Мечтал и искал крадучись украдкой, душою смотрел в глаза белых лиц.
И сыпался гравий – шуршащий и краткий, когда отступая, валился я ниц.
Пред той красотой зовущею скрыто, и сердце гремело, не зная таких,
То юною славой - овеян софитом, о недуг и дерзких и слишком младых.
Но время течет, проверяя объятья, насколько крепки в поцелуях тела.
И рода людского лихие собратья, и злом и добром обучили меня.
А вязкая жизнь втянула с ногами, шаг первый, второй труднее других.
И кто же тот воин, сложив аригами, в пути умирая, в дороге затих.
И нет уже той чистейшей улыбки, просящей солги, обмани же меня.
Ветра перемен, что жмутся так липко, сточили щербины – взывая с утра.
Теперь их так много- зовущих открыто, и нежною славой овеян софит.
Но я уж не тот и жизнью не сытой – своим убежденьем к аскетам приник.
Прошла суета молодых поколений, прошла лихорадка, остался озноб.
Все так мимолетно, и нет уж сомнений, что будет сейчас - когда то пройдет.
Уйдет шелестящим безумием платья, смотря напоследок задумчиво вдаль.
И я вдруг пойму, что этого счастья – таких приключений , немного мне жаль.