Морфий

Евгений Кулишов
Словно призрак на ветру колыхалась занавеска, как бы пародируя с блеском ближайшее будущее Диггори, стоящего у распахнутого окна, веско подталкивая его своими касаниями навстречу резко обжигающему легкие воздуху. Дескать пора, пока в крови еще гуляет морфий. В ушах уже бьются всплески воды как не слышащие гонга боксеры на ринге. В крошечный иллюминатор заглядывала фреска вечернего неба, сквозь его мглистый отрезками свет силились пробиться звезды. В коридоре уже сгустились тени, зазывающие Диггори в свои ряды...


Серебрились капли воды в волосах, на ресницах и пальцах; я,
Упрятав колючее лицо от еще более колючего дождя,
Будто неволей колю чего, не мизинцы спицей за пяльцами
Нет, другое! От замка сознания ключи найдя,

Оно включит в кучу страниц меня, с них пялятся
Персоны, их реальность - бывший мой сон, в немой унисон
Звучали. По лицу бьет, и тело и разум обоих палицей -
Морфий виной тому, блекнет на его вино, я, отчалив,

Тону, но не печалюсь; причал как в беге ногами
Толкну в кои-то веки. Так даже в аптеке пилюли горстями
В непочатый океан не погрузят. Пристань спилю ли в начале?
Чтоб на девятом вале заднюю не включало сознание.

Океан сиял словно лист застывающей бронзы,
Я ощущал себя одиноким актером на сцене;
То ли собака на сене, то ли ожидающий анонса;
Волны баюкали-качали, как младенца в колыбели.

Страх забивал горло, вздымаясь откуда-то из глубины, из желудка,
А после снова опадал обратно в нутро; ватой жуткой
Воздух наваливался плотней, ему хоть бы хны. На минутку
Вакуум замер, и как ядро в бесноватую шутку

Паруса рвет, так огромная молния распорола жалом небо.
Грозы от горизонта до горизонта кинжалы слепо
Метали в покрытую свинцовым налетом зыбкую твердь.
Сопя и чавкая, готова была лакомиться с улыбкою смерть...


Накрываемый тоннами вязкой воды он на миг за своими стонами услышал, как еле различимым, словно через бетонную стену, мятежным импульсом его мозг на грани неизбежной гипоксии поспешно заклинал: "Mon ami, отрежь отрешенность!" Баллонами со свежим кислородом, а вовсе не иконами нынче он был бы поставлен на колени. "Странно! - опешил Диггори. - Ногу, скованную судорогой всю дорогу, я уже провалить в пески дна могу. Почему я до сих пор в сознании и почему так трезво могу мыслить? Мой разум чист, словно белый лист бумаги. Разве что тело, будто передержанное в чае печенье. А может...а может верх внизу?