Плывут облака белой каймой,
как прибой.
Голубой необъятной дали
корабли.
Нет линии
Маннергейма и Мажено
открыто миров окно
Норд-осту, Норд-весту,
вестям,
ноктюрнам, мерцающим снам,
химерам без меры
в рыхлом творенье
небесном -
неспешном, сквозном
шальном,
Ом-метром не мереном,
временем объезженом,
номадами -
милю за милями здесь,
там, через звездную взвесь,
парсеками
в игольное ушко
вселенной на забаву.
В угол
меж двух миров.
Овации вослед,
да горсть земли.
Ливреи, лиры
на свалку снов,
в офсетную печать,
в офорты, в бересту
в игру,
как в лузу
в черную дыру
незнанья,
в иного рода
способ бытия.
Ярило
особенно нещадно в это лето,
играя в городки
или в лото,
вытягивая тени лигатуры,
с бульвара в придорожные кусты,
фактуры
придавая светотени,
дни
погружает в вязи вязов
и вязнет в винных ягодах
и в снах
фронтонов –
изгоев
на холодном берегу,
в чужом столетии,
в империи
дождей и праздников,
Богов
для разных языков,
где памяти печальной
след на плитах,
в архивах справки
по числу покинутых границ -
домов, семьи, страны, долгов,
ниц
падающих стариков,
а в перспективе -
у кого-то
Ницца,
цейтнот, цензура, цент,
процент…
И в качестве земного дара
Звезда
в созвездии Центавра.
И в памяти детей...
2015