лицедеи

Вадим Мартин
ЛИЦЕДЕИ
 “I’ll preach as a dying man to dying men… and I’ll preach as though I will never preach again.”
   
 
 Преамбула
 «Поэт по лире вдохновенной
 Рукой рассеянной бряцал…»
 А.С.Пушкин.
 
 Бряцать по арфе не потеха,
 Не бесшабашности досуг.
 Уроков Божьих в жизни веха,
 Тому, кто не оглох на слух…
 Пророк по струнам вдохновенно,
 Играл и пел самозабвенно.
 Ту песнь услышал как-то я,
 И ходуном пошла земля…
 Благоговения порывы,
 И страх, и трепет, и испуг,…
 Сосед, и брат, и враг и друг,…
 Былых грехов густые лывы.[1]
 Перстом Господним в силе всей
 Вдруг всплыло слово – лицедей.
 
 
 Керигма
 
 
 Чуть брезжит свет, заря проснулась,
 Бразды правленья приняла.
 И вдруг о чей-то лик преткнулась
 Стоял уж кто-то загодя.
 Заре, известно, тьма подвластна.
 И потому она напрасно
 Пыталась скрыть порока след.
 Его разрушил правды свет…
 Насупив брови, мрак глотая,
 Красавец юноша стоит.
 Завидев путников, бежит,
 Свой лик улыбкой обагряя.
 Не дружбой сердце бьет сильней,
 Но ясно – это лицедей.
 
 
 
 
 
 
 
 Он со вниманьем в тяжбу вникнул.
 Чуть вскинул русую главу.
 Затем печалями проникнув,
 «Запел» прохожим на беду:
 Ты справедлив и добр в сужденьях,
 И это не мое лишь мненье.
 Но у царя, поверь мой друг,
 Глухих придворных тесный круг.
 О, если б стать теперь судьею,
 Ко мне бы всякий прибегал,
 В суде бы правду получал
 И благоденство над землею.
 И не шепнул никто: «Не смей,
 Коварства полный – лицедей».
 
 
 
 
 
 Наверно вдумчивый читатель
 Узнал уж царского сынка?
 Под маской Миролюбца,[2] кстати,
 Сквозила Марсова[3] снага. [4]
 Задумал юноша прекрасный,
 Привесть в движенье план ужасный.
 По трупам смело зашагал,
 Как изворотливый шакал.
 Не лев рычал на поле брани,
 Не глас орла прорезал высь,
 Не ратоборца клик: «Держись!»
 Шипенье змея слышно в рани.
 Увы, таков расклад вещей.
 Ведет себя так лицедей.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Позвольте вставить здесь ремарку
 Историей больного льва:
 Лисица мимо спозаранку
 Львинго логова брела.
 Сошедшись взглядами с владыкой,
 Осведомилась гласом тихим,
 Не захворал да слег он ли.
 – Зашла бы ты, чего ж вдали…
 – О нет, следы меня пугают,
 (Vestigia terrent, говорят).
 К тебе толпой они спешат,
 Но от тебя внезапно тают…
 Узри напасть ты наших дней
 Эзопа образ – лицедей.
 
 
 
 
 
 Итак, мы вновь к Авессалому
 Чтоб сделать вывод подошли.
 Как лев и волк не ест солому,
 Претит так лесть пусть для души.
 Нам первый признак показался,
 И без вниманья не остался.
 Не всяк, кто у цветка жужжит
 Беспрекословно мед таит.
 Голубит, кто тебя, ласкает
 И нежных слов вздымает шквал,
 К себе восторг кто предписал,
 Знай, в сердце вкрасться тот желает.
 Так поступает в жизни сей
 Незаурядный лицедей…
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Нам о последствии такого,
 Красноречиво говорит
 Тяжеловесный свод покрова,
 Под коим сей хитрец лежит.
 Камней прожорливая груда,
 Враз поглотила, будто блюдо,
 Авессаломовы мечты –
 Недолгий выплеск суеты.
 Ушел двуликий Янус [5] в пекло,
 И лавры Герострата[6] взял.
 Всеобщей славы ожидал,
 Да стал насмешкою поэта.
 Душой возненавидим всей
 Манеру званья – лицедей.
 
