает шаг вперед и поздравляет короля и с тем, что тот усмирил мятежников, и с тем, что вернулся; желает ему всяческого счастья.

Т а р т а л ь я (в сторону), - нет, ему уже не знать счастья без Нинетты; он предчувствует, что вот-вот вернутся его ипохондрические припадки; но вскоре он,  прежде украдкой всплакнув, мужественно  овладевает собой.

П а н т а л о н е (Тарталье), уж не показалось ли ему, что король впал в меланхолию, что у короля покраснели глаза, - просит его забыть про слезы и не печалить двор, который в нем души не чает и с таким нетерпением ждал своего короля, и т.д.

Т а р т а л ь я  пришел в ярость, гневается. Разве бывает, чтобы король плакал?! Он не потерпит таких речей! Что за неуместная смелость! Он не допустит, чтобы министры обращались запросто с таким королем, как он! Пусть Панталоне уходит подобру-поздорову, да поскорее, иначе ему не миновать позорного столба и т.д., и т. п.

П а н т а л о н е  (в сторону), - с великими мира сего никогда не знаешь, как поступить. Он от души шел к королю, чтобы рассказать о пророчествах поэта-предсказателя, но теперь, когда на всех наводят страх королева-мать да и сам король своими странностями, Боже его упаси что-нибудь сказать: пусть ему лучше отрежут язык, если он проронит хоть слово. Наступил псу на хвост – удирай!

ЯВЛЕНИЕ II

Тарталья один.

Т а р т а л ь я пересыпает речь преувеличениями, говоря, как обременительна роль монарха, вынуждающая преодолевать себя, скрывая в сердце печать и тая слабости – и все затем, чтобы подданные относились с уважением. О горестная участь, и т.д. Сетует, что у него нет ни одного близкого друга, перед которым можно было бы излить душу. Когда-то он верил, что у него есть настоящий друг роднее брата – повар Труффальдино, но он обманулся в нем! Изменник, он был осыпан милостями, разбогател при дворе и под конец возгордился, так что, женившись на арапке Смеральдине, которая вышла белой из огня, открыл колбасную и нагло покинул двор. Недаром говорят:

Скорей бандаж для грыжи станет розой,
Чем ты отыщешь друга в этом мире.

Теперь, оставшись наедине, ему приятно отбросить величественность, вдоволь наплакаться с горя и предаться сумасбродству. Дух Нинетты, где же ты?! Будь благосклонна к слезам, оросившим эти очи, ибо они знаменуют великую скорбь твоего супруга-монарха. Ему привиделось, будто мелькнула тень Нинетты, - он переживает приступ энтузиазма. Понимает, что ошибся. Издает скорбный ослиный рев.

ЯВЛЕНИЕ III

Тарталья, Труффальдино в образе колбасника.

Т р у ф ф а л ь д и н о уверяет, что поспешил на голос короля.

Т а р т а л ь я  удивляется, увидев Труффальдино; стесняется его, ведь тот невольно подслушал его речь, тем более что король больше не считает его своим другом.

Т р у ф ф а л ь д и н о узнал о его возвращении и, памятуя об их былой дружбе, не смог удержаться, чтобы не прийти, ведь надо же поздравить и напомнить о своей любви, и т.д. Вспоминает смешные случаи, бывшие с ним в прошлом.

Т а р т а л ь я  (в сторону), - он со своей стороны был бы счастлив возобновить их сердечную дружбу. Но разве он может верить Труффальдино, если тот, стоило ему влюбиться в Смеральдину и заняться торговлей в надежде на богатство, бросил своего короля. Хочет испытать сердце Труффальдино и начинает с важностью рассматривать его, осведомляясь, как его здоровье.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - хорошо: моча прозрачная, аппетит отменный, одинаковый ночью и днем, до еды и после. Ежедневно успешно испражняется в один и тот же час; к услугам его милости, и т.д.

Т а р т а л ь я, - так же ли, как прежде, любит он свою жену?

Т р у ф ф а л ь д и н о, - он любил ее всего лишь две недели; потом же его начало тошнить, - и говорит он об этом, положа руку на сердце. Первые восторги прошли – а его темперамент так и не смог приспособиться к ее темпераменту, - и все из-за того, что она ни чуточки не философ, - он говорит об этом, положа руку на сердце. Эта женщина слишком старомодна для него, ее сердце ужасно: дня не пройдет, чтобы она не посочувствовала чужому горю; подумайте только – она взваливает на себя обязанность помогать сиротам; подумайте только – она воспитывает подкидышей; подумайте только – она последними крохами делится с нищими; подумайте только – она преисполнена дуростей, всевозможных предрассудков, всяких слабостей, так что становится просто несносной, особенно для здравомыслящего человека, у которого голова в порядке, а душа, как у него, просвещена хотя бы искрой современной философии. Он говорит об этом, положа руку на сердце. Мало того, что ее глупость была нестерпима, но и красота ее день ото дня все тускнела, пока не превратилась в нечто столь чудовищное, что ему приходилось искать утешения для глаз в разных эдаких домишках. И говорит он об этом, положа руку на сердце. Ему кажется, что за восемнадцать лет совместной жизни она стала редким уродом, так что он невзлюбил ее пуще крапивы, и т.д.; и говорит он об этом положа руку на сердце.

Т а р т а л ь я (в сторону), - он все яснее понимает, что Труффальдино пришел сюда отнюдь не по дружбе. Выведывает у него, как обстоят дела с колбасной, доходами, торговлей, имуществом.

Т р у ф ф а л ь д и н о признается, положа руку на сердце, что разорен в пух и прах, но вины его в этом нет: жена – дура, продавала в долг и верила, что вернут; благотворительностью, видишь ли, решала заняться и другими разорительными благодеяниями; нельзя отрицать, что и он повадился ходить в кабак, но редко – лишь пару раз в день,  и то лишь затем, чтобы поддержать приятельские отношения, да и покупателей так легче заманить, а иной раз – услышать дельное философское суждение. Верно и то, что он частенько хаживал к подружкам, чтобы развеяться и забыть о презрении, которое внушала ему жена; но при этом он соблюдал крайнюю экономию, и всегда находил красоток с изъянами – с язвами на ногах или безносых, и т.д., и т.п. Верно и то, что он увлекся было игрой в бассету и цехинетту; но он предпринимал это с благой целью – возместить убытки от благотворительности и прочих сумасбродств жены; впрочем, он регулярно проигрывал, но все это оттого, что во время игры ему вспоминалась жена, - одна мысль о ней может свести с ума, и т.д.

Т а р т а л ь я (в сторону), - Труффальдино – сущий плут из числа современных философов, которых следует остерегаться; ему неясно, пришел ли он по дружбе или из нужды; чего греха таить, Труфальдино, кажется, всегда был прохвостом, полным подлого себялюбия; помнится, он как-то из жадности разрезал  два апельсина. Грозно приказывает Труффальдино говорить правду и только правду – а то он прикажет вспороть ему брюхо и вырезать сердце. Такой же ли у него, как прежде, зверский аппетит; не разлюбил ли он своей жены; хорошо ли идут его торговые дела; и впрямь ли он пришел лишь затем, чтобы восстановить дружеские отношения?

Т р у ф ф а л ь д и н о   просит разрешения немного подумать.

Т а р т а л ь я, - пусть он не тянет резину и говорит правду, а то он прикажет разрезать его на части.

Т р у ф ф а л ь д и н о   говорит, положа руку на сердце, что если бы не нужда, то он бы и не вспомнил ни его самого, ни его дружбы.

Т а р т а л ь я   разгневан; выпроваживает его пинками в зад.

Т р у ф ф а л ь д и н о   с воплем убегает, крича, что король обезумел, что он не философ, и т.д.

Т а р т а л ь я   впадает в мрачное отчаяние. Но вот он видит, что идет его мать – королева Тароков, и немедленно берет себя в руки.


ЯВЛЕНИЕ IV

Тарталья, Тартальона, старая карикатурная королева.

Т а р т а л ь о н а

Так вот каков мой сын! Возможно ль это!
Ведь пропадая восемнадцать лет
От сердца материнского вдали,
Ты возвратился, чтоб заняться вздором,
А не помчался к матери навстречу,
Не отдохнув, еще не сняв сапог,
Чтоб приложиться к материнской ручке.

Т а р т а л ь я

Прошу вас, драгоценная мамаша –
Уйдите прочь, меня же здесь оставьте,
В отчаянье мне легче одному.


Т а р т а л ь о н а

Ах, дерзкий сын! Я вижу все насквозь:
Ты больше не достоин зваться сыном
Великой Тартальоны! Пожалел
Нинетту – вижу, что тебе дороже
Твои рога, а не родная мать.
Да как не наказать прелюбодейку,
Она ведь обесчестила тебя,
Родив на трон лишь кобеля и сучку, -
И это все, на что она способна!
Зачем писал, что поручаешь мне
Отмщенье, чтоб теперь меня же грать?
Подумай только, кто меня родил?
Ведь пред тобой Тароков королева.

Т а р т а л ь я

Ах, развалюха! Мать! Вы так стары!
А старость судит очень осторожно,
Не так, как я – разгоряченный мальчик,
Неопытный юнец. Ведь я писал
В припадке ярости из-за письма
От вас! Но что случилось? Может?… Впрочем…
Вы ненавидели ее, бедняжку!
Я это знаю, но молчу… Мамаша!
Уйдите ж, наконец, теперь я в гневе
И не желаю больше видеть вас.

Т а р т а л ь о н а

Что слышу? Я права – ты мне не сын.
Так оскорблять меня, назвать старухой!
Мне, видно, надо было твой позор
Предать огласке, а не погребать!

Т а р т а л ь я

Так как же мой отец вас не погреб
За свой позор, за ваши злодеянья!
А мой позор, как видно, только в вас.

Т а р т а л ь о н а

Рождать таких, как ты – позор похуже.

Т а р т а л ь я

Так не рождали б. Кто родить не может,
Тот родами умрет! – Зачем родили?

Т а р т а л ь о н а

Да как ты смеешь говорить такое
Все девять лун тебя носившей в чреве.

Т а р т а л ь я

Купил бы я осла вам – при луне
Проехаться, и носили б тяжесть.

Т а р т а л ь о н а

Звереныш ты неблагодарный! Вспомни,
Как во младенчестве от молока
Кормилиц отворачивался ты. Сама
Тебя вскормила. Чем теперь ты платишь?

Т а р т а л ь я

У женщин много молока бывает.
Я кадок двадцать вам куплю взамен,
Чтоб молоком воздать за молоко,
Но сможете ли вы мне воскресить
Дочь Конкулла, прекрасную Нинетту?
Несчастнейший монарх, я среди битв
Жил на чужбине восемнадцать лет,
И, наконец, в родной дворец приехал
Припасть к груди супруги и узнал,
Что нет ее в живых, что в сточной яме
Она погребена. А без супруги
И без друзей нет утешенья в мире.

(Плачет.)

Т а р т а л ь о н а

Хотелось мне простить тебя, мой сын,
Но ты безмерно груб. Забудь тоску!
Давай-ка будем каждый день играть
В пятнашки, в жмурки, в палочку-воровку, -
И ты развеселишься. Я найду
Супругу лучше прежней: к нам придут
Прекрасная Скьявона, Сальтареи.

Т а р т а л ь я

Вам чувство меры изменяет, мать!
Нельзя шутить, когда живой Нинетта
Погребена. Пусть городские нимфы
Придут, богини Кале Деи Корли, -
Они меня не соблазнят. А вы –
Измучили меня. Вон! Прочь!

Т а р т а л ь о н а

Мать мучит?!
Ты гонишь мать! Отмсти ему, о небо!

Т а р т а л ь я

Поскольку не хотите уходить,
Я сам здесь не останусь, ваша грудь
Поражена катарром. Из почтенья
Я должен выйти – спать к тому ж пора.

ЯВЛЕНИЕ V

Тартальона одна

Т а р т а л ь о н а

О мой безумный гнев…
(Кашляет.)
О мой катарр…
(Кашляет.)
Дыханье сдавлено в груди…
(Кашляет.)
Сдыхаю.
И месть страшна, ведь небо – мститель мой.
Так неужели же для общей пользы
Одну невинную нельзя убить?
Смерть скосит всех, когда – не все ль равно!
Как кстати ты пришел, поэт-астролог!


ЯВЛЕНИЕ VI

Тартальона, Бригелла.

Б р и г е л л а

Созвездья бредом
Палят мозги
Поэта ночью.
А мне бы лучше
Не зреть ни зги,
Утратить очи!
О, Тартальона,
Я так вам предан!

Т а р т а л ь о н а

Ни слова не понятно. Вы о чем?

Б р и г е л л а

Вон близнецы возвысились,
К ним стены так и тянутся;
Ночь роковая выдалась –
Пора рубаху сбрасывать,
От вшей ее отряхивать,
Чтоб отоспаться всласть.
Мне ж в эту ночь не выспаться,
Займусь-ка кабалистикой,
И постараюсь истово
Спасти тебя от гибели,
Но из метлы как выстрелишь? –
Боюсь впросак попасть.

