Вообще, я пользовалась относительной свободой, как и все окружающие дети. Мне разрешалось гулять в пределах улицы, поскольку все знали друг друга, взрослые о любых шалостях немедленно докладывали родителям. Мы считали это настоящим заговором против нас, малолеток! Поэтому старались незаметно ускользнуть из-под опеки, усыпляли бдительность примерным поведением. Либо уходили бродить вдоль ручья, где нас можно было иногда увидеть или, позвав, услышать отклик, либо отпрашивались позагорать на полянку и, действительно, в течение некоторого времени мирно прогуливались в пределах видимости. Зато потом, вырвавшись на волю, начиналась жизнь, полная неизведанных приключений, которые, как правило, под вечер заканчивались стеганьем ивового прута по мягкому месту и грозными окриками родителей. Но разве это могло остановить нас? Конечно, нет!
Однако, после знакомства с Грошиком, мне всё чаще хотелось отправиться в лес одной. Я чувствовала, что он не станет откликаться на мой призыв при посторонних. Было ужасно неудобно перед подружками, мысленно я просила у них прощения, но, всё же, приходя в гости, говорила, что по дому много дел и по оврагам отправлялась в лес, стараясь, каждый раз идти разными путями. Добираясь до нашего «свиданного» пятачка, стояла минут пять с закрытыми глазами и, дождавшись лёгкого прикосновения-приветствия, спрашивала:
– Куда сегодня?
Ответом было скольжение света или колыхание веток в определённую сторону. Грошик водил меня по лесу, показывая разные, ранее неведомые чудеса: норку бурундука, птичье гнездо в траве. Иногда я просила его показать мне что-либо. Например, лису. Мне очень хотелось увидеть рыжую красотку. Но разглядев довольно невзрачную зверушку, похожую больше на маленькую дворняжку, я была страшно разочарована. Лиска, дав разглядеть себя некоторое время, сухо тявкнула и скрылась в кустах. Вот тебе и красавица!
Притомившись, я присаживалась на траву, пенек или поваленное ветром дерево и предлагала Грошику отдохнуть. Как правило, разомлев, засыпала ненадолго, свернувшись в клубочек. Снились всегда удивительные необычные сны. Очнувшись, всегда сначала обдумывала увиденное, и спрашивала Грошика, не знает ли он, отчего мне это снится. Грошик отмалчивался, притворяясь, что нашёл нечто интересное в ближайших кустах или просто вздыхал. Однажды, уже в августе, он привёл меня на небольшую полянку, ничем, вроде, непримечательную. Зная, что просто так он ничего не делает, я стала внимательно оглядываться и заметила еле приметную тропинку в дальнем углу, возле берёзки. Тропинка вела в заросли бамбука, а туда мы ещё ни разу не ходили с другом. Потоптавшись, доверилась Грошику, и смело сделала первый шаг. Сделав выбор, на душе сразу стало легко. Осторожно раздвигая толстый упругий бамбучек, я чувствовала, что тропа ведёт куда-то в низинку. Немного погодя, заросли посветлели, потом и вовсе сошли на «нет», открыв ложбинку между двух берёз. Здесь бился родничок, стараясь расширить своё пространство. Ясно, что требуется помощь! Как могла, расчистила углубление, убрав листву, ветки и грязь. Родничок повеселел, заполнил расчищенное место и заструился куда-то вниз. Между берёзок я положила большую палую ветку и присела отдохнуть, глотнув перед этим родниковой водицы. Солнышко мягко грело затылок, ветерок совсем затих. Мне казалось, что я попала в добрую сказку, где исполняются все желания, и каждая веточка и травинка были связаны со мною какими-то невидимыми ниточками.
– Грошик, – тихо позвала я, – это твоё тайное место?
Уже зная ответ, я кивнула:
– Конечно, тайное! Ты мне доверяешь, да? Теперь это наше с тобой место! Я никому о нём не расскажу.
Вернувшись, домой к вечеру, уставшая, но счастливая, я послушно съела то, что дала бабуля и почти засыпая, услышала разговор старших между собой.
