Отвыкло перо от руки.
На ноуте вытерлись клавиши-буквы.
И высохло русло словесной реки.
Там поле опасное, луковое -
оправдывать горечь и слёзы в глазах,
запах сожжённого пороха,
потом ковыряться в разрезах и швах,
оглядываться на шорохи...
Путь в никуда млечный -
в россыпях душ тропа.
Жаль, что и он не вечный...
Было б кому копать...
А мне лишь палочкой острой
стихи чертить на песке.
Зачем Робинзону личный остров?
Когда всё висит на волоске -
мир хрупкий, и, даже звёзды
близкие. Только тронь.
Героя ждут? Пожалуй, поздно!
Огнями пылает горн.
Орала куют там на пули.
Вон - вилы в петлицах блестят.
Кого здесь предчувствия не обманули -
давно уже спят.
Пустые глазницы исследуют ночи.
Носы провалились - зубы торчат.
На женщинах нету даже сорочек...
Печать
оставила чья-то рука.
Косой прошла по живым.
Вот так и пропала в песках река,
как с вишен цветущих дым.
Стихи - так банально и скучно.
Пустой, бесполезный звук.
Снаряды ночами кладут слишком кучно -
каштаны горячие с рук.
Сегодня многое можно -
в маски рядить слова.
Уши забиты ложью...
С трибуны кричит сова,
сидя в гнезде кукушки,
глядя в пропасть во ржи:
- Нам нужны танки и пушки.
Ладно, перо, бежим
вниз по белой бумаге,
склеенной мной внахлёст.
Вроде, остался спирт во фляге,
чтобы стоять в полный рост.
Это же - просто небыль -
на фоне Луны - мишень...
Я упираюсь глазами в небо,
реке оставляя тень.
Вон полетели осы -
реквием тонко петь...
Смертны здесь даже звёзды,
вечна здесь только смерть.
Из блокнота "Донбасс".