Т а р т а л ь я

Пусть на тебя посыплются
Астролог злой, все горести!
От слов невразумительных
Всем задом содрогаюсь я.
Что делать – подскажи!

Б р и г е л л а

О блеск очей прелестнейших,
Что мог – тебе сказал уже!
Ах, глазик мой слезящийся,
Прости меня, мой царственный!
О сиськи безразмерные,
Для вас готов я к подвигу…
Как жутко в третьей сфере к нам недоброй
Зреть, как моя звезда взглянула коброй.

(В сторону.)

Творческий восторг послужил мне на славу! Надеюсь, я достиг своей цели. Если мне удастся внушить ей мысль, что не плохо бы оставить на меня завещание, то мне не придется жалеть ни о моей роли обожателя, ни о плодах моих вдохновенных трудов. (Уходит.)


 ЯВЛЕНИЕ VII

Тартальона одна.

Т а р т а л ь о н а

Хотя его пророчества туманны,
Несут одно томленье. Но на раны
Пролил бальзам он нежностью желанной.
Везет лишь дерзновенным – так дерзай,
Первейший из поэтов, - вкусишь рай
Здесь на земле своей блаженной плотью –
Утешу ласками тебя, чтоб вечно
Ты был со мной. Но я боюсь посеять
В сердцах поклонников глухую ревность.
О красота моя – ты ненароком
Опасной стала мне, ты стала роком.
(Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ VIII

С одной стороны сцены – фасад дворца.

Ренцо, Барбарина

Б а р б а р и н а

Ах, Ренцо, вот дворец, а вот и камень,
Что дал Кальмон. Давай его метнем
И поглядим, что будет.

Р е н ц о

Предсказал
Он нам богатство, если бросим камень –
Тогда бросай!

Б а р б а р и н а

Лукавец! Ты богатства
Внезапно захотел? Куда же делась
Вся философия твоя?

Р е н ц о

Сестра!
Упреком справедливым заставляешь
Забыть про лютый холод и про голод
И жить в согласье лишь с высокой страстью;
Я верю, что она одна способна
Настолько ум и сердце поразить,
Что человек забудет все земное –
Потребности природы позабудет.
И я горжусь своей высокой страстью,
Ведь это философия моя.

Б а р б а р и н а

Пусть философия нам будет пищей,
Зачем же камень нам бросать? Представь,
Что мы разбогатели, ведь затем
В душе проснутся пагубные мысли,
Мы поглупеем на глазах, смешней
Окажемся бесчисленных невежд.
Тебя обступят женщины из грез,
Опустошенная, я буду бредить
Поклонниками, свитой и богатством;
Я стану вздорной, нервной. И мы оба
С презреньем поглядим на муки нищих,
Забыв, как сами жили в нищете.
Бросать не стану камень, брат!

Р е н ц о

Бросай!
Не беспокойся: сможем и в богатстве
Философами быть. Ведь этот голод
И холод нам не позабыть, я верю,
Что мы с тобой преодолеем натиск
Ничтожных помыслов и сохраним
Среди богатства нашу добродетель,
Живя согласно воле мудрецов.

Б а р б а р и н а

Не голод ли в тебе рождает мысли!
Ах, Ренцо! Я боюсь, что мудрецы
Рабы природы; словом, их сужденья
От голода и холода родятся
От низкой страсти, ибо им легко
В умах приверженцев царить – и править
Толпой безумцев, изрекая ложь
Ее боготворящим. Брошу камень!
Но я должна запомнить на всю жизнь,
Что роскошь и богатства нам даются
Всего лишь грубым угловатым камнем.

(Бросает камень)

Напротив королевских хором появляется еще один дворец, столь же роскошный и богатый. Собственные лохмотья неожиданно спадают с Ренцо и Барбарины, заменяясь богатыми одеждами. Навстречу Ренцо и Барбарине из дверей дворца выходят два арапа с горящими факелами и приветствуют их.

Р е н ц о

Сестра, как не смутиться, видя это!

Б а р б а р и н а

Кальмон сказал нам правду. Дивный замок
Несбыточной мечтой о счастье манит,
Но в нем нас ждут лишь скорби и печали,
О сердце, стойким будь, не верь мечте!

ЗАНАВЕС


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ I

Зал во доврце.
Бригелла, Тартальона.

Б р и г е л л а

О, лоб, в котором отражаясь, меркну,
Ты затупишь любви и смерти стрелы!

Т а р т а л ь о н а

Поэт! Откуда взялся этот замок?
Он вырос за ночь и затмил собой
Дворец мой. Так скажи, как смеет он
Блистать подобно скалам величавым!

Б р и г е л л а

Я знаю все, о королева, верь:
Одной тобой моя душа жива,
Но рок божественный велит молчать.
 
Т а р т а л ь о н а

Но если нравлюсь я тебе, скажи
Хотя бы, кто живет в чудесном замке.

Б р и г е л л а

Очей жемчужных чуть раскосый блеск!
Я знаю все. – Но что могу сказать?
Лишь малость: ведь живущие в хоромах
Величественных – смерть тебе готовят
И гибель млеку этих губ, редчайшим
Ресницам, незабвеннейшим грудищам!

Т а р т а л ь о н а

Не напускай тумана! Не плошай,
Надеясь на богов, но расскажи,
Кто смерти мне желает, и какой
Мне гибелью грозит, – тебе я верю.

Б р и г е л л а

Ваше величество, источник моих поэтических дерзновений! не дожидаясь, но, помня, что должно случиться, заклинаю вас – составьте скорей завещание и не забудьте помянуть и излить в нем свои щедроты на того, кто желает вам только добра и способен обессмертить ваше имя, создав такие стихи, что само время, со своим ржавым зубом, будет бессильно их изглодать, а также и критика – это исчадье зависти.

Т а р т а л ь о н а

Не смей так говорить, ведь я юна:
Лелей и прославляй меня при жизни!

Б р и г е л л а

О, как не хочет составлять завещание эта старая хрычовка. – Я говорю прямо, без всяких там украшений, хоть это и противно моему поэтическому чувству: трудно вам спастись от гибели, ведь она, как дамоклов меч, уже висит над вашей головой. Но все же выслушайте меня, да повнимательней. В этом дворце живут парень и девушка, то есть брат с сестрой. До того как разбогатеть, они были завзятыми философами, хоть и нищими; теперь же, разбогатев за одну ночь сверх всякой меры, они подзабыли свою философию, и голова у них наполнилась всем суетным и тщетным, как у прачки, повенчавшейся с графом, или как у таможенного смотрителя, которому улыбнулась удача, и он может теперь потакать всем своим прихотям без разбора, - словом, как у всех тех, кто без труда разбогател. Они не смогут стерпеть обиды, если им кто-то скажет, что у них чего-то нет, - они хотят всех и во всем превосходить. Вот через эту-то страстишку и нужно постараться их погубить.

Т а р т а л ь о н а

Раскрой мне тайны – я же все исполню.

Б р и г е л л а

О ваше величество, о роковая дама моего сердца, вы, верно, знаете, что смертельные опасности ждут того, кто отважится добыть Поющее яблоко и Золотую воду, которая и пляшет, и звучит, - а эти предметы спрятаны рядом с нашим городом – ими владеет фея Серпентина.

Т а р т а л ь о н а

Что мне с того, что сие место страшно?

Б р и г е л л а

Словом, вам нужно изо всех сил постараться увидеться с девчонкой, которая поселилась в этом дворце, ибо она уже сбилась с пути истинного, начертанного философией, и превратилась в мерзкое воплощение мелкого тщеславия, так что отравите ей жизнь и все внутренности ужасающими словами! Вот они, слушайте внимательно:

Чтоб стать всех в мире лучше, красавицей прослыть,
Вам яблоко поющее – придется раздобыть.

Т а р т а л ь о н а

Чтоб стать всех в мире лучше, и т.д.

(Повторяет)

Б р и г е л л а

Отменно! А затем разбередите ей душу такой попевочкой:

Чтоб стать прекрасней самой – чудесной в стае звезд
Звезды, достаньте пляшущей – воды, - но труд непрост.

Т а р т а л ь о н а

Чтоб стать прекрасней самой, и т.д.

Б р и г е л л а

Бесподобно! Вы своими глазами убедитесь в чудодейственной силе сих слов. Надо быть знатоком человеческого сердца и понимать, как оно изменяется в разных ситуациях, и т.д. Из-за этих слов обитатели дивного дворца умрут, а если вдруг эти побасенки не подействуют, то мы найдем другой, еще более верный способ.

Т а р т а л ь о н а

Последую совету твоему:
Чтоб стать прекрасней самой, и т.д.
(Уходит, повторяя стихи.)

Б р и г е л л а

Пусть случится все, что только может продлить жизнь этой смазливой развалюхи: а если мне не удастся убедить ее составить завещание, отказав хоть что-нибудь мне, то зачем мне венец Аполлона, глубокие чувства и пламя, что меня снедает.

Из рук моих посыпались надежды
Не как алмазы – как простой стеклярус.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ II

Чудесный чертог во дворце близнецов.

Барбарина одна.

Б а р б а р и н а

(любуясь отражением в зеркале)

Я предвкушаю: вот являюсь завтра
В бордовом платье с золотой каймой


ЯВЛЕНИЕ III

Барбарина, Смеральдина, потом слуги.

С м е р а л ь д и н а 

(кричит за сценой)

Дорогу мне! Вы, право, обнаглели!
Посланники повсюду и прошенья,
А от докладов просто нет уж сил!

Б а р б а р и н а

Кто там?

С м е р а л ь д и н а

Рогатый за тобой пришел.

Б а р б а р и н а

Ах, наглая злодейка! Скороходы,
Вот так-то вы служить готовы мне?!
Зачем впустили нищенку в покои?

С м е р а л ь д и н а

Сама ты вертихвостка! Вот так встреча!
Ты той грубишь, которая, как мать,
Тебя кормила и спасла от смерти?
Скажи, а ты давно ль из нищеты?

Б а р б а р и н а

Помалкивай и прикуси язык!
Не приближайся больше – помни, кто я!
Тебя ж я знаю – ты жалка, хоть помощь
Получишь от меня, но с тем условьем,
Чтоб сразу же дворец и град покинуть.
Твое присутствие тоску наводит
И тяготит меня! Скорее, слуги!

С м е р а л ь д и н а

Какую чушь несешь, моя глупышка,
Мадама Фрикандо! Тебя бояться? -
Не я ль тебя вскормила молоком
И подзатыльниками! – Нынче ль
Я растеряюсь? Только я пришла
Не для того, чтоб получить богатство, -
Меня вела любовь! И я забыла,
Едва узнав, как ты разбогатела,
Каким ужасным срамом стал уход ваш,
Я счастлива за вас, я лишь хотела
Порадоваться счастью твоему,
Поверь, пришла я не из себялюбья,
Но из любви… Вот видишь… Я люблю
И проклинаю себялюбье. Знаешь,
Хочу тебя, как прежде, целовать.
Как ты прекрасна в этом платье?! Чудно!
Как хороша! Храни тебя Господь!
Разок лишь поцелую, раз – и съем!

(Пытается порывисто ее обнять.)

Б а р б а р и н а

Какая гадкая развязность, Боже!
Где ж слуги!

Входит слуга.

Лодыри! Скорей неси
Кошель потуже – и благодари
Старуху да гони!

Слуга с поклоном уходит.

С м е р а л ь д и н а

Ах, Барбарина!
Все это шутка? Разве же возможно
Так оскорблять! Ты знаешь и меня,
И все мои поступки и не станешь
Подозревать в корысти или в том,
Что я пришла не из одной любви
К двум сорванцам, которых я вскормила
Своею кровью, заменив им мать,
Которых полюбила и люблю!

Входит слуга с кошельком.

Барбарина
(насмешливо)

Бери, бери кошель. Я знаю, злато
Твою любовь немного охладит:
Его здесь ровно по твоим заслугам!
Иди – и больше не входи в мой дом,
Меня тошнит от вида твоего!

С м е р а л ь д и н а
(в сторону)

Слова ужасны, а уйти нет сил!

(Громко)
Нет, не в твоем характере, родная,
Шутя жестоко, гнать из дома ту,
Что восемнадцать лет любя кормила
Тебя в своем убогом доме, - гнать
Ту, что сама тебя не прогоняла,
Но плакала с тех пор, как ты ушла.

(Плачет)

Барбарина
(В сторону)

Ее слова томят и ранят душу,
Но как мне свыкнуться с такой печалью!

(Громко)
Прочь, Смеральдина! Деньги не забудь!
Твое присутствие язвит, а речи,
С развязностью в придачу – только мучат.
Слуга, скорее уведи ее,
Веди хоть силой в ее нищий дом
И кошелек отдай ей иль оставь там.

Слуга пытается взять Смеральдину за руку.