– Представь себе, мама, – говорила бабушке моя мама, – где-то на сопке, в дебрях бамбука, говорят, был родничок с какой-то необыкновенной водой. Местное население чуть ли не поклонялось ему. Водой этой лечили почти все болячки. А потом родник в один день раз – и иссяк!
Бабушка задумчиво качает головой:
– Во как! Наказал, видать, Господь за грехи!
Мама машет рукой:
– Мам, ну, что ты – чуть что, сразу Господь! Просто пересох родник! Слыхано ли дело – на верхотуре и родник!
И помолчав, добавляет:
– Скорей всего, сказки это!
В эту ночь мне снилась вода, вкусная, сладкая, а на утро заболело, воспалилось горло. Три дня меня никуда не выпускали, на четвёртый я сбежала в лес, к роднику. Еле добравшись до места, сразу выпила три долгих глотка воды и легла меж берёзок, забывшись сном. Проснувшись, поняла, что полностью здорова. Я запела. Петь я любила. А когда однажды завела песню в лесу, то сразу поняла, что это нравится и лесу и Грошику. Слова и музыка сочинялись мною на ходу. Вот и сейчас у меня получалось нечто не очень складное, но душевное. Примерно так:
Уж ты лес, ты мой лес,
Что растёшь до небес,
И, наверное, ты одинок?
И пробился, смотри,
Из твоей, из земли,
Говорливый такой родничок!
Во время пения, почистила родничок и подумала, что надо здесь цветы посадить, взять маргаритки и посадить, и ромашки можно. Сказано, сделано! Я пустилась вниз, скорее - за цветами. Но в этот раз затея не удалась, бабушка меня поймала, когда я выкапывала цветы, и онемела от такой наглости.
– Ты их сажала, чтоб вырывать? – вместе со словами она тихонько хлопала меня по моей костлявой попке. Потом спохватилась, что я болею, стала щупать лоб:
– А ты чего больная разгуливаешь?
– Бабуль, да я выздоровела! Я просто хотела маргаритки посадить в «садке»! Чтоб там тоже красота была!
Пришлось соврать, всё равно бы не поверила рассказу о роднике, да ещё бы и попало за то, что в лесу одна хожу. Бабуля немного остыла.
– В «садке»? Глупая, там же утки все съедят!
– Ну, всё равно! – я потирала сзади ударенное место.
– Ладно, – смилостивилась она, – посади лучше вот здесь, за будкой Дозора.
Пришлось сажать. Дозор, вывалив язык почти до тротуара, сипло кхекал, посмеиваясь надо мной – он знал о Грошике и моих прогулках, я ему рассказывала всё без утайки. Полив цветы, я взяла два пирожка, для себя и Дозора. Накормив пса, подумала, что сейчас бабуля опять пристанет с едой и поняла, что пора прятаться. Залезла в будку, где лежало пахучее сено, и позвала шёпотом собаку. Дозорка покрутился, но делать нечего и улёгся возле входа, загораживая меня от посторонних глаз. Бабуля ходила, долго выкликая моё имя и грозясь выпороть, как сидорову козу. Некоторое время я сонно раздумывала о том, что козу очень жаль, раз её так часто бьют и повсюду об этом говорят. Да, козу жаль…
Брат рассказывал назавтра, как меня вытаскивали из будки, а Дозорка растерянно бухал, не зная, то ли защищать маленькую хозяйку, то ли скулить виновато перед хозяином. Отец принёс меня домой и, целуя, раздел и уложил в кровать. Мама охала, что надо бы переодеть. «Ничего! От собачьей шерсти только здоровее будет!», - улыбаясь, говорил отец. Цветы у родничка я всё-таки посадила, только чуть позже, через неделю. За несколько лет они разрослись, и долгое время радовали меня и Грошика.
Много позже, будучи замужем, я долго искала это место, но не нашла, очевидно родничок нашел себе другую принцессу, а мне туда дорога была уже заказана, потому что однажды я не поверила Грошику и, тем самым, предала нашу дружбу. А может быть, я просто стала взрослой…