.1.
Дым табачный превратится в кислород,
Химикаты, воду, мою и твою еду.
Газообразные облака над ЛА очистятся
Через десятки лет, когда он станет
Не для взрослых, а для детей.
Но сегодняшние Штаты светятся,
Подобные для адского обжорства посту.
О наших с тобой грехах теперь
Только и делают, что снимают сериалы.
Наша юность сошла, бросаясь к пшеничному рву
И дочитанным давно подростковым книгам.
Твои руки проходятся по моим шрамам, раны
От витееватых цветочных пуль засыпают.
То, что должно быть наполненно шампанским,
У нас наполненные нашей кровью ванны.
Твои шершавые и вместе с тем влажные руки
Гематомы и знаки выбранной работы не смывают,
Но успокаивают так же выбранную нами роль.
Усмиряй, ласкай и гладь
Мою боль.
.2.
Магическая дымка превращается в воздух,
Умелый бренди, сигару и плесневелую еду.
NY - слёзы, неон, похотливая любовь.
Слышишь хорошую музыку, ремикс и попсу,
Как звёздный прах перерождается
В подиумный пух,
Как много здесь слов сарказма о моде,
И просто много слов?
Да, мы и вправду ничего не знаем об этом городе.
На пятидесятом этаже вывеска и реклама:
"Гордыня - святость, если молодость в тебе".
Отшелушь от меня этот змеиный костюм,
Пиджак холоднее твоих иронических губ.
Сними с нас униформу аристократа, проклятые очки,
Устрой надо мной, нагим и хрупким, чистилище и суд.
Некоторые выстрелы попадают настолько в цель,
Что остаётся о жертвах только молиться и чтить.
(В левый висок или в левую грудь).
Ты Сын Божий в моих снах,
Велиал падший в грязных мечтах.
На официальных встречах я не посмотрю
На твои витееватые рога.
В чёрной и бархатной ночи
Не дотронусь до твоего крыла.
И ты благодаришь меня, как не благодарят
Ни Архангелы, ни Демоны, ни даже люди,
Впуская в мой язык магнитический яд.
(Ведь твоё "amour" не " I love you",
Это лишь "Я ничего о себе не оставлю,
Когда уйду".)
.3.
Пороховая струя дыма превращается в пожар,
Морской прибой из блюза и свободный курок.
Город Ветров любит шутить со значением "ствол",
Но здесь камень и засуха, и тогда глухой ангар
Гремит от череды смеющихся выстрелов.
Может быть, этот город огня и правды подойдёт
Для тебя, кто мудр, хладнокровен, по-твоему стар
(Это, к черту тебя, не так),
И для меня, кто юн, глуп, заражен, " твой небесный дар"
(Ты все тот же неисправимый дурак).
Будет ли нам легче жить в таких слэнгах и приличиях,
Где "брак" имеет не только два значения,
Но одинаковы по заведовым традициям.
Где в повторный раз ты обойдешь церковь св. Михаила,
Как обходил и колесил весь экватор мира
(Безразлично, деловито, мило),
Через сохраненное от 70-х и тем более священное место
К Золотому берегу, к своим замашкам да привычкам.
И на Золотом берегу бережно, нервозно, лестно,
Безжалостно
Я буду ждать тебя.
А в Чикагских волнах причала
Блистала алчность.
Но однажды под смуглым солнцем,
Окружённым светлячками амбара,
Под твой трезвый, усталый голос
Я пьяно усну.
Ты снимешь с меня своим жаром
Змеиную чешую, дорогие очки.
И на моей израненной груди напишешь:
" Наша жизнь - пёстрый ад,
Но если человек, к примеру ты,
И мертвец, к примеру, твой старик
Найдут кровавую сердцу связь,
То из всех семи смертных грехов,
Из всех самых бедных да элитных городов
Хоть один покалеченный и больной союз
Сможет найти для себя дом".