С м е  р а л ь д и н а

Слуга, пусти! Ах, доченька моя!
Прости развязность мне великодушно.
Я обещаю стать иной, вести
Иначе. И не буду говорить
С тобой, как с равной. Буду почитать
Отныне вас, как госпожу свою.
Уйти мне – смерть! Средь ваших слуг я буду
Последней из служанок – только б с вами
Остаться и не уходить! А пищей
Пусть будут мне отбросы и объедки.
Уж слишком я привыкла с вами жить.
Уж слишком глубоко люблю вас с братом.
Из ваших слуг я буду самой верной
И самой любящей. Но если вы
Хотите все-таки меня прогнать,
То сделайте уж милость: как пришла
Я нищенкой в ваш дом – так и уйду.
Мне золота не нужно, ведь сюда
Я шла не ради денег, но как мать:
И нежность и любовь во мне горели
К двум чадам, позабывшим мое млеко…

(Плачет)

Б а р б а р и н а
(в сторону)

Какую власть имеют надо мной
Бесхитростные ласковые речи!
Я слушала их, и теперь нет сил
Прогнать ее отсюда – видно, проще
Оставить. Как же быть? Я поступлю,
Как будет легче сердцу.

(Громко)

Смеральдина!
Останься и живи со мной. Былое –
Молю – не вспоминай: оно упрек мне –
Иначе я тебя возненавижу!
Забудь прошедшее, коль хочешь, чтобы
Тебя терпели. Вслед иди, но молча.

(Уходит.)

С м е р а л ь д и н а

Вот философка, что еще вчера
Ходила за дровами, а теперь…
Но что поделать – я ее люблю:
Хотела с ней остаться и осталась.
Попробую молчать, хоть это трудно.
Девчушку не узнать – такая спесь!
Нечистый золото ей подарил?
Бедняга, как мне жаль… Но, может, это
Какой-нибудь милорд… узнаем вскоре.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ IV

Ренцо один.

Р е н ц о
(вне себя)

Но женщине не быть прекрасней этой
Скульптуры – дышит грудь такою мощью
У девы каменной – что я ее,
Одну ее в своем саду и вижу.
А сам в смятенных чувствах. Кто бы мог
Представить только: женоненавистник,
Я полюбил так горячо и страстно
Красавицу, которую резец
Из камня высек? – Мог один Кальмон.
Припоминаю, как он говорил,
Что сердце человека слишком слабо
И может покориться изваянью.
Сокровищ мне не жаль – пусть от концов
Вселенной соберутся некроманты,
Чтоб оживить прекрасную скульптуру,
Ведь деньги всемогущи, - прочь печаль!


ЯВЛЕНИЕ V

Ренцо, Труффальдино.

Т р у ф ф а л ь д и н о   кричит во все горло за сценой: есть ли кто живой дома; кричит дерзко, фамильярно: Ренцо! Куда ты подевался! Осел, лодырь и т.д.

Р е н ц о, - ему кажется, что он слышит голос Труффальдино; но он не верит своим ушам: как ему хватило наглости заявиться в гости к тому, кого он сам только что выпроводил из дома, и т.д.

Т р у ф ф а л ь д и н о   надменно выходит и вальяжно здоровается, отчитывает Ренцо за то, что тот ему не ответил. Сняв фартук колбасника, обдергивает свой костюм и спрашивает Ренцо, уж не обедает ли тот случайно.

Р е н ц о, - что за наглость? Что ему только нужно в его доме?

Т р у ф ф а л ь д и н о, - есть, пить и спать, - и т.д.

Р е н ц о, - разве он не помнит, как давеча вечером он грубо выгнал его из дома?

Т р у ф ф а л ь д и н о, - прекрасно  помнит; но что за дурацкая манера появилась у философа – задавать никчемные вопросы.

Р е н ц о   озадачен его дерзостью; желает узнать, почему тот выставил его из дома и почему вопрос ему кажется никчемным.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - ответ очевиден: выгнать сироту, нищего, которому и есть-то нечего – что же может быть естественней.

Р е н ц о   не устает удивляться его хамству; хотел бы знать, как ему хватило нахальства заявиться к нему в дом после того, что произошло.

Т р у ф ф а л ь д и н о   нагло хохочет над нелепым вопросом, в котором и следа нет современной философии.

Р е н ц о   негодует на смеющегося Труффальдино, хочет знать, как он дерзнул прийти.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - все просто: он узнал, что тот стал богачом, а следовательно, каждый, у кого только есть аппетит, как у него, и другие пороки, вправе объесть его или ограбить; хохочет и не может остановиться, услышав столь нелепый вопрос, который никто не решился бы задать и в самые темные и невежественные времена.

Р е н ц о   разъярен.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - Ренцо явно сошел с ума: пусть он спросит у любого просвещенного и к тому же искреннего человека, и тот ему, несомненно, скажет, что нищих повсюду гонят, а богатых объедают до тех пор, пока те сами не станут нищими, - так уж заведено, по таким законам работает и вращается мировая машина.

Р е н ц о   сам захохотал, ибо он никогда не встречал столь отъявленного философа. Ценя его искренность, он готов оставить его в своем доме, но уж слишком темна его душонка, поэтому – лучше прогнать! Отчитывает его за наглую откровенность, грозит, что, если он немедленно не уйдет, то слуги побьют его палками.

Т р у ф ф а л ь д и н о (в сторону) недоумевает, что значат все его причуды; возмущается: вот еще новости! Задумывается и понимает, что нарушил этикет. Догадывается, что и у Тартальи навредил себе неприкрытой откровенностью. Он одумался: ругает себя самого; соглашается, что Ренцо прав, но упрашивает дать ему всего лишь одну минутку – и он непременно исправится.

Р е н ц о   теряется в догадках, что все это может значить.

Т р у ф ф а л ь д и н о встает за дверью, спрашивает тоненьким и робким голоском, можно ли ему войти; потом смиренно, держа по-ханжески шляпу в руке, входит; с наигранным подобострастием просит простить ему злодеяние, ведь он так нагло выгнал из своего дома существо, которое, что ни говори, делало честь его халупе, а следовательно, заслуживало почтения и любви, но в тот момент он был пьян, и т.д.. Он раскаялся в своем грехе и поэтому пришел со скорбью припасть к его стопам, тем более повсюду говорят, что он воплощение милосердия, снисходительности, всех лучших душевных качеств, - и это придает ему смелости и т.д. (встает на колени); нет сомнения: он смоет свой грех слезами, он омочит ими его стопы; он добьется прощения, без которого ему не жить, и т.д.; он вымаливает право служить ему до самой смерти, и т. д. Сцена гротескной лести. Затем осведомляется у Ренцо, понравился ли ему последний вариант.

Р е н ц о, ломает голову: глуп ли Труффальдино или хитер – непонятно; однако решает его оставить: уж очень он забавен (к Труффальдино), - согласен не прогонять его, если тот и впредь останется таким.

Т р у ф ф а л ь д и н о   просит прощения за то, что не сразу стал дурачиться, но обещает продолжить эту игру с максимальным искусством, ловкостью и изысканной смекалкой в современном духе.

Р е н ц о   посмеивается над характером Труффальдино; в глубокой старости тот будет иногда потешать его; людям его положения пристало иметь дома шута; велит Труффальдино идти за ним, уходит.

Т р у ф ф а л ь д и н о. Его поклоны и утрированная чопорность – все согласно этикету. (В сторону.) Великое несчастье состоит в том, что с богатыми не предашься откровенности, не будешь честен. Следует за Ренцо с выражением преувеличенного подобострастия на лице.


ЯВЛЕНИЕ VI

С одной стороны сцены – королевский дворец с крытой террасой, с другой – дворец близнецов с точно такой же террасой.

Пантклоне, Тартлья на террасе – с подзорной трубой и в ночном колпаке.

Т а р т а л ь я

Ума не приложу, как могло такое случиться. Панталоне, мне кажется, что я стал видеть толи сны наяву, толи комедии с превращениями, как в театре: кто бы мог подумать, что дворец может вырасти, как гриб, за одну ночь.

П а н т а л о н е

И впрямь вырос, ваше величество, да какой! Ах, я, несчастный, - возвращаюсь я вчера ко двору, а уже вечер, темно, иду же быстро, ведь знаю, что площадь пуста, да как налечу на стену этого дворца, - если бы мой животик не смягчил удара, то все лицо разбил бы в лепешку! Словом, потом я целых полчаса не мог сообразить, как же дойти до покоев короля.

Т а р т а л ь я
(глядит в подзорную трубу)

Прелестные лоджии! Прелестные колоннады! Прелестная архитектура! Прелестней римского Колизея!
 
П а н т а л о н е

Вы бы посмотрели при случае на хозяев дома, ваше величество, вот чудо, достойное удивления!

Т а р т а л ь я

Ты успел их повидать? Кто же они, Панталоне, боги или нечисть?

П а н т а л о н е

Юноша – сущий горностай, а молодая девица – чистое масло; ваше величество, я уверен, стоит вам взглянуть на нее - и меланхолии как не бывало.

Т а  р  т а л ь я

Не смей говорить об этом – ты лишь бередишь мою рану. Я ввек не кончу рыдать по моей возлюбленной Нинетте. (Плачет.)

П а н т а л о н е

Тише! Глядите, там открывается балконная дверь. Что за жемчужина перед нами. Будьте любезны, взгляните на сей кусочек.


ЯВЛЕНИЕ VII

Те же и Барбарина со Смеральдиной  на террасе.

С м е р а л ь д и н а

Вот на террасу вышел сам король!
Уходим, Барбарина!

Б а р б а р и н а

Ну и что!
Пусть думает, что я его не вижу:
Монархам меня в краску не вогнать.

Т а р т а л ь я
(глядит в подзорную трубу)

Панталоне, Панталоне, что за чудесное лицо! Какие чудесные ручки! Чувствую, как загорается мое сердце – и конец меланхолии.

П а н т а л о н е

Не нужно столько пыла, ваше величество; судя по ее лицу, она и сама готова влюбиться в вас по уши.

С м е р а л ь д и н а

Идем скорей! Король глядит в трубу,
Предусмотрительнее будь с монархом!

Б а р б а р и н а

Не лезь, куда не просят, Смеральдина!
Иль ты во мне нашла изъян какой-то?
Пусть смотрит на здоровье. Вот увидишь:
В нем закипит любовь такая – сам он
Не будет знать, что происходит с ним.

Т а р т а л ь я

Панталоне, Панталоне! Что за чудесный ротик! Какая чудесная грудь! Я чувствую, что начинаю забывать покойницу Нинетту.

П а н т а л о н е

Однако же, как быстро он прельстился. А если правду говорил поэт? Мне все равно – но пусть король утешится скорей. Министрам не следует противиться страстям монарха, но стоит потакать им. (Громко) Ваше величество, нравится ли вам этот головной убор? А с каким вкусом сшито это платье! 

С м е р а л ь д и н а

Пока он вас не сглазил, Барбарина,
Уйдем! Любовный пламень так опасен,
А прихоть короля преград не знает!
Стыдитесь, уходите!

Б а р б а р и н а

Надоело!
Пусть влюбится – он выгодная пара?
Он вдов, - скажи!

С м е р а л ь д и н а

Какое самомненье!
Вы слишком влюблены в себя. Простите!

Б а р б а р и н а

Ты мне дерзишь? – Молчи! Он недостоин
И моего мизинца.

Т а р т а л ь я

О, сей головной убор от Карлетто; а это платье, - какое же оно роскошное и великолепное, - создал Канциани. Панталоне, я влюбился, как осел! Я больше не в силах сносить это: взгляни мне в глаза – они, кажется, мечут огонь. Какое чудное создание! Я хочу поприветствовать ее, хочу сказать ей хоть что-нибудь, но робею – вдруг она промолчит мне в ответ. Я глуп, как мальчишка, а вся монаршая величавость куда-то исчезла.

П а н т а л о н е

Ваше величество, разве так можно? Не смейте пресмыкаться – для нее будет величайшей частью, что вы соизволили посмотреть в ее сторону; не уничижайте собственного великодушия. Три тысячи девчонок так и посыплются с балконов, если монарх пошлет им воздушный поцелуй.

Т а р т а л ь я

Попытаюсь, Панталоне, попытаюсь.

П а н т а л о н е

Сохраняйте важность и чувство собственного достоинства, ваше величество.

Тарталья посылает воздушный поцелуй со смехотворной важностью.

С м е р а л ь д и н а

Конечно же, он шлет вам поцелуй.

Б а р б а р и н а

Он даже взгляда моего не стоит.

(С презрением отворачивается.)

Т а р т а л ь я

Ошиблись, Панталоне, я вновь в отчаянье.

П а н т а л о н е

Откуда столько спеси у бабенки?

Т а р т а л ь я

Голова идет кругом, Панталоне; подскажи парочку нежных слов для нее из своего венецианского репертуара. Ради всего святого, познакомь меня с ней.

П а н т а л о н е

Ваше величество, спасибо за поручение, но в Венеции занимаются любовью либо по-французски, либо по-английски, а в нужной вам области я ничего не знаю.

Т а р т а л ь я

Подожди, подожди; начало должно быть остроумным и живым. О, юная красавица, вы ощущаете сирокко ? Ну, как, Панталоне?

П а н т а л о н е

Так, так! Я часто слышал такое начало разговора, и оно обычно давало прекрасные результаты.

Б а р б а р и н а

Вы ощутили, как подул сирокко,
А на меня от ваших слов дохнуло
Холодным ветром, - так-то вот, синьор.

С м е р а л ь д и н а

Гордячка! Ты зачем дерзишь монарху?