 
 
 
 
 
 Беседа архилицемера
 Повергла род людской во мрак.
 Когда доверчивая Ева
 Вкусила плод никчемных благ.
 Увы! Смоковница бессильна
 Сокрыть от Бога запах гнильный.
 В одеждах нагие стоят:
 Ханжа, святоша, суесвят.
 Одну одежду Бог приемлет
 Названьем – праведность Христа.
 Лишь в Нем прощенья полнота,
 И ею Он Свой люд объемлет.
 Кто ж с Ним, но без одежды сей,
 Тот в своей сути лицедей.
 
 
 
 
 
 
 Дидахе
 
 
 
 
 Пора настала в современность
 Нам окунуться с головой.
 Не с тем, чтобы умчаться в бренность,
 Но чтобы ей сказать: «Долой!»
 Подобна жизнь четверостишию,
 Четыре выстрела над тишью.
 Родился,… вырос,… стар стал,… «сдох».
 В четыре звука[7] жизни слог.
 Четыре цикла годовых нам
 Намек дают; мал – млад – зрел – стар.
 А на надгробии этот дар
 Дефисом промеж дат написан. [8]
 Сирокко, ханжества самум,
 Нагнал в сей срок удушья шум.
 
 
 
 
 О! трупа жалких лицедеев,
 Бездушных хищников конклав.
 Сток слов пресыщенных елеем.
 Гробов повапленных же нрав.
 То переливами пигментов,
 То трелью вабя свою жертву,
 То мимикрией ум кривя,
 То в шкуру чью-то угодя.
 Искусство прятать зла затеи…
 До боли нам знаком ваш лик.
 В уродстве хоть он многолик,
 Все ж бриз навеял в нем Протея.[9]
 Чтоб лицемерами не слыть,
 Путь правды надо полюбить.
 
 
 
 
 
 
 
 
 Вот кто-то скользкою походкой
 Взойти на кафедру спешит.
 Словесный ток ему в охотку,
 Народ честной он им ершит.
 Свою особу ублажает,
 И лавры к лаврам прибавляет,
 И… суесловие несет,
 Так как любовь там не живет.[10]
 По нем адея[11] уж стонает.
 Дьяки, попы и судьи там,
 Всего нечестья стыд и срам,
 А лицемеров тьма сплошная.
 Пока же, он руки дал взмах,
 И ждет, чтоб все сказали: «ах!»
 
 
 
 
 
 Слова известного всем брата.
 И голос сипло-хриповат,
 И схоже все невероятно,
 Да только «брат», не есть тот брат.
 Раздался глас Иеремии:
 Негоже красть слова чужие.
 И заявлять: «Господь сказал!»
 Тогда как Он, увы, молчал.[12]
 И попугаи ведь умеют
 Горланить сипло «Отче наш».[13]
 Но тем Отец не станет «ваш»,
 Пред Ним коль не благоговеют.
 Да попугай не виноват.
 А брат такой, не есть и брат…
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 «О! если б вы не начинали», –
 Им жизнь вдогонку говорит.
 Держа ж за кафедрой скрижали,
 Их краснобайство люд пьянит.
 Им важно маску не поранить,
 Не смел что б кто-то лоск их ганить.
 А то, что там, внутри смердит,
 Их это вовсе не страшит.
 Учиться нет у них охоты,
 Но есть желание учить.
 И потому винить кого-то
 Им долг их звания велит.
 Их непомерно тонкий слух
 К чужой беде презренно глух.
 
 
 
 
 
 
 Неужто чуждо состраданье
 Таким убогим существам?
 Ну как же, выкажут старанье,
 Коль глаз, да сотни будет там.
 Великих дел желает сердце,
 Да только не дойти до дверцы.
 А к малым – палец обомлел.
 И потому в делах пробел.
 Зато в теории эксперты,
 Все знают: что к чему почем.
 И сто пудов им нипочем,
 Но на чужом горбу, поверьте.
 Сей род не трудно отыскать
 Лишь нужно зеркальце достать.
 
