Неотвратимо, как решенье мойры,
за поворотом нарастало море,
как миро в алтаре благоухая,
где раздалась гора - стена глухая;
искряся, как парча, купая блики
в солёных брызгах, что равновелики
Эвксинскому иль Чёрному – родному,
и Крымскому всему большому дому…
О, как бы я любила дом в посёлке,
не знающем ни стужи, ни позёмки!
Всегда под солнцем, пахнущем лавандой, –
дом с тёплым полом и сквозной верандой,
забытой книгой, бельевой верёвкой;
и осликом, и божией коровкой –
там, во дворе, где на траве дрова
и кипарис, кренящийся едва…
О Крым родной, увижу ли тебя я?
Или во сне по лестнице сбегая –
разбитой, древней, цвета фиолета,
по пушкинской, - к подножью Фиолента, -
однажды утром, накопив отваги,
нырну навек под эту кромку влаги,
где дух, ликуя, побеждает в теле…
А это будет Стикс на самом деле.