Т а р т а л ь я

Она ответила! Она ответила мне с обворожительной дерзостью, Панталоне; у нее очень живой ум. А мне нужно продолжить отточенной и тонкой мыслью, исподволь намекающей на ее красоту. Этим утром солнце было ослепительным.

П а н т а л о н е

Ваше величество! Зачем вам советчики? Вы великолепны и так, – а ухаживания ваши просто чудесны.

Б а р б а р и н а

Коль солнце ослепительно, мой сударь!
Оно не в равной мере всем полезно.

П а н т а л о н е
(в сторону)

Как ловко отвечает, егоза! На редкость тертый калач!

Т а р т а л ь я

Какова! Сколько ума у плутовки! Я сгораю от любви и не могу больше сопротивляться; мне предстоит второй брак. Я весь свечусь от радости. Я счастлив, что этому браку ничто не препятствует и что Нинетта умерла. Придется матери все простить. А вот и она, а вот и она! Мамаша, мамаша, по воле купидона мой темперамент изменился: я полон к вам расположенья. Придите же – взгляните только на эту сказочную красавицу.

П а н т а л о н е
(в сторону)

Ха-ха-ха, камин трещит, камин трещит.

Б а р б а р и н а

Понятно, Смеральдина? Для таких,
Как я, ничтожна даже власть монарха.

С м е р а л ь д и н а

Что в том, что вы богаты, миловидны
И молоды? Скромнее будьте! Вам
Принадлежит отнюдь не все на свете!

Б а р б а р и н а

Нет, все! Бессовестная, замолчи!

ЯВЛЕНИЕ VIII

Те же, Бригелла и Тартальона.

Б р и г е л л а
(Тартальоне, тихо)

О грозном роке помните, уста,
Что тайну сердца моего хранят.

Т а р т а л ь о н а
(Бригелле, тихо)

Не беспокойся. – Только где мой сын,
Божественный и всемогущий отпрыск?

Т а р т а л ь я

Меня сияньем пышным озарила
Аврора. Или это – дня светило?

П а н т а л о н е
(в сторону)

Возможно ль так влюбиться? С его языка слетают рифмы!

Т а р т а л ь о н а

Девица, ваша внешность из числа
Прелестных зрелищ, вы милы чудесно.

(Бригелле, тихо.)

Подброшу едкие твои слова.

(Громко.)

Чтоб стать всех в мире лучше, красавицей прослыть,
Вам яблоко поющее – придется раздобыть.

Т а р т а л ь я

Какую чушь несете вы, мамаша!

П а н т а л о н е

Зачем же искать на солнце пятна!

Б а р б а р и н а
(Смеральдине, взволнованно)

Так значит, Смеральдина, у меня
Нет яблока, способного запеть?

С м е р а л ь д и н а

Твердила ж вам, что все иметь нельзя!

Т а р т а л ь я
(Бригелле, тихо)

Сейчас я наше дело довершу.

(Громко)

Чтоб стать прекрасней самой – чудесной в стае звезд
Звезды, достаньте пляшущей – воды, но труд непрост.

Т а р т а л ь я

Мамаша! Что за чушь несете вы?

П а н т а л о н е
(в сторону)

Поющих яблок, видишь ли, недостает; воды, что пляшет и звучит!
За этим не угнаться даже фантазеру Каппелло, гондольеру с Пьяцетты.

Б а р б а р и н а
(в ярости)

Терплю позор! Пусть целый мир погибнет,
Но яблоко поющее достану,
И пляшущую воду запасу.

(Стремительно уходит)

С м е р а л ь д и н а

Жаркое же  - из солнца, суп – из звезд

(Уходит)

Б р и г е л л а
(в сторону)

Как властно управляет сердцем гордость!
И как поэзия в душе царит!

(Уходит)

П а н т а л о н е
(в сторону)

Сын побледнел, как простыня. Старая хрычовка ликует; а мне лучше уйти, пока цел; я не хочу видеть с этого балкона, как ссорится мать с сыном и льется кровь из-за воды и яблока.

Т а р т а л ь я

Мамаша, вы хотите моей смерти,
Вы рады мучить сына своего!

Т а р т а л ь о н а

Чем я теперь тебе не угодила!

Т а р т а л ь я
(Грозно )

Клянусь, не будь вы матерью моей…

Т а р т а л ь о н а

Негодник! Чем же недоволен ты?

Т а р т а л ь я

Вы снова губите мою богиню,
Завидуя великой красоте!
Ведь вы же знаете, что всех, кто ищет
Поющих яблок, пляшущей воды,
Ждет злая смерть, что им уже не выжить.
Старуха злобная, как вы забыли,
Что пели песню с гноем на глазах,
Что нет зубов у вас во рту, что сами
Изобрели для гордости причины,
Но вы хотите, чтобы я во гроб
Сошел, опередив вас. Что вам надо?
Чтоб снова овдовел? На вас женился?
Зачем меня вы породили? Как
Еще при родах не воткнули вертел
Мне в сердце? Как же не пожрали сразу
Свое дитя? Я проклинаю день,
Когда я был рожден постылым чревом,
Чтоб стать однажды в этом царстве первым.

(Уходит в гневе.)

Т а р т а л ь о н а

А мне бы только обмануть свой рок,
Грозящий гибелью.
А до тебя мне дела нет, щенок!

ЯВЛЕНИЕ  IX

Зала во дворце близнецов.
Ренцо с вложенным в ножны кинжалом, Труффальдино

Р е н ц о
(исступленно)

Скажи мне, Труффальдино, но без лести,
Уж не видал ли ты созданья в мире
Красивей статуи в моем саду?

Т р у ф ф а л ь д и н о, однако, не может обойтись без лести и превозносит скульптуру сверх всякой меры. (В сторону.) Он еще не встречал такого сумасброда, который влюбился бы в статую; хохочет.

Р е н ц о

Кто взглянет на красавицу из камня
Поймет мое стремленье к совершенству!

Т р у ф ф а л ь д и н о, - более того, все станут на перебой превозносить его любовь, ведь это – истинно платоническая страсть, и уже нельзя будет спеть такой куплетик:

Как ни скупись на клятвы мне,
Однако не поверю я:
Мужчина любит женщину
Любовью платонической,

Он сам однажды влюбился в сущую статую, впрочем, ее мясо было не такое твердокаменное, как у этой. (В сторону.) Насмехается.

Р е н ц о

Скажи, когда рыдая на колени
Я встал перед скульптурой, - ты не слышал,
Как говорил я с той Зеленой Птичкой,
Что речью человека обладает.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - ничего не слышал и даже не знает, что за Зеленая Птичка здесь объявилась.

Р е н ц о

Так ты не знаешь о Зеленой Птичке,
Что любит Барбарину? – Простофиля!

Т р у ф ф а л ь д и н о, - он знать не знает, ведать не ведает про такое чудо. (В сторону) Потешается над его любовью.

Р е н ц о

Когда я плакал у ступней скульптуры,
Глупец, как не заметил ты, что Птичка
К моим ногам подбросила кинжал.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - ничего не знает ни про странные голоса, ни про Птичку, ни про кинжал. (В сторону.) Ренцо с ума спятил – теперь его хоть на цепь сажай, и т.д.

Р е н ц о
(в сторону)

Как понимать слова Зеленой Птички,
Которая ко мне слетела, впрочем,
Не рассказав мне, чей я сын, но душу
Предчувствием таинственным наполнив?
Какие же опасности и беды
Я должен претерпеть, чтоб ожило
Мое возлюбенное изваянье?
Зачем мне дан кинжал волшебный этот,
Что делать с ним? Я так сойду с ума.

Т р у ф ф а л ь д и н о (в сторону) передразнивает и высмеивает его безумие.


ЯВЛЕНИЕ Х

Те же, Барбарина и Смеральдина.

Б а р б а р и н а
(пришла в ярость, Смеральдина удерживает ее)

Считала я, - прочь руки, Смеральдина! -
Все в нашем замке есть и будет впредь,
Теперь же я несу позор безвинно
За то, что нет танцующей, звучащей
Воды и яблока, что может петь.

С м е р а л ь д и н а

Любимая, не трать напрасно сил:
Те, кто хотел добыть вещицы эти,
И жизнью заплатив, их не достали.

Р е н ц о

Как странно! Что случилось с Барбариной?

(К Труффальдино)

Ты знаешь, в чем тут дело? Может, видел?

Т р у ф ф а л ь д и н о, - все из-за любви к Зеленой Птичке, а может быть, она влюбилась в одну из каменных масок на стене Магистратуры, из тех, в чей рот кладут тайные доносы, и т.д. (В сторону.) Ерничает.

Б а р б а р и н а

Мой милый Ренцо! Как снести позор!
Твоя сестра – несчастнейшая женщина,
Ничтожество, всеобщее посмешище,
Хохочут все, - смотри, - все кто ни взглянет!

Р е н ц о

Совсем не так – все это невозможно,
Но что за горе у тебя? Скажи!

Б а р б а р и н а

Возможно, брат! Роскошные чертоги,
И россыпь самоцветов, груды злата,
И даже красота моя, и слуги, -
Все это прах. Сегодня мне сказали,
Что нет у нас ни пляшущей воды,
Ни яблока поющего, а значит
Мне не затмить всех женщин красотой.
О, я несчастная! Мой милый Ренцо!
Продли мне жизнь! Продли же жизнь сестры –
Добудь же, разыщи две эти вещи –
Без них мне жизнь не в жизнь – спаси меня!

Т р у ф ф а л ь д и н о, - ничего не скажешь; поющее яблоко и пляшущая вода – вот вещи первой необходимости, что там насущный хлеб; что ж, придется доставить удовольствие сестре. (В сторону.) Высмеивает любовь и чудачества разбогатевших сирот.

Р е н ц о

Но ты же знаешь, Барбарина, - их
Никто не может получить! Никто!
А тот, кто и пытался разыскать,
Нашел лишь смерть. Беспутное дитя,
Опомнись, ты же не отдашь меня
За яблоко какое-то и воду.

Б а р б а р и н а

Как ты жесток, но я и раньше знала,
Не любишь ты меня! Ах, помогите…
Выпрыгивает сердце… Голова
Уж кр;гом… Я дрожу… Туман мне застил
Глаза, я больше ничего не вижу…
Запомни, брат, как ты убил сестру,
Боясь добыть мне яблоко и воду.

(Падает в обморок)

С м е р а л ь д и н а

Богатство, помрачающее ум!
Будь проклято. Очнитесь, Барбарина!
Родная деточка моя, очнитесь!
Не смейте умирать – вас осмеют
За смерть из-за воды и из-за яблок!
 
Т р у ф ф а л ь д и н о (в сторону) безудержно хохочет, и т.д. Потом притворяется, что в отчаянии от обморока дамы и начинает притворно хлопотать.

Р е н ц о

Теперь я понимаю – вот опасность,
Мне роком уготованная, - это
Узнал я от Зеленой Птички: Тайна
Кинжала мне теперь ясна. Я должен
Решиться на смертельный подвиг. Дева
Из камня будет им оживлена.
Сестра моя хрупка и уязвима,
Но я за слабость не сужу ее,
Ведь сам я чахну от любви к скульптуре.
Мужайся же, сестра, одно из двух:
Иль ты получишь яблоко и воду,
Иль брат твой отоспится вечным сном.

Б а р б а р и н а

Я вновь дышу; спасибо, брат, - живи,
Достань мне только яблоко и воду.

Р е н ц о
(Обнажает кинжал)

Бери, сестра, сверкающий кинжал!
Иду тебе служить. А ты следи:
Пока его клинок на солнце блещет,
Знай: брат твой жив. А если вдруг кровавым
Окажется, то ведай – брат убит.
Иди за мной! На подвиг, Труффальдино!

Т р у ф ф а л ь д и н о. Слегка затрудняется решиться, и т.д.

Р е н ц о

За мной последуй – или прочь из дома!

(Уходит в гневе)

Т р у ф ф а л ь д и н о, - он будет крайне осторожен в этой щекотливой ситуации; он вовсе не хочет лишиться всех своих выгод, живя в доме у таких богатых сумасбродов, у которых все их денежки и богатства, как вода, меж пальцев утекут. Актерствует, пародируя Барбарину и свою жену; он и арию мог бы спеть, но осип, да и некогда, и т.д. (Уходит.)

Б а р б а р и н а
(весело)

За мной победа! Вознесем мольбы
К пространным небесам, а также жертвой
Почтим Творца. Услышь меня, Господь!
Не может быть, чтоб Всемогущий Бог
Мне быть счастливой в мире не помог.

(Уходит.)

С м е р а л ь д и н а

Забыла философка, как смеялась
Над себялюбьем. А разбогатев,
Она и жизни брата не щадит,
Всем жертвует за яблоко и воду.
И даже Богу подает совет, -
Ужаснее примера просто нет!

ЯВЛЕНИЕ XI

Подземный склеп, где томится Нинетта.

Нинетта, Зеленая Птичка с едой и бутылкой.

