Владислав Артёмов
Муза
Светить всегда...
В. Маяковский
Ночь темна, звезда горит в зените,
В окруженье псов сторожевых.
На земле поэтов не ищите,
Не найдёте их среди живых.
Я узнал об участи поэта,
Эта страсть коснулась и меня.
Драма в том, что не добудешь света,
Если нет внутри тебя огня.
Облака пылают рядом с адом;
На подъём тяжёлый, как металл,
Я огнём на эту землю падал,
Вспышкой света с неба облетал.
Кто сочтёт утраты и потери? —
Я швырял метафоры свои,
И они сгорали в стратосфере,
Рассекая плотные слои.
Я узнал, как страшно быть поэтом,
Обернулся — позади зола,
И за мной стелился чёрный пепел,
Выгорая в небе добела.
Скинул с плеч я смертную обузу.
Я живой! Душа во мне — жива!
Что ж ты плачешь, муза моя, муза?
Что ж ты ходишь в чёрном, как вдова?..
Тень облака
То тревожно мне, люди добрые,
А то весело в свой черёд.
Невесомо, как тень от облака,
Жизнь моя по земле идёт.
Позову — не услышу отклика,
Обернусь в осеннюю даль —
Невесомо, как тень от облака,
Отлетит от души печаль.
И споткнётся дорогая долгая,
Опустеют кругом леса.
И легко, словно тень от облака,
Отлетит душа в небеса.
Журавли летят
1.
Вот я ветер — и роюсь в огне и в золе.
Вот реву, как падающая в пропасть вода.
Я напрасно ищу тебя на земле,
Здесь уже не будет тебя никогда.
Ну и что ж я сквозь слёзы разглядел вдали,
Паутину смахивая со щёк? —
Чьи-то души по небу, как журавли,
Пролетели, за ними — ещё, ещё...
Ну когда же уляжется всё, наконец?
Беспокойная роща меня извела:
То оденется в золото, то в багрец,
То возьмёт и разденется догола.
Расцветёт и осыплется ясный цвет,
На лету превращаясь в прах и тлен.
Ничего-то здесь постоянного нет,
Кроме этих вот перемен.
Вот под белым пухом ворочается земля,
Всё покойной позы не найдёт никак.
Разрывает мне душу плач журавля:
«Ты зачем стрелял в меня, пьяный дурак?..»
2.
Слышу вой и свист, журавли летят.
Поглядел я на солнце и весь ослеп.
Я молчу, но губы мои дрожат,
И тоска крошится, как чёрный хлеб.
Что мне делать с собою и как мне быть?
Я как перст один на земле пустой.
Что ж, выходит, ничего нельзя позабыть.
Боже, душу мою от тоски отмой.
Ах, утихни, ветер, не вой, не свисти.
Дай расслышать слова, что мне скажет Бог.
Скажет Бог: «Чтобы душу твою отскрести,
Нужен лютый огонь да железный скребок...»
Хоть на час, а печали мои продли,
Я уже не плачу, вот молодец!
Жизнь моя пролетела, как журавли,
Я сквозь солнце ничего не смог разглядеть.
Разбойник
Когда-нибудь и мы с тобой уйдём,
Дадим покой своим усталым нервам.
Подельник мой был лёгок на подъём,
В любую дверь пройти старался первым.
Он и сейчас уходит налегке,
Без ничего! Оставил всё, что нажил.
Доволен, гад, а должен быть в тоске.
Каким вином он горечь разбодяжил?
Жил не тужил и помер в нищете,
Душа его ушла куда хотела,
Лишь, захрипев, повисло на кресте
Пустое остывающее тело.
Да он же сеял злые семена,
Блудил, и пил, и караваны грабил...
Его с поличным взял сам сатана,
Но почему-то жёсткий хват ослабил.
И разошлись пружины у замков,
Упали цепи зависти и злости,
Ушёл он, отмахнувшись от оков,
Плевать ему, что перебиты кости.
Ещё трепещут жилы на костях,
Ещё болит, а он уже смеётся.
Он плоть забыл, как старый плащ в гостях,
И вряд ли он за ней сюда вернётся.
Мы думали, что рай — сплошной елей,
Фигуры в белом, благостные песни...
А там, как видно, много веселей,
Трагичнее, страшней и интересней.
Бродячие собаки
Мы тут воюем из-за тёплых мест,
Мы зло своё срываем друг на друге.
Я оставляю тихий свой подъезд
И в ночь иду, глаза прикрыв от вьюги.
Через пустырь, хромая, поспешу.
Наперерез метнётся тень из мрака.
Остановлюсь и вежливо спрошу:
«Куда бредёшь, бродячая собака?..»
Не стало мира, где я в детстве рос,
И жизнь моя обратно не вернётся...
На мой нейтральный вежливый вопрос
Нехорошо собака усмехнётся.
Качнётся мгла в тревожный этот час,
Зашевелится улица пустая,
И слаженно и молча, как спецназ,
Со всех сторон меня обступит стая.
* * *
Перешёл я поле, встал я над обрывом,
Ветра нет.
Стал таким осенним, стал таким красивым
Белый свет.
Голубое небо сходится с землёю
Там, вдали,
И летят по небу прямо надо мною
Журавли.
На земле всё это было, было, было
Тыщу раз.
Но ни разу в жизни сердце не грустило,
Как сейчас.
Вот уж еле слышно голося;т-гол;сят
Журавли,
Будто за три моря жизнь мою уносят...
Унесли.
Братьям по ремеслу
Не ходи, художник, белым садом,
Не тревожь полёты мотылька,
Ибо всё, что ты заденешь взглядом,
Обратится в камень на века.
Не ходи, поэт, путём терновым,
Прикажи, пусть Муза замолчит,
Ибо всё, что ты зацепишь словом,
Целый век потом кровоточит.
Гроза
Посреди сияющей равнины,
Полной ветра, солнца и огня,
Облака брели, как исполины,
Равнодушно глядя на меня.
Я мальчишкой им махал с пригорка,
Заглядевшись в купол голубой:
«В этом мире больно мне и горько,
Заберите жизнь мою с собой!..»
Промолчали, усмехнулись грустно
И ушли, и с неба пала тень.
В чистом поле ветрено и пусто...
Обернулся — жизнь прошла как день.
Жизнь прошла, и канул век, как не был,
Я опять стою перед грозой,
Гром ревёт,
Я слышу голос неба:
«Собирайся, это за тобой!»
*
Опубликовано в журнале:
«День и ночь» 2015, №3