 
 
 
 
 
 
 
 Нам всем присуще что-то спрятать,
 А что-то, выдать невпопад.
 И, словно Петр у галатов,
 В игру на свой не свой играть.[14]
 Лицом чтоб в грязь, увы, не падать,
 Готовы ею себя мазать.
 Волками чтобы не прослыть,
 Готовы все ж, по волчьи выть.
 На братьев с бревнами в атаку,
 Сучки чтоб вытащить спешим.
 С высот лжесвятости кричим:
 «Не есмь как все… кладите в раку».[15]
 И лишь к Голгофе подойдя,
 Мы в грудь колотим уж себя…
 
 
 
 
 
 
 Параклезис
               
 
 
 
 Есть путь, назначенный нам Богом.
 На нем и вздох, и шаг учтен.
 И бед и радостей там много
 И тем кто глуп, и кто умен.
 Там нет презренных и достойных.
 Делений нет на сильных, стройных.
 Один в согласии всем удел:
 «Благой Творец так захотел».
 Но кто иным себя увидел,
 Поддельный образ изваял,
 Игрою лиц свой путь устлал,
 Да счастья так и не завидел.
 Он в масках лик утратил свой,
 И сам себе теперь чужой.
 
 
 
 
 Игра не может длиться вечно.
 Ее герой, увы, актер.
 Каким бы ни был безупречным:
 Конец игры – и грим долой…
 Так, большей частью, жизнь в гримерной,
 По лицедеев тропке торной:
 То братолюбства маскарад,
 Гробов то крашеных фасад.
 Хотя и лавры выпадают,
 Да не к тебе они спешат.
 Их ловит твой голодный взгляд,
 Они ж в руках снежинкой тают.
 Несчастен, жалок в жизни сей,
 Изгнал кто совесть из друзей.
 
 Кому, скажите бы хотелось
 Иметь двурушника дружка?
 Сочтет ли кто за дружбы верность
 Насмешку да исподтишка?
 У таковых для вас есть маска.
 Оттенку чувств поможет краска.
 Живут они плечо в плечо,
 И осмеют вас горячо…
 Уж лучше враг открытый, честный,
 Чем друг такого образца,
 В котором сразу два лица,
 И язычок приторно лестный.
 Мы не хотим такого, вдруг,
 Но мы ведь тоже чей-то друг…
 
 Всего насущней – мнение Бога.
 Вся тварь пред Ним обнажена.
 Ханжей увесистая тога,
 Спадет с тартюфова плеча.
 Господь сказал: Я Иегова.
 И вот значенье сего слова:
 Я Есть, итолько, Тот Кто Есть.
 Константа Бога – Божья честь.
 Подбелку, краску не приемлет.
 Таков как есть велит прийти.
 Все без утайки с, лишь: «прости».
 Мольбе такой Он точно внемлет.
 Самим собой нам нужно стать,
 Чтоб пред лицом Его предстать.
 
 
 
 
 
 
 Бог покаянья лицемеру
 Не даст хоть, сколько ни проси.
 Ничтожным грешникам дал веру,
 Святош оставив жить во лжи.
 Такие редко виноваты,
 Лишь если надо, за оплату.
 Зато весь мир у них в долгу.
 Им можно все, другим – табу.
 Лишь в судный день они услышат,
 Хоть говорилось им не раз,
 Без эвфемизмов и прикрас,
 Что ад такими вот пресыщен.
 Имеет уши тот, кто слышать,
 Мы скажем просто: «да услышит».
 
 
 
 
 Гомилия
               
 
 
 
 Известно сколько был опасен
 Данайцев дар[16] – троянский конь.
 И сколь чарующе ужасен
 Сирен аккорд и жертвы стон.
 Таких подарков нам не нужно,
 И серенад аккордов чуждых.
 Всю фальшь и братский плагиат
 Отвергнем словно смертный яд.
 Осталось дать нам наставленье,
 Как жизнь преобразить свою,
 Чтоб здесь уже жить как в раю,
 Евангельскому по ученью.
 Мы убедились – лицемер,
 Для подражанья не пример.
 
 
 
 Христос пример непревзойденный
 Кристальной правды, чистоты.
 Любви агапе нареченной
 Не ждущей аханья и мзды.
 Не дал Он права лицемерам
 Пред Ним стоять в одеждах белых.
 Нелестных слов был приговор:
 Ехидна, гроб, слепец и вор.
 Ехидна прячется в засаде,
 И в белизне все ж гроб нечист.
 Слепец не видит правды лиц,
 А вор всегда крадется сзади.
 Закваске этой не дадим
 Касаться нас уродством сим.
 