З е л е н а я   П т и ч к а

Будь весела, как прежде, прекрасная Нинетта!
Не все, кто жив надеждой, до гроба ей согреты.
Для нас настанет время событий роковых,
И будем ли мы счастливы, зависит лишь от них.
Возьми обычный завтрак, ведь может быть сегодня
Под солнцем вдруг счастливее ты станешь и свободней.

Н и н е т т а

Ты мне даешь надежду на спасение,
Родная Птичка, расскажи теперь
Какие роковые перемены
Возможны, - я устала умирать.

З е л е н а я   П т и ч к а

Печальное известье пора сказать Нинетте:
Хоть полюбил я страстно – я враг тебе и детям.
Враждую сам с собою – отрады в жизни нет,
Такое зло устроил колдун и людоед.
Веду со всеми тихо и ласково беседы,
Но там лишь, где невидно холмища людоеда.
А на холме ужасном, где я живу при входе
По самой сути гадкими слова мои выходят.
Но я сказать не вправе, покинув то жилище,
О предках твоим детям, хотя они их ищут.
И брак кровосмесительный отец и его дочь…
Грядущее ужасно – грядущее как ночь.
Сказал я слишком много – лечу под страшный кров,
Недолго ждать, Нинетта, - откроется засов.

(Улетает)

Н и н е т т а

Понять все это просто невозможно!
О роковые силы!
Вдали я от супруга,
От деток моих милых,
Как тяжело прожить мне
Восьмнадцать лет в могиле!
Ах, склепный мрак, ведь менее жестоко
Мне было б умереть под гнетом рока.

Склеп закрывается.

ЯВЛЕНИЕ XII

Невысокий лес.

Труффальдино, Ренцо, вооружены

Труффальдино с бутылкой. Идут за Водой и Яблоком. Впрочем, это проходная сцена, нужная лишь затем, чтобы было достаточно времени для подготовки следующей.

ЯВЛЕНИЕ XIII

Сад феи Серпентины. В его глубине с одной стороны – яблоня с яблоками, а с другой – пещера со скрипучими воротами, которые затворяются и открываются с великим шумом и усильем. На земле, у входа в пещеру, несколько трупов, частично обглоданных, частично – уцелевших. Слышен голос Серпентины.

Г о л о с   С е р п е н т и н ы

Вы, звери возле яблони– свирепейшая рота! -
Вы, золотую воду таящие ворота,
Грозит нам всем опасность – будь страшен ваш оскал,
Чтоб Яблоки и Воду – грабитель не украл.
Идущего сторонкой – не троньте до тех пор,
Пока не смотрит вором – а ворам дать отпор!

ЯВЛЕНИЕ XIV

Ренцо, Труффальдино.

Р е н ц о, - насколько он понял из объяснений – перед ними сад Серпентины, а вот и пещера, в которой, как говорят, находится золотая вода, умеющая плясать и звучать; а вот дерево с яблоками, способными петь. (К Труффальдино.) Не слышно ли ему звуков или пения, и нет ли рядом какой опасности?

Т р у ф ф а л ь д и н о, - он не слышит ни пения, ни звуков; и опасностей поблизости тоже нет; он считает, что все это выдумки – попугать мальчишек, чтобы им неповадно было воровать яблоки и т.д.

Р е н ц о, - тогда пусть он идет в пещеру, чтобы наполнить бутылку водой.

 Т р у ф ф а л ь д и н о   успевает сделать два шага в сторону пещеры; но вот из нее доносятся звуки музыки; изумленный Труффальдино потихоньку крадется назад, прижав палец к губам и делая знаки Ренцо, чтобы тот молчал.

Р е н ц о   делает, как бы обращаясь к Труффальдино, такие же знаки.

Звучит симфония, под ее звуки яблоки на дереве поют.

Х о р   я б л о к

Людишки жадноваты,
Им тесно средь раздолий,
Бегите же обратно,
Мирясь со скудной долей
И не желайте большего.

Д в а   я б л о к а

О человечий род!
Ко злу клонится разом,
Ослепнув от невзгод,
Утратив даже разум,
Теряет правый путь.

О д н о   я б л о ко

Над сердцем, полным страсти,
Лишился разум власти
Где долг и честь и счастье?
Влюбленных от напасти
Избавьте, небеса!

Х о р   я б л о к

Людишки жадноваты, и т.д.

Ренцо и Труффальдино изумлены.

Р е н ц о   предлагает Труффальдино сорвать яблочко.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - он пойдет и попытается сорвать яблоко, ведь он сочувствует влюбленным; он внимательно рассматривал сию вещицу и догадался, что она такое: теперь он уверен, что это и впрямь яблоко. Идет к дереву; откуда ни возьмись, появляются разъяренные Лев и Тигрица, - они начинают ходить кругами вокруг дерева, охраняя его. Испуганный Труффальдино бежит к Ренцо.

Р е н ц о, - что стряслось?

Т р у ф ф а л ь д и н о   указывает на зверей.

Р е н ц о   в гневе, приказывает ему идти и наполнить бутылку водой.

Т р у ф ф а л ь д и н о   подходит к пещере, видит покойников и возвращается. Докладывает.

Р е н ц о   в ярости хватается за шпагу; угрожает ему; велит достать воду, а сам в тот же миг обещает наброситься на зверей и сорвать яблоко. Раздумывает над советом Зеленой Птички: чтобы оживить каменную возлюбленную, не нужно избегать опасностей.

Т р у ф ф а л ь д и н о   набрался храбрости, отмочил несколько шуток; идет к пещере.

Ренцо со шпагой в руке мужественно нападает на зверей, засевших под деревом. Скрипя и грохоча, с силой затворяются ворота пещеры и ударяют Труффальдино в грудь; он всем телом судорожно дергается и, падая без чувств, разбивает бутылку. Между тем, звери обезоружили Ренцо и ему пришлось убежать.
Затем звери встали вокруг дерева, а ворота вновь отворились.

Р е н ц о

Никчемный раб, как жалок я и глуп!
Кальмон ведь обещал мне, что в беде
Я позову его – и он поможет.
Кальмон, Кальмон, никчемного спаси!

Землетрясение, тьма, огни, чудеса и т.д.

ЯВЛЕНИЕ XV

Ренцо, Труффальдино, Кальмон

К а л ь м о н

Где ж философия твоя! О Ренцо!
Ведь вы c сестрой философами были,
Теперь же ум ваш ослепило злато:
Одна в угоду праздному тщеславью
На гибель брата посылает – ты же
Красивую скульптуру полюбил
И жизнью уж не дорожишь, надменно
Забыв в тяжелом испытанье друга,
Который раз тебя обогатил уж,
Надменно не зовешь его на помощь.

Р е н ц о

Прошу тебя, о статуя, прости!
Не упрекай, но помоги скорей,
Ведь ты все можешь, - воскреси беднягу –
Слугу несчастного, а мне позволь
Лишь чудо-яблоко добыть и воду,
Еще скажи, кто нас с сестрой родил!
Но самое горячее желанье –
Чтоб оживил ты статую в саду,
Мне без нее ни счастья, ни покоя


К а л ь м о н

Слуга не умер – только оглушен,
Вот шевельнулся, глянь: встает уж он.

Т р у ф ф а л ь д и н о   зашевелился, поднялся; кривлянье и гримасы оглушенного; вдруг увидел статую – онемел от изумления.

К а л ь м о н

Ты сможешь яблоко добыть…

Т р у ф ф а л ь д и н о. Говорящая статуя привела его в ужас, и т.д.

К а л ь м о н

Ты сможешь яблоко добыть. Ведь звери
Давно изнемогли от сильной жажды.
И, будучи царем всех изваяний,
Я из Тревизо повелел явиться
Тебе на помощь статуе с сосцами,
Ведь из груди ее льют две струи, -
За это так ее мы и прозвали.
Явись с водой к нам, статуя с сосцами!

С т а т у я   и з   Т р е в и з о

Вот, государь, смиренные сосцы!

(Наливает в бассейн воду из сосцов; звери ринулись к бассейну, чтобы напиться.)

Т р у ф ф а л ь д и н о. Гримасничает, выражая свое отношение к происходящему.

К а л ь м о н

Дерзай же, Ренцо, - к дереву иди
И чудо яблоко смелее рви.

Р е н ц о

Тебе я повинуюсь, милый друг!

(Идет к дереву и срывает яблоко)

К а л ь м о н

Теперь воды бы нам добыть. Врата,
Когда  подходишь к ним, с такою мощью
Нежданно хлопают, что убивают.
Ты видишь бездыханных храбрецов.
Они воды искали – смерть нашли.
Я от венецианских волн позвал
Пять тяжеленных древних статуй. Все
Шли с площади – шли с Кампо Деи Мори.
Теперь они к воротам прислонятся, -
Все пятеро прочны на удивленье –
Удар смертельный им ничуть нестрашен.
Веди друзей, Риоба, на врата.

Входит Риоба.

Р и о б а

Не сомневайся – мы крепки, наш царь!

Друг за другом входят мавры и направляются к воротам, которые готовы со скрежетом захлопнуться, но Риоба стоит насмерть; прочие мавры выстраиваются рядком плечо к плечу. Ворота насильно остаются открытыми. Гримасы Труффальдино.

К а л ь м о н

Слуга, ступай в пещеру смело. Там
Найдя сосуды, выбери один,
Наполнивши его, вернись немедля.

Т р у ф ф а л ь д и н о   сетует на трудности.

Р е н ц о   понуждает его силой.

Т р у ф ф а л ь д и н о. Испуганно жестикулирует и гримасничает; отдается на волю Риобе и маврам. (Уходит.)

К а л ь м о н

Нет счастья в обладанье. Ты все взял,
Но взял ты прах, страдая, как и прежде.
Тщеславию сестры, твоей любви
Предела нет. А страсть, все разрастаясь,
Сильнее жжет. Хоть ты меня просил,
Чтоб я твоих родителей называл,
Я в этом не могу тебе помочь.
Мечтал ты изваянье оживить, -
Пока нельзя. Ведь от Зеленой Птички
Зависит, снимутся ль покровы с тайн.
Влюбившись в Барбарину, и тебе
Она являлась. Я ж пока могу
Красавицу немую наградить
Лишь даром речи, чтоб тебя утешить.
Но, может быть, услышав ее голос,
Ты будешь мучаться еще сильней.

Р е н ц о

Она со мною вступит в разговор? -
О большем я не смею и мечтать.
Предчувствую, как сладко будет сердцу
С любимой статуей заговорить,
Услышать слово нежности от девы,
Ведь не могла ж она не полюбить
Меня в ответ за все мои страданья,
Не поблагодарить за всю любовь.

К а л ь м о н

Глупец! Когда желанья твои сбудутся,
Ты пожелаешь большего, безумным
Влюбленным став, как и другие люди.
Ведь ветреное слово нежных уст
В тебе огонь раздует, жадный, страстный.
Однако это пламя невозможно
Унять воздушным мимолетным звуком.
Ведь нет предела страсти человека!
Тот счастлив, кто душою устремитья
К бессмертным радостям – они превыше
Земных отрад, которые так бренны.

Т р у ф ф а л ь д и н о   появляется с бутылкой в руках – он со страшным волнением рассказывает о невероятных событиях: как трудно ему было набрать воды, ибо она плясала, устраивала концерты  и т.д. Он чувствует, что вода вот-вот разобьет бутылку и пустится в пляс, и .т.д.

К а л ь м о н

Ты должен быть доволен, Ренцо. Впрочем
Я заглянул в твое слепое сердце
И понял, как оно неблагодарно
И беспокойно, - так легко накликать
Несчастья и возмездье за безумство.
Зови меня, когда придет беда!
Взамен прошу о небольшой услуге:
Однажды в старину мальчишки камнем
Мне нос отбили – скульптор же поправил,
Но первый нос был у меня орлиным,
А новый не похож на бывший прежде!
Пожалуйста, распорядись, чтоб мне
Вновь вылепили подходящий нос.
Я столь немного прошу. Прощай!

Тьма, землетрясение и т.д. Кальмон исчезает, а Звери вновь подходят к дереву.

С т а т у я   и з   Т р е в и з о

Века изъели правый мой сосок.
Что ж, помни о моей услуге, Ренцо.
(Уходит.)

М а в р

Руки недостает.
(Уходит.)

В т о р о й   м а в р

И подбородка.
(Уходит.)

Т р е т и й   м а в р

А мне – ушей.
(Уходит.)

Ч е т в е р т ы й   м а в р

Мне ноги искалечили.

П я т ы й   м а в р

Мне изуродовали справа зад.
Будь благодарен нам и почини.
(Уходит.)

Т р у ф ф а л ь д и н о (к Ренцо), - он очень сомневается, что Ренцо обременит себя починкой всех этих носов, задниц, сосков и т.д.

Р е н ц о

Живу одним – услышать милый голос,
До прочего мне просто дела нет.
(Уходит.)

Т р у ф ф а л ь д и н о, - цель достигнута. Вспоминать о благодеяниях обременительно, а думать о вознаграждении мучительно; благодарность – вымысел. Пусть у всех остаются сломанные носы, соски и задницы; никому ничего, никому ничего; но если бы Ренцо вдруг вздумал заняться реставрацией, то он, Труффальдино, был бы рад получить подряд и т.д.

