Перед глазами на галёрке
проносится эпохи шлейф
великих имена как тёркой
скромсало временем. Налей!
Кричит из бара на Садовом
какой-то липкий бизнесмен,
кольцо в бензиновых оковах,
на Черногрязской снег как тлен.
Мычат, толкаются и прутся
бычки, газели, кузова
и в толчее вечерней улиц
проснётся мрачная Москва.
Ноябрь, миллениум и выбор,
ждёт на руинах новый год
и где-то тёплым жиром рыбьим
вонзится свет оконных сот.
Как паутина из бетона,
раскинулась столицы сеть
то тут, то там пестрят притоны
гуляет в них по лицам медь.
По красно-матовым литЕрам
свой путь под землю узнают
юристы, клерки и гетеры,
философы и праздный люд.
Век жил, век гнил и век отдался,
впитав химический состав,
идеи кока-колы сладкой,
ухмылки в вражеских устах.
Набитый джинсами свободы
вкатил в Россию тот состав
демократического сброда,
где Санта модный на бортах.
А ночь глотает пар и вздохи,
Неглинная течёт у стен.
Величия былого крохи
пускают кровь из вскрытых вен.
На бронзу Пушкина нелепо
прилипли тени голубей,
из подворотни шум прицепа
и слышится: «Ещё налей!».
И голыми культями тополь
тревогу ловит сквозь мороз,
на известковых стенах копоть
от кухни и шумит насос.
Всё в ожиданьи перемены
народ притих и мирно спит.
Россия встанет ли с коленей
разбитых о невзгод гранит?