Вот этот зал. В припадке рококо
он сам себя задушит вензелями.
И воздух здесь нарезан, как салями,
тончайшими пластинами. Легко
струится деревянный виноград,
ползут по стенам бронзовые ветки.
От серебра вдруг тяжелеют веки.
Но кружится незримый маскарад.
С конца к началу движется кино.
На стенах только рамы, не картины.
Вращаются пустые кринолины,
одежды есть, танцоров нет давно.
И где-то, у воды, сорвался лист
с никем не нарисованных пейзажей.
Пусты глаза портретных персонажей,
которые еще не родились.
Закончен менуэт. Но нет конца
для звона снов, где сброшены пуанты
и мочатся в фонтан комедианты;
они без рук, без ног и без лица.
Там женщины от хохота визжат,
как хохотали ведьмы перед казнью,
когда себя намазывая мазью,
взлетали прямо с эшафота в ад,
а может в рай. Они не говорят.
Они лишь тянут призрачные руки.
И отражают пиджаки и брюки
те зеркала, что выстроились в ряд.
Вот этот зал. Теперь иди домой,
где рёв метро, морганье светофоров,
вонючий лифт и бестолочь заборов.
Грим маскарадный не забудь лишь, смой…