ЗАНАВЕС






ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Зала в замке близнецов.

Статуя по имени Помпея одета богато; с наполовину обнаженными мраморными руками и ногами; ее лицо, голова и грудь открыты; в живописной и удобной позе покоится на пьедестале.

ЯВЛЕНИЕ I

Ренцо, статуя по имени Помпея.

Р е н ц о

Храню тебя, любимый образ мой,
В укромной зале от невзгод: от туч,
От зимних ветров и от хлопьев снега,
От солнечного зноя. Одеяньем
Богатым я окутал твое тело,
Мучительно ревнуя, чтоб другие,
Увидев всю тебя, отнюдь не смели
Такое ж наслажденье получить,
Как я. Услышь мой стон! Скажи, ведь ты
Меня жалеешь; сам Кальмон предрек,
Что я услышу дивный звук из уст
Твоих. Пролей на раны сладкий голос,
Мне сердце оживи и дух. Родная,
Скажи, ты тронута моей любовью?!

П о м п е я

Нет, юноша, молчи. Твои слова
До боли мне знакомы. Эти речи
Я слышала от скаредных льстецов,
От щеголей – сосудов, полных скверны,
Но золотом  покрытых, - от гробов
Повапленных, смердящих изнутри
Пороками. Я из-за них страдаю.

Р е н ц о

Любимый голос! Ты пролил мне в душу
Небесную отраду! Так, скажи
Ты не скульптура, не резца творенье?
Ты женщиной была? Чьим колдовством
Превращена ты в изваянье? Кто
Души лишил такую красоту,
Недвижным сделал дорогое тело
И пламя жизни угасил в очах,
А с щек румянец стер, подобный розе?

П о м п е я

Умолкни, юноша! Ах, Боже, Боже!
Я снова слышу вздор, вновь слышу лесть!
Из-за подобных слов я возгордилась
И стала для самой себя кумиром,
Превозносясь надменно над всем миром.
О, если б не прельстилась я тогда
Ни похвалой, ни вздохами, ни речью
Глупейшей, позабыв про Небеса
И мудрые советы, – не пронзил бы
Меня столь лютый холод, что по жилам
И по костям протек и сразу отнял
Дыханье, зренье, чувство цвета, слух,
Движенье, наконец! Моя тюрьма,
Не будь такой жестокой и позволь
Мне скорбь излить!
(Плачущим голосом)
Зачем я лишена
Возможности утешиться слезами –
Отрадной горечью очей? Все всуе!

 Р е н ц о

Страдалица! Поверь, и я страдаю!
Мои мучения равны твоим,
А может быть и больше их! Смотри –
Из глаз моих пролились слезы, - их
Твои глаза напрасно ждут. Ах, если б
Стал общим плач, как общим стало горе:
Ты просишь слез – а я их проливаю,
Но слезы не приносят облегченья!
Не льстец я, милая, не обвиняй
Меня напрасно, лучше расскажи,
Кто и откуда ты, кем рождена?

П о м п е я

Меня Помпеей нарекли. Мой род
Старинной кровью славен и велик.
Я воздухом Италии дышала,
Где царствует страсть к наслажденьям, где
Седую мудрость презирает юность,
Где ждут от книг разврата, развлечений,
А не познанья, - там вздымает к небу
Строенья град, где жизнь я получила!

(Плачущим голосом.)

Но эту жизнь нельзя назвать и жизнью!
Ты видишь – протекают дни мои
В гробу, в аду – и под покровом смерти!

Р е н ц о
(в отчаянии)

Ты оказался прав, Кальмон. Страданья
Мои лишь возросли, когда сей камень
Заговорил. Скажи-ка мне, Помпея,
Вступила бы ты в брак со мной, когда б
Была ты теплокровной, полюбила б?

П о м п е я
(вздыхая)

О, полюбила б!
(плача)
Но не будь жесток!
Не пробуждай во мне бесплодной страсти
И мук страдалицы не умножай!

Р е н ц о

Меня ты полюбила! А твой голос
Терзает мое сердце и пьянит!
Не допущу, чтоб мраморным остался
Прекрасный лик в меня влюбленной девы!
Скажу Зеленой Птичке: «Помоги!
Одна ты знаешь тайну воскресенья!»

П о м п е я

Ты уверял, что сразу, как услышишь
Мой голос, станешь счастлив, но теперь
Ждешь новых утешений. Храбрый мальчик,
Оставь меня одну под гнетом рока,
И не спеши навстречу испытаньям.

Р е н ц о

Без помощи тебя оставить – подлость!
(Идет к выходу)

ЯВЛЕНИЕ II

Ренцо, Труффальдино в дорожном костюме, с кучерским кнутом.

Т р у ф ф а л ь д и н о (от нетерпенья щелкает кнутом), - скорей, скорей, уж все готово; нечего терять время и заигрывать с камнями и т.д.

Р е н ц о   спрашивает, в чем дело. Куда он направляется? Что происходит?

Т р у  ф ф а л ь д и н о, - разве он не знает о великих потрясениях?

Р е н ц о, - он ничего не знает.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - король Тарталья приказал Панталоне, королевскому своднику, отправиться за Барбариной, сестрой Ренцо, чтобы заключить с ней брак и взять в приданое поющее яблоко и пляшущую воду. Не решалась выбрать между любовью к Зеленой Птичке и возможностью стать королевой, Барбарина великолепно разыграла сцену смятения и была похожа на корабль, попавший в бурю, и т.д. Королевский сводник  был красноречив, унижая чувства Зеленой Птички и воспевая любовь короля; в итоге Барбарина была уже готова выбрать монархию. Но в этот миг – чудовищное потрясение – откуда ни возьмись, появляется старая королева Тартальона со своим воздыхателем – поэтом – и, став подбоченившись, произносит такие стихи:
Снохе нет в замок входа – сама в том виновата,
Что нет Зеленой Птички – а есть одно лишь злато.
Затем она ушла, а следом за ней исчез и ее кавалер – поэт, декламируя себе под нос эклогу в честь аппетита, и т.д. Барбарина пришла в исступление и, выставив Панталоне за двери, спустила его с лестницы и стала орать на весь дом, как одержимая, требуя, чтобы ей немедленно подали Зеленую Птичку. В истерике она упала в кресла и начала брыкаться; она строит такие рожи, что без страха не взглянешь. Четыре женщины едва могут ее удержать: расшнуровали ей платье, сожгли у нее перед носом пару стихотворных сборников. Из скромности и сострадания он удалился. Откуда-то явился на выручку дьявол, он помогает идти, поддувая сзади; когда-то он уже помогал королю Тарталье и ему самому. Холм Людоеда, где обитает Зеленая Птичка, расположен неподалеку – всего в трех тысячах миль отсюда; все готово – пора отправляться на поиски Зеленой Птички, чтобы утешить бедную Барбарину, и т.д. В сторону, высмеивает все это безумство.

Р е н ц о

Я, Труффальдино, было уж и сам
Решил отправиться на этот подвиг.
А вот твоя жена.

ЯВЛЕНИЕ III

С м е р а л ь д и н а

Скорей на помощь!

Р е н ц о

Все знаю, Смеральдина, и готов
Уже на поиски Зеленой Птички.
Мне нужно знать отца и мать, хотел бы
Любимую освободить из плена,
Да и сестру утешить – было б кстати.
Сестра ж пусть чаще смотрит на кинжал:
Пока блистает он – ее брат жив,
Кинжал в крови – и он погиб. Прощай.
(Уходит.)

Т р у ф ф а л ь д и н о

Кинжал в крови – и он погиб. Прощай.

(Обнимает жену и, щелкая кнутом, уходит.)

С м е р а л ь д и н а

Мир сумасшествием кишит, безумством!
Сплошная путаница наша жизнь!

ЯВЛЕНИЕ IV

Смеральдина, Барбарина, статуя по имени Помпея.

Б а р б а р и н а

Скажи, где брат, служанка!

С м е р а л ь д и н а

Не волнуйтесь.
На поиски Зеленой Птички мчится
И за кинжалом вам велел следить:
Как запечется кровь на нем – он умер.

Б а р б а р и н а

Благие вести!

П о м п е я

Брат погиб! Спеши!
Безумная, останови его!

С м е р а л ь д и н а

Скульптура говорит! Нелепо! Страшно!
(Ее ужас)

Б а р б а р и н а

А я привыкла к разным чудесам.
Брат умер?
(Достает кинжал – его лезвие блистает.)

Как ты смеешь говорить
Такое? Блещет мой кинжал – брат жив!

П о м п е я

Как ты жестока и надменна – хочешь
Ждать в черствости своей и слепоте
Когда вдруг кровь польется по кинжалу,
Чтоб сетовать напрасно о погибшем?

С м е р а л ь д и н а
(дрожа)

Она права, а ваша речь безумна.

Б а р б а р и н а

Что ж, это значит, мне опять страдать:
Страдать, не зная, кем я рождена,
Испытывать от всех за то презренье,
Страдать, не получив Зеленой Птички,
Не став женой монарха. – Нет, уж слишком!

П о м п е я

Поверь мне, Барбарина, что никто
Сильней меня не может пожелать
Явления Зеленой Птички. – Только
Все, кто искал ее, погибли. Ренцо
Жаль даже мне, тебе, наверно, жальче.
Смотри – меня тщеславие сгубило:
Так устрашись небес: их гнев ужасен.
Тебе не нужен трон – страшись любви
Монарха. Ну а больше сказать не смею.
Но главное – верни скорее брата.

Б а р б а р и н а

Мне этот голос сердце пронизал;
Дрожу… Терзают равно страх за брата…
И страстное желанье обладать
Зеленой Птичкой. Как мне быть! Ах, Ренцо,
Живи, останься жив! А эту прихоть
Я подавлю! Иди за мной, служанка,
К скале, где обитает Людоед.
(Уходит.)

С м е р а л ь д и н а

Вот чудеса: когда мы страстно любим,
Расстаться с милым мы уже не в силах;
Хоть страсть и сделала ее безумной,
Она найдет жилище Людоеда,
Но путь проделает из себялюбья.

ЯВЛЕНИЕ V

Зал во дворце.

Панталоне один.

П а н т а л о н е

Как она, обманщица, только посмела спустить меня с лестницы! Меня – монаршего посла, который прибыл предложить от лица монарха руку и сердце; да кому предложить – ей, никому не ведомой замарашке; и потребовать в приданое какой-то графин воды и яблоко – сущие пустяки, - видано ли, чтобы посла спускали с лестницы, как рваный башмак! А с другой стороны, стоит задуматься, почему разные пустячные вещицы, то вода и яблоки, то зеленые птицы, мешают столь великому делу – этому браку. А мне, прямо скажем, что-то мешает служить этой любви. – Может быть, это совесть?.. Бог весть! А вдруг те двое малышей, которых я тщательно упаковал,  прежде чем бросить в реку… Бог весть! Эти ведь тоже близнецы… К тому же слова нашего славного поэта… Бог весть! Эта девочка явно из породы апельсинов! Нужно молчать, ведь страшно и подумать, что из этого может выйти – мне несдобровать. Ох, совесть моя нечиста. Люди говорят, что это дети Труффальдино и Смеральдины; но подумайте сами, могут ли отец и мать так служить своим детям; а что уж говорить об этих дворцах, чудесах, этом невообразимом богатстве, - всего этого в колбасной лавке так скоро не заработать. Нечего делать – придется идти на поклон к Смеральдине и Труффальдино и выспросить у них поделикатнее, что к чему, и если дело обстоит так, как я и подозреваю, то жив быть не хочу, а выложу все начистоту; ведь как дальше жить, если отец с дочерью вступит в брак, - остается глаза себе выколоть, как Эдип, от такой трагедии, или за шею себя на мясном крюке повесить, как разжиревшую индейку. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ VI

Тарталья, Тартальона.
Тарталья убегает от матери.

Т а р т а л ь о н а

Куда ж от матери бежишь ты?

Т а р т а л ь я

Мать,
Я выгнал вас из сердца, вы мне гадки,
Распорядитесь вас похоронить.

Т а р т а л ь о н а

Исчадье ведьмы, мерзкое отродье!
(В ярости.)
Как надоел ты, жалкий рогоносец!
Посмей мне только с выскочкой спознаться,
Без рода и без племени сноха
Мне на дух не нужна – я не хочу
Стать бабкою прегадкого потомства.

Т а р т а л ь я

Не врите: не в безродности тут дело –
Вы просто бабкой не хотите стать.
Но как монарх клянусь землей и небом:
Возьму в супруги ту, что соизволю.
Вы ж с нечистью венчайтесь и валите.

Т а р т а л ь о н а

Мерзавец, вор! Тебя насквозь я вижу.
Все до последнего гроша верни,
Что получил в наследство. Шесть процентов
Мне выплати, походишь без порток.

Т а р т а л ь я

Я понял – по совету рифмоплета
Вы действуете. Он по вас вздыхает?
Уверены? – Не льстите. – По деньгам,
Он завещаньем бредит, а не вами.
Безумны вы, но вовсе нестрашны!
Я встречный иск вам закачу такой,
Что окочуритесь, узнав в каком
Размере предстоит вам возместить
Убытки мне – по воле адвокатов,
Умело нанятых; ну а поэта
Попотчую пинками в мягкий зад,
Чтоб сочинил канцоны мне на случай.

