Мы доживем и до этой весны,
во что бы то ни было доживем.
Кто мы такие? Мы – внуки войны,
там наши деды легли в глинозем:
кто-то поднялся, а кто-то не встал.
Пуля не дура. Война есть война.
Ангел-хранитель по небу летал
и удивлялся: «Какая страна!
Сколько в ней рек и озер, и лесов!
Сколько непаханой щедрой земли!»
И положили на чаши весов,
что мы имели и что мы могли.
И перевесило то, что дано –
волчье пространство, таежная сыть,
степь, по которой не сеют зерно,
поле, которое не пережить,
и неразгаданный вечный Байкал,
и неухоженный мертвый Таймыр.
Бог удивился: «Кто это им дал?
Этот огромный неприбранный мир,
царство неведомой им красоты?
Кто этот щедрый?» - и взор отведя,
молвили ангелы: «Господи, ты».
Выдохнул в ужасе: «Господи! Я?!
Это ж какую, блин, надо иметь
волю и силу, чтоб все распахать,
выстроить, выдубить и обогреть –
силу сильнее, чем ангелов рать!»
Тот, что всех ближе к Всевышнему был,
тот, что над нами всех чаще летал,
честно ответил: «Не наделил
тем их,мой Боже,о чем восклицал».
Свистнула в небе кровавая плеть:
«Что ж не дает им сбиваться с пути?
Если ты знаешь, мой ангел, ответь:
что помогает во тьме им идти?»
И, заступаясь за эту страну,
не заселенную даже на треть,
ангел сказал: «Ниспошли им войну –
и ты увидишь, как могут терпеть
муку, разлуку и смертную сыть,
битые, жженые, рваные, но –
так безрассудно умеют любить,
что ни в каком не расскажешь кино».
Ангелу – что: он сказал – и усох.
А Вседержитель подумал всерьез:
«Надо встряхнуть их, уж коли я Бог».
Смилуйся, Господи! Мало нам слез? –
некому было тогда прокричать:
строили, пели, в ГУЛАГах и вне –
были готовы за Родину-мать
пасть на кровавой, но быстрой войне…
И неизвестно, кому повезло.
Мужу, погибшему в первом бою
и не узнавшему: выжгли село,
где он оставил и мать, и семью?
Или тому, кто из плена бежал,
чтобы потом до Сибири конвой
с лаем собачьим его провожал?
Матери, сына закрывшей собой?
Девочке в городе тихих людей,
с голода вспухших в оковах войны?...
Может, и стали мы после умней
так, что отдали излишки страны.
Но все еще – много. Уходишь в тайгу –
и не отыщешь ухоженных мест.
Все еще наши дороги – в дугу,
и воровство – то ли стиль, то ли крест.
Спросит Всевышний, взглянувши с небес:
«Как там: не спят мужички на печи?
Не соблазнил ли их пакостный бес?»
Ангел-спаситель, ты только молчи!
Молча, коль все понимаешь, моли,
не провоцируя Бога с плетьми…
Я не хочу, чтобы внуки мои
стали войны этой самой детьми.