 
 Вошедши в храм спешить не надо,
 Возведши руки, восхвалять.
 Возможно лучше канонадой
 Во свою самость постучать…
 Взглянуть должно очами Бога
 На нашу жалкую убогость.
 И плакать горько, от души,
 Слезами сердца и души.
 И о себе сказать бы правду:
 «Меня Ты грешника прости».
 На сем построить храм любви,
 И помнить, кто мы есть, взаправду.
 Из праха Бог сынов творит.
 Из грязи в князи путь лежит.
 
 
 Вещей по логике неможно
 Уничиженных унижать.
 «Не бьют лежачего» — возможно
 Так будут лучше нам сказать.
 Коль мы себя ровняем с прахом
 Лежим пылинкою со страхом,
 При дуновении мы взойдем
 В превыспренних Господень сонм.
 Кто ж в самомнении утучненном,
 Нашел в себе какай-то вес,
 На пьедестал почета взлез,
 Жестоко будет посрамленный.
 Закон природы ведь гласит:
 Все тяжкое ко дну скользит.
 
 
 
 Еще один шаг к лицемерью
 Необходимо нам пресечь.
 Пророком быть не в меру веры
 Есть непростительная лесть.
 Корить в других свои ошибки,
 В себе ж с простительной улыбкой
 Скрывать, иль даже поощрять.
 Сего должно нам избегать.
 К себе должны мы быть построже
 И снисходительней к другим.
 Неважно как мы говорим
 Важнее как день жизни прожит.
 Христа не видно, если в нас,
 Поток речей лишь жалкий фарс.
 
 
 Строфы онегинской звучанье
 К финалу скромно подошло.
 Коль сей не лучше труд молчанья,
 Ему и быть не суждено.
 Но коли вложено дыханье,
 Тем, Кто устроил мирозданье,
 Тогда звучать ему в веках,
 Не торопясь из праха в прах.
 Начало взял свое от древа
 Ужасный грех – примерка лиц.
 Но был Христом повержен ниц,
 И пригвожден опять ко древу.
 Голгофа – вот апофеоз!
 Лицом к лицу – «я» и Христос!..
 
 23.10.2014 год

 [1] лес по болоту.
 [2] Авессалом – «отец мира», т.е. миролюбивый
 [3] Марс – в древнеримской мифологии: бог войны (считался отцом Ромула и Рема, родоначальником римлян)
 [4] сила
 [5] О двуличном, лицемерном человеке. По имени древнеримского божества, изображаемого с двумя лицами, с юношеским и старческим, обращёнными в противоположные стороны.
 [6] Позорная слава честолюбивого человека, добивающегося ее любой ценой. Имя Герострата, сжегшего в 356 г. до н. э. храм Артемиды Эфесской (одно из семи чудес света), чтобы остаться в памяти потомков, получило нарицательное значение.
 [7] Жизнь [жыз*н*] – 5 букв, 4 звука. Ь не является звуком, а лишь указывает на мягкость буквы «Н». В английском  жизнь – life [laif](1слог 4буквы,  4 звука)
 [8] Дата рождения – дата смерти. Дефис означает – отрезок жизни.
 [9] в греческой мифологии морское божество, сын Посейдона. Его отличительные черты: старость, обилие детей, способность принимать облик различных существ и многознание (пророческий дар). Более широкое толкование в литературе: протей ("протеизм") как способность личности постоянно изменять свой духовный облик ("протеический человек").
 [10] Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры, от чего отступив, некоторые уклонились в пустословие…(1Тим.1:5,6)
 [11] АДЕЯ ж. ад. Адея стонает, к себе призывает. Наполняется адея попами, дьяками, да праведными судьями. (В.И. Даль)
 [12] Посему, вот Я — на пророков, говорит Господь, которые крадут слова Мои друг у друга. Вот, Я — на пророков, говорит Господь, которые действуют своим языком, а говорят: "Он сказал" Иер. 23:30.
 [13] Асханиус научил своего попугая молитве "Отче наш". (Ватсон. «Небеса взятые штурмом»)
 [14] Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию.
 Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски? (Гал.2:11-14)
 [15] Гробница с останками, мощами тех, кого православная церковь признала святыми или угодниками (обычно в виде саркофага или сооружения в храме).
 [16] дары данайцев О даре, причиняющем зло, несущем гибель кому-л. (из "Энеиды" Вергилия — повествования о деревянном коне, подаренном троянцам воевавшими с ними греками — данайцами, внутри которого находился отряд греческих воинов, открывший ворота Трои своим войскам)