Т а р т а л ь о н а

Прекрасно! Мы тебе порты-то спустим
Сегодня же – в залог уплаты долга.
Все опечатаю! Все королевство –
До зубика последнего во рту.
И погляжу, не станешь ли учтивей.
Зачем, о небо, замуж я пошла?!
Неужто, чтоб сей выродок родился?
(Плачет.)

Т а р т а л ь я

Спешите объявить меня банкротом
И секвестировать Монтеротондо,
Мне дела нет до крокодильих слез.

ЯВЛЕНИЕ VII

Те же и Панталоне.

П а н т а л о н е
(второпях)
Ваше величество, ваше величество, великие дела, диву даюсь, какие великие. Извольте примириться с матерью; семейные дрязги теперь ни к чему. Я прямо из дворца этих двух незнакомцев, но там их больше нет. Прислуга причитает, на вопросы не отвечает – все в трауре. Воздух напоен ужасом, предчувствием смерти, катафалка с гробом. Хозяева завещали долго жить! И этой беды уже ни исправишь – все там будем.

Т а р т а л ь я
(полон отчаяния)

Теперь довольны вы! О боги! Ты,
Юпитер и Сатурн, Меркурий, Рок!
Осталось вертел в пуп себе всадить!

П а н т а л о н е

«Вертел в пуп»! Куда там – это мне, Панталоне, придется пожертвовать собственной рукой, чтоб не провалился весь спектакль. Ну, и дела! (Убегает.)

Т а р т а л ь о н а

Все к лучшему, поэт мой! Все прекрасно!
Теперь нам не страшны с тобой угрозы.

ЯВЛЕНИЕ VIII

Тартальона, Бригелла.

Б р и г е л л а

Моя августейшая любовь, они все уже собрались на холме Людоеда – им не вернуться обратно.

Т а р т а л ь о н а

Прекрасно, что ж. А сын, король Тарталья,
Теперь уж всаживает вертел в пуп.
Пристало мне открыть, поэт великий,
Любовь мою к тебе, хоть и краснею.

Б р и г е л л а

Не всех щедротами балует небо.

О, ваше величество, позвольте просить вас – ведь это ничему не помешает – а так, мера предосторожности, - немедленно составьте завещанье!

Т а р т а л ь о н а

Не выношу безрадостных пророчеств,
Не заикайся впредь о завещанье!
Твой долг любить меня и воспевать.

(Уходит.)

Б р и г е л л а

Что тут поделаешь; и слова не скажи о завещании. Близнецам невозможно вернуться с холма Людоеда – это верно, ведь сам дьявол, созерцающий неумеренные страсти людей, поддувает им сзади. Но каббала дает мне какой-то смутный ответ; видимо, даже если дела примут самый лучший оборот, несчастному поэту ответят все то же:
Твой долг любить меня и воспевать.
Да избавят меня небеса от обладанья дипломом придворного поэта. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ IX

Холм Людоеда; в глубине виднеется дворец. Перед его дверью на жердочке сидит Зеленая Птичка с цепочкой на лапках. По холму расставлены несколько статуй. На земле сложены листы.

Ренцо, Труффальдино, Зеленая Птичка.

Р е н ц о


Мы не могли быстрей сюда добраться.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - ему еще в молодости довелось испытать на себе силу этого дьявола, поддувающего сзади.

Р е н ц о

Наверно, здесь и есть холм Людоеда.
Смотри – вот жердочка с Зеленой Птичкой.
Хотя все тихо, Труффальдино, глянь-ка,
Не видно ли опасности какой:
Дракона, зверя, людоеда, змия.

Т р у ф ф а л ь д и н о   внимательно смотрит по сторонам; вокруг не видно даже муравья; но из этого ничего не следует: возле яблока и воды тоже было все тихо, а потом такое началось… Советует обратиться за помощью к Кальмону – к статуе.

Р е н ц о

Я не желаю знаться с ним; не нужно
Сторонней помощи, ведь я не мальчик,
Не впавший в детство трусоватый старец.
Не стану должником. Мне так противно
Обязанным быть. Он просил меня,
Чтоб нос я починил, а я об этом
Совсем забыл. Зачем же звать его!
Ведь он захочет поучать, урок
Нам даст и длинную рацею тут же
С просопоп;ей мраморной прочтет!
Ведь стоит нам принять хоть чью-то помощь
Не будет притязаниям конца:
Назойливый и скучный благодетель
С нас стребует награду или плату.
Неси скорей Зелененькую Птичку –
Ее цепочку разомкнуть нетрудно.

Т р у ф ф а л ь д и н о, - Кальмон просил о сущем пустяке – о починке носа. И если Ренцо не позовет его на помощь, то он, Труффальдино, вряд ли решиться подойти к Птичке поближе. Возражения Ренцо не стоят и выеденного яйца. Сам-то он в момент опасности всегда обращался за помощью к Кальмону, но, получив ее, тут же забывал о благодетеле, словно его и нет вовсе. Оказавшись снова в опасности, он с наивным чистосердечием и без зазрения совести, просил о помощи; а если что, то и укоры выслушивал, склонив голову и пустив слезу в знак искреннего раскаяния, а также согласия с тем, что упреки совершенно справедливы; но стоило ему получить помощь, он возвращался в свое прежнее состояние, и т.д. Ренцо нечего хвастать, что он изучил современную философию; он и обложек-то нужных книг толком не видел. Ибо постулат современной философии таков: счастье – это знание света и искусство всеми правдами и неправдами добиваться поставленной цели.

Р е н ц о

Ну, поворачивайся! Птичку дай!

(Грозит ему побоями)

Т р у ф ф а л ь д и н о, - он силен духом и преисполнен мудрости, поэтому может отнестись философски ко всему, даже к пинкам в зад, только бы не подвергаться опасности; словом, он никуда и ни за что не пойдет, если Ренцо не позовет Кальмона, и т.д.

Ренцо сам идет а Птичке и хочет ее взять.

З е л е н а я   П т и ч к а

Остановись, несчастный! И брать меня не смей!
Ведь кара ждет за вызов – одумайся скорей!

Р е н ц о

Какая боль, о Боже!.. Что за мука!
Спаси меня, слуга. Прости, Кальмон!
Неблагодарному, мне нет прощенья!

(Превращается в статую)

Т р у ф ф а л ь д и н о. В ужасе мечется по сцене. Опасности ниоткуда не видно, – но видно, как Ренцо на глазах белеет и отвердевает; его причудоковатые рассуждения на сей счет. Если бы только он мог добыть эту птичку, ему бы и дела не было до гневных воплей хозяина. Он двинулся бы в Венецию и построил бы там будку, и т.д. Он осторожно подкрадывается к Птичке, надеясь схватить ее; вот он уже рядом с ней.

З е л е н а я   П т и ч к а

Не лицемерь, бездельник! Вот грянул час расплаты!
За наглость и развратность – за все, в чем виноват ты!

Т р у ф ф а л ь д и н о

Какая боль, о Боже!.. Что за мука!
Я каюсь в плутовстве от всей души!
Покинул ветер – не заткнуть рукой!

(Превращается в статую)

ЯВЛЕНИЕ Х

Барбарина, Смеральдина.

Б а р б а р и н а

Мой друг, я вижу чудо в этом ветре,
Который нас донес так благодатно
На помощь брату.

С м е р а л ь д и н а

Нам чудес не счесть!
Не чудо разве то, что не споткнувшись
И шеи не сломав, мы здесь!

Б а р б а р и н а

А брат?!
Вот знаменитый холм и Птичка, где же
Мой брат! Мой милый Ренцо! Что же сделать,
Чтоб он не умер по моей вине –
Я не хочу! А сердце так и рвется!

С м е р а л ь д и н а

Вам волноваться не о чем, ведь мы
Сюда поспели вовремя, ему же
Едва ли дул в корму попутный ветер.

Б а р б а р и н а

В моей груди, родная Смеральдина,
Такая грусть, такие угрызенья,
Раскаянье меня и жжет, и мучит.
О, Боже! На кинжал взгляну: он блещет
Или в крови. Я так дрожу в предчувствии
Ужасных потрясений и пророчеств,
Что не могу взглянуть!

С м е р а л ь д и н а

Так будь смелей!
Не променяй размах души на робость!

Б а р б а р и н а

Мне совесть не дает покоя, друг!..
Но ты права – я мужественной буду:
Страданье встречу и умру, страдая,
Раз натворила бед.

(Вынимает кинжал – с него струится кровь)

О, Боже! Мама!
Мой брат погиб! Я погубила брата!
(Роняет кинжал и лишается чувств.)

С м е р а л ь д и н а

Злосчастнейшая я! Мой бедный сын!
Несчастная дочурка! Бедный муж!

(Поддерживает ее)

Б а р б а р и н а

Поддержки я не стою, Смеральдина.
Не удивлюсь, когда возненавидишь
Меня ты больше всех. Из-за меня
Все беды и несчастья! Ты ж добра:
Меня спасла от смерти, воспитала,
В простых словах учила долгу, страху,
Любви в земных скитаньях ты учила!
А я смеялась, увлекаясь ложью
И презирала разум, - само небо
Его дало всем людям, чтобы страсти
Смирялись им; - мой разум в результате
Стал нечестивым и бессильным, - он
Не ограждал меня от толп мятежных
Страстей. Им предаваясь, у желаний
Рабой была. Но ныне осознала,
Как ошибалась, только поздно. Разум
Во мне не угасал и в страшный час, -
Так с нечестивыми всегда бывает, -
Открыл мне истину. Теперь сама
Себе противна. Стыдно пред людьми
За нрав. Пред звездами – я чадо ада.
И страстен разум тихий в мудрецах…
(Плачет.)

С м е р а л ь д и н а
(рыдая)

Как тяжело, мне Барбарина! Сердце
Горит в груди… Мне горько, неприятно,
Что я горюю так… Что не могу
Утешить вас достойными речами.
Невежда я и оттого страдаю.
О смерти брата льете слезы вы
Из себялюбья – в нем лишь корень чувств.

Б а р б а р и н а

Осмей меня – ты вправе, я снесу.
(Берет ее за руку)

Мой друг невинный, как бы я хотела
Жить в нищете, как некогда с тобой,
По-прежнему ходить в одежде драной
И босиком; как часто растрепавшись
Из одного ручья мы пили воду,
И крохами питались. В этом счастья
Намного больше, чем в моем богатстве,
В нем я гадка самой себе и плачу,
Раскаиваясь в смерти брата! Боги
Не сжалятся над грешницей преступной,
Одно отчаянье осталось мне.
(Рыдает.)

ЯВЛЕНИЕ XI

Мрак, огни и т.д.

Те же и Кальмон.

К а л ь м о н

В предсмертный час отчаянье глухое,
Ждет всех, кто звал учителем своим
Того, кто ум людей высвобождая,
Вознес его мечтанья выше звезд.

С м е р а л ь д и н а

О горе горькое! Скульптура вновь!

Б а р б а р и н а

Хоть и не знаю, стою ль я спасенья,
Спаси и брату помоги, Кальмон!

С м е р а л ь д и н а

Как запросто она с ним говорит!

К а л ь м о н

Как я предсказывал, твой брат погиб.
Однако средство, чтоб его спасти
Я знаю, но, вполне возможно, жизнью
Поплатится спасавший. Плач умерь!
Перетерпи потерю и уйди!
Не ты одна повинна в его смерти:
Он мертв за гордость и неблагодарность,
Но я могу помочь тебе советом,
Не более того. Его исполнить
Столь трудно, что и говорить-то мне
Не стоит. Все бесплодно. Все лишь к смерти.

Б а р б а р и н а

Но сжалься надо мной, несчастной. Сжалься!
Я с радостью погибну, лишь бы брат
Вновь ожил. Ведь его сгубила я!

С м е р а л ь д и н а

И пусть бы ожил мой супруг-негодник…

К а л ь м о н

Иди ж и слушай: видишь эту птичку?
Она в тебя влюбилась. Вдалеке
Она на диво безобидна. Здесь же,
У Людоеда на холме, - ужасна.
А будет ли жив брат, и муж сей дамы,
И многие страдальцы, - от нее
Зависит, ей известна также тайна
Рожденья твоего. Через тебя лишь
Она навек счастливой может стать,
Тебя тем осчастливив, Двор и Царство,
Смягчая рок, казня злодеев, - только
Сумей ее добыть. Сын короля -
В ней скрыт, страдающий под гнетом чар.
Запомни хорошенько, что скажу:
Раз хочешь завладеть ей – приближайся
Неспешно. И проси у неба зренья
Столь ясного, чтоб чудом ты смогла
Отмерить семь шагов и фут, затем
Четыре дюйма, дальше – палец с точкой.
Ни на волос не ошибись – нельзя.
Когда найдешь указанное место,
Хоть очень трудно отыскать его,
То первой обратись к Зеленой Птичке,
Произнеся старинные стихи,
Написанные на листе.
(Указывает на лежащий на земле лист.)
                Но если
Она опередит и речь начнет,
Погибла ты – погибнешь также, встав
Чуть дальше или ближе. Знай – в смертельной
Опасности желающий спасти.
Погибнешь – воскресить уж не смогу.
Сама решай, дерзать ли. – Если счастье
Тебе вдруг улыбнется. – Не забудь
Меня, как брат. Не будь неблагодарной.
Тебя я оставляю средь сомнений,
Пусть небо выбор твой благословит.

