Очнувшись, парень не торопясь обследовал тело изнутри, пытаясь восстановить собственную самоидентификацию. Однако осознание себя как объекта, имеющего руки, ноги, даже слегка кружащуюся от долго пребывания за гранью сознания голову – было единственным реальным ощущением. Отчего-то было боязно открыть глаза: что если он слепой? Как он сможет вжиться в окружающее пространство, которое, вне всякого сомнения, хранит тьму тьмущую больших и малых опасностей.
Неизвестно сколько времени человек пытался настроить себя на жизнь в случае, если он все ж таки окажется незрячим. С горем пополам ему удалось восстановить душевное равновесие при таком развитии событий. Но как только это произошло, новая резкая пугающая мысль пронзила мозг: звук! Почему стоит такая мертвая тишина? Что это – он ещё и оглох? Забыв о самоувещевании по поводу слепоты, бедняга резко отрыл глаза: была ночь, потому как высоко над головой мерцало звездное небо. В первую минуту радость от возможности видеть ещё не достигла сознания: тишина в голове пугала до отчаянья. Обреченно закрыв глаза, измученный борьбой с самим собой субъект пытался восстановить по памяти только что виденную картинку небесного свода – ничего не было. Чёрный провал зиял пред ним. Тогда только стало ясно, почему он показался самому себе слепым: ни одного образа не было запечатлено в подсознании.
«Неужели я заболел чем-то таким, что съело все мои прошлые представления и мире?»
Что за болезнь ограбила его мозг, парень додумать не успел, потому как в эту минуту словно бы струна лопнула между барабанными перепонками в его голове – боль разлилась по всему телу такой мощи, которая вызвала кратковременную потерю сознания.
Повторно мужчина очнулся от каких-то резких звуков, которые воскресили надежду: раз я не один, то остальное приложится. Ему и в голову не пришло испугаться неизвестного источника, напротив, то визгливые, то пронзительные отзвуки начали напоминать музыку. Очень непривычного звучания. Но он был готов поклясться, что это дребезжание искусственного происхождения.
«Может быть, так и должна звучать музыка?»
Звуковых ориентиров не было.
«Это всё проклятая болезнь».
Теперь человек был твёрдо уверен: какой-то недуг лишил его памяти на образы и звуки. Но, ведь, ему далось справиться. В таком утверждении было больше логики, чем надежды. Теперь пусть и медленно – он пойдёт на поправку. Он вспомнит всё, что позволит организм. Что окажется неподвластным – заменит новым впечатлениями. И начать нужно с определения источника музыки, потому как подсознание, только что отказывавшее ему выдать из своей мрачной бездны картинку ночного неба, к звукам относилось более дружелюбно: стало казаться – рваные хриплые звуки напоминают что-то очень знакомое. До боли хотелось вспомнить. Но не было на то знака свыше.
Бедолага приподнялся и осмотрелся. С большим трудом удалось различить слабый огонек где-то повыше и правее его ночлега. Встать в полный рост не получилось, отчего желая выяснить подробности местопребывания, парень пополз в направлении мерцавшей наподобие наиболее ярких небесных звезд искры света. Путь давался с трудом, потому что оказалось: нужно подниматься по достаточно крутому склону.
«Быть не может, чтобы меня занесло в горы.»
Почему это горы было ясно не до конца – но так должны были выглядеть горы. Вот и всё.
С небольшими остановками удалось подобраться к источнику света достаточно близко. Как и предполагалось – источник звука был где-то неподалёку. Между тем, по мере приближения свет раздвоился: двойная звезда на земле освещала не больше, чем её собратья в небесах. Чего-то не хватало и тут, и там для полноты видения. Тем не менее, вспомнить недостающую деталь несчастный даже не пытался. От бессмысленных усилий только крепла головная боль и злость на собственную беспомощность.
С другой стороны, возможно, именно злость придавала сил приблизиться к разгадке тайны света.
Ответ оказался не лишенным коварства: в ночи светились пустые глазницы громадного черепа. То есть понимание того, что за предмет маячит впереди, пришло не сразу. Подползая, уже осознавая очертания светильника, горемыка ещё не давал себе отчета в происходящем. И только подняв голову, после очередной передышки, вместе с резким то ли хрипом, то ли всхлипом, пробежала мысль: «это череп, а это гармошка».
Череп был предвестником какой-то скрытой опасности. По всей видимости – следовало опасаться и не подходить близко к тому месту, где установлен такой знак. Представления о связи черепа и угрозы были размыты. И он бы ни за что не нарушил подсознательную установку – если бы не гармошка.
Казалось, что подсознание не только помнит эти несуразные звуки, но и какие-то смутные видения, связаны именно с этой музыкой.
Зеленая ветка, сладковатый запах, чьи-то резкие слова, что пора прекратить адское терзание ушей.
Крупная капля пота попала в глаз – видение исчезло. Но он был готов поклясться, что только что слабый проблеск сознания сумел промелькнуть в черной тьме головы.
«Хуже не будет. Череп, так череп»
Абсолютно не отдавая себе отчета, сколько времени и сил отнял путь наверх, человек выжимая из тела все соки, двигался навстречу опасности.
«Не дозволяется… не рекомендуется… воспрещается… возбраняется…»
Какие-то металлические нотки, казалось, пробивают подкорку. Но что так пугало оставалось за гранью понимания.
«О чем это я?»
«Кто такой я?»
«Это не я»
Подняв голову, скиталец испугался: свет начал явственно меркнуть. Так и потерять череп пара пустяков.
«Но я же столько отдал сил!»
Несправедливость ситуации заставила совершить невозможное – рывок, и руки ощупывают что-то более теплое и менее острое, чем камни, по которым пресмыкалась до сих пор плоть.
Опираясь на костяную оболочку, парень сумел, в конце концов, подняться и заглянуть в отверстие, туда, где раньше был глаз великана.
Вначале он ничего не понял: склеп сумрачно метал по внутренним стенкам пустой коробки длинные невразумительных очертаний тени. Пришлось закрыть глаза и сколько минут привыкать к свету.
Затем человек вновь прильнул к глазнице.
На большом плоском камне, прислоняясь к боковой стенке безобразной головы, сидела, клевавшая носом, маленькая девочка, в руке которой и был зажат этот побившийся в сознание предмет: губная гармошка.
«По-моему, была война… и вещавший над колючей проволокой с изображениями черепов голос требовал: «воспрещается… возбраняется…».
Девчушка тем временем уже устроилась на своем каменном лежаке колечком, отвернувшись к стенке, в одной её ручке была зажата обычная детская погремушка из трех сцепленных в цветок-треугольник шариков. Девочка водила игрушкой, издававшей характерный побрякивающий шум, по внутренней стороне кости черепа, все более тихо напевая что-то колыбельное.
«Или это мне только привиделось…», - обессиленное тело сползло по щеке черепа великана и уснуло обычным сном, без сновидений.
Мыслеформа: использована картина Н.Рериха