Тьма и т.д. Кальмон изсчезает.

ЯВЛЕНИЕ  XII

Смеральдина, Барбарина, Ренцо, Труффальдино, Каппелло, Чиголотти, Зеленая Птичка.

С м е р а л ь д и н а

За дело может взяться лишь безумный.
Легко ли семь шагов отмерить, фут,
Затем четыре дюйма, палец, точку,
Ни на волос не ошибившись мерой.
Так кто ж отважится на этот подвиг?!
Погибнет первым не заговоривший?
Погибнет вставший дальше или ближе,
Чем подобает? Лучше, Барбарина,
Нам вдовами остаться и уйти.

Б а р б а р и н а

Нет, Смеральдина, я иду спасать.

(Поднимает лист.)

С м е р а л ь д и н а

(стараясь ее удержать)

Стой, милая моя!

Б а р б а р и н а

                Пусти! Решилась!
Направь мои шаги и зренье, небо!

(Идет в сторону Птички, иногда останавливается, словно соизмеряя расстояние со своими шагами; медленно приближается, наконец, разворачивает лист.)

С м е р а л ь д и н а

(волнуясь)

Ах, деточка! Боюсь! Как смерть близка!
Вот шаг еще! Тихонько, Барбарина!
Четыре дюйма, милая, и палец…

И точку… Только точки не хватает!
Пора читать! Скорей! Скорей! О Боже!

Б а р б а р и н а

(читает написанное на листе)

Золотокрылый мой, зеленый брат!
Вот я – узнал меня? Я Барбарина!
Преодолев тяжелый путь и длинный,
Пришла освободить тебя! Ты рад?

З е л е н а я   П т и ч к а

Невестушка, мой милый человек,
Я твой слуга! Как час велик и светел!
Возьми меня, пусть нас подхватит ветер,
Об этом и мечтал я целый век!

Барбарина поспешно берет ее.

С м е р а л ь д и н а

(рукоплещет)

Ах, браво, браво, браво! Что за радость!

Б а р б а р и н а

Спаси, помилуй брата, Моя Птичка!

З е л е н а я    П т и ч к а

Из левого, из крылышка – тяни перо. Хорош!
Коснешься им скульптуры – и брата обретешь.

Выдернув перо, Барбарина касается статуи Чиголотти.

Ч и г о л о т т и

(вдруг преображается; с достоинством достает табакерку, чтоб взять понюшку)

Кого прельщает только то, что внове,
Страдай радикулитом, хмуря брови.

Я хотел добыть эту Птичку, смастерить для нее будочку и разжиться, а она взяла да и отняла ее у меня – ох, и несчастный же я человек. Какой смысл судиться с Октавианом Леонским, с королем Пипином, с Прекрасной Друзианой и с Бовой Королевичем. (Уходит.)

Барбарина касается перышком статуи Каппелло.

К а п п е л л о
(кричит, преобразившись)

Несчастный Каппелло! Ох, и не пообедать бы мне больше, если бы она меня не спасла. Мессер, этот угорь был влюблен в двери Моранцани, а двери Моранцани, в свою очередь, о, мессер, ревновали его, как семь овчарок, о, мой мессер. (Уходит.)

Барбарина касается Труффальдино.

Т р у ф ф а л ь д и н о   преображается, а, придя в себя, начинает клясться, что забудет все принципы современной философии и станет образцом добропорядочности, обнимает супругу и т.д.

Барбарина касается Ренцо.

Р е н ц о
(преобразившись)

Сестра! Кто снова жизнь мне даровал?

Б а р б а р и н а
(обнимает его)

Та, что забыла гордость и безумство.

С м е р а л ь д и н а

Весь мир преобразился. Что за чудо?

З е л е н а я   П т и ч к а

Уходим-ка отсюда, чтоб не наделал бед,
Увидев нас случайно, прегадкий Людоед.

Заметим кстати, что персонажей Чиголотти и Каппелло при желании можно заменить другими известными карикатурами того же плана.

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Чудный сад. В одном конце виден фонтан с бассейном, в другом – пьедестал с тазом; в центре – стол; а вокруг – деревянные скамьи.

ЯВЛЕНИЕ I

Тарталья, Барбарина, Ренцо, Момпея, Тартальона, Панталоне, Бригелла сидят на скамейках из дерна; Труфальдино и Смеральдина стоят.

Т а р т а л ь о н а
(тихо, Бригелле)

Поэт, я промолчу тебе в угоду.

Б р и г е л л а
(тихо, Тартальоне)

Пускай сыграет свадьбу с Барбариной
Король, чтоб провести всю жизнь в кошмаре.
Тогда не женится поэт Бригелла,
Его на сковородке враз изжарят!

Р е н ц о
(Помпее)

Мы счастливы. Но кто бы мог подумать,
Что в перышке Зеленой Птички скрыта
Такая власть?

П о м п е я
(к Ренцо)

                Я буду тебе, Ренцо,
Женою благодарной, и покорной,
И любящей, ведь ты же спас меня.

С м е р а л ь д и н а
(к Труффальдино)

Ты будешь любящим супругом?

Т р у ф ф а л ь д и н о

                Полон
Я самых нежных чувств к тебе, родная,
Мне кажется, что это первый день,
Когда соединили узы нас.

(Целует ей руку)

Т а р т а л ь я

Я разъярен: зачем же, Барбарина,
Меня сюда позвали вы? Чтоб я
Чужие объясненья наблюдал
И получил отпор от вас? Все рады –
Один король ни с чем, хоть моя мать
И согласилась бабкой стать. Зачем
Вы избегаете моих объятий?
Вам ложе разделить со мной противно?
О, как бы я хотел встать на дыбы
И, словно конь, порвать узду сомнений!

Б а р б а р и н а

Не гневайтесь, король! Меня в сомненье
Ввело сплетенье темных тайн, грозящих
Венчанью нашему и непонятных
И вам, и мне. Когда же нам удастся
Вдруг разрубить сплетения событий
И греческой трагедии узлы?
Скорее бы узнать ее развязку!
Так дайте ж, Смеральдина, мне сосуд
С чудесной золотой водой, - она
Звучит и пляшет. Дайте, Труффальдино
Вещунью-птичку с яблоком поющим.
Хочу узнать, моя ль судьба – король.

Труффальдино и Смеральдина уходят.

Т а р т а л ь я

Наш брак зависит от воды и птички,
От прорицаний яблока зависит?
Смешней чудес не знал, клянусь короной!

П а н т а л о н е
(в сторону)

Нет сил и слово-то сказать – такие спазмы в горле! Если кто-то хочет нарисовать, что у меня сейчас творится внутри, пусть изобразит пищевод угря во время шторма.

Смеральдина и Труффальдино возвращаются. Они принесли Воду, Яблоко и Зеленую Птичку.

Б а р б а р и н а

Здесь – место Птичке, яблоку же – там.
Да вылейте в бассейн фонтана воду.

Поставив Птичку на стол, Смеральдина кладет Яблоко в таз, что на пьедестале. Труффальдино, гримасничая, выливает Воду в бассейн. Как только вода будет вылита, должна послышаться тихая музыка, и вода начнет слегка приплясывать. Музыка становится звучнее – и вода, пустившись в пляс, начинает бить фонтаном; громко звучит симфония.

Т а р т а л ь я,  Т а р т а л ь о н а,  П о м п е я,  Р е н ц о,  П а н т а л о н е,  Б р и - г е л л а,  С м е р а л ьд и н а,  Т р у ф ф а л ь д и н о

Как здорово! Чудесно! Браво! Браво!

Б а р б а р и н а
(жестом просит воду замолчать)

Вода, аккомпанируй песне Яблока
И не спеши звучать одна.

Вода замолкает.

(Яблоку.)

                Начни же!

Я б л о к о
(речитатив Яблока под аккомпанемент Воды)

Пусть те трепещут, кто упорно жил
В безумных заблужденьях, чья душа
Не знала покаянья. Близок час –
На нечестивых с неба грянет гнев.
Счастливым же пусть станет тот, кто ждет
Спасенья своего и помнит небо.

В о д а
(поет)

Раскройся до дна
Тот склеп, где невинно
Голубка-жена
Век скорбный и длинный
Томиться должна.
Так пусть небеса
Грозою грозят
И кары чинят,
Тарталья лишь рад –
Ведь в царстве весна!

Вода и Яблоко умолкают.

В с е
(как выше)

Как здорово! Чудесно! Браво! Браво!

Т а р т а л ь я

Нельзя ли не кричать так громко, тише;
Я все по-своему вам истолкую.
«Пусть те трепещут, кто упорно жил
В безумных заблужденьях, чья душа
Не знала покаянья». Барбарина!
Упрямая, как маленький осленок,
И не желающая стать женой мне,
Убойтесь речи яблока, дрожите!

Т а р т а л ь о н а
(тихо, Бригелле)
Поэт! В тебе ведь вся моя надежда!

Б р и г е л л а
(тихо, Тартальоне)

Тогда не женится поэт Бригелла,
Его на сковородке враз изжарят!

Т а р т а л ь я

«Так пусть небеса
Грозою грозят
И кары чинят,
Тарталья лишь рад –
Ведь в царстве весна!»
Дай руку, Барбарина, ждать грозы
Нельзя. Ликую я по слову Яблока.

Б а р б а р и н а

О мой король! Сперва пусть скажет Птичка!

Т а р т а л ь я
(гневно)

Зачем мне вздор на птичьем языке?
Я вашу руку требую – давайте!

З е л е н а я   П т и ч к а

Страшись своих желаний, дрожи, как лист осины:
Узнав, что твоя дочка - девица Барбарина.

Т а р т а л ь я

Да ты с ума сошла! Какая дочь!

З е л е н а я   П т и ч к а

Король, послушай кротко. Я не сошла с ума!
И ты узнаешь правду – все расскажу сама
Про Ренцо с Барбариной – ведь ты отец их. Полно –
Порадуйся: от смерти – упас их Панталоне!
А я спасла Нинетту – она в могиле тесной
Жила, и из могилы – пришла к тебе, воскресла!

Т а р т а л ь о н а
(Бригелле)

Беда, Бригелла! Будем жить в кошмаре!

Б р и г е л л а

Меня ж на сковородке враз изжарят!


ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ

Те же и Нинетта.

Н и н е т т а

Но кто меня освободил из гадкой
И смрадной ямы, чтобы видеть звезды?

Т а р т а л ь я

Глазам не верю! Женушка! Жена!
Мне кажется, она чуть постарела,
Без разницы – я очень добрый муж
И буду делать то, что долг велит.
Нинетта… Дети… Я обескуражен:
Так значит вы не два щенка-уродца?
Теперь уж мой черед лишиться чувств.

(Лишается чувств.)

П а н т а л о н е

Я же говорил, что отлично завернул в клеенку двух малюток.

З е л е н а я   П т и ч к а

Немного потерпите, свою умерив прыть,
Рассказ о превращеньях нам нужно завершить.
Пусть Тартальоне будет – жизнь с жабами уроком,
Прими венец, Бригелла, ты был плохим пророком.

Т а р т а л ь о н а

Поэт! Я черепахой становлюсь!

(Превращается в черепаху.)

Б р и г е л л а

О, мой кумир! Смотри, а я – ослом!

(Превращается в осла.)

Т а р т а л ь о н а

(в образе черепахи)

Отомщена, Нинетта – и мы в расчете, сыне!
Она сидела в яме – я посижу в трясине!

(Неспешно уползает.)

Т а р т а л ь я

Урок всем! Августейшая особа
Уходит, обернувшись черепахой!

Б р и г е л л а
(в образе осла)

Поэт я незабвенный, как соловей средь сада,
И выведу под палкой на мельнице рулады.

(Уходит брыкаясь)

З е л е н а я   П т и ч к а

Прошу на миг вниманья – не кончена ведь сказка:
Еще случится чудо, за чудом же – развязка.
Я – царь над Террадомброй, но Людоед невзгодам
Меня обрек, и птицей страдал я год за годом.
От чар освободившись, волшебный круг покину,
Чтоб взять, целуя, в жены родную Барбарину.
Добрее будьте. Тот же философ злой и черствый,
Кто каверзных вопросов не разрешает просто.
«Философ мудрый, - скажет следивший за сюжетом, -
Кто осознал ошибки и кается при этом».

(Превращается в короля.)

Друг друга обнимают Тарталья и Нинетта, Ренцо и Поменя, король Террадомбры и Барбарина, Тарталья и его дети, Труффальдино, Смеральдина, Панталоне и т.д.

Прощальное слово.

Б а р б а р и н а

Кальмону нос новехонький
Приделать нам с руки,
На это дело доброе
Бросайте медяки.
Подумав, вы нам скажете,
Что сказка – сущий бред.
Но мы ее сыграли вам,
Так хлопайте в ответ!

ЗАНАВЕС