Возвращение

Джагафар Эльбаев
     ВОЗВРАЩЕНИЕ
 

- 1 -
В стране, где только штык имеет слово,
Машина смерти сбоя не дает,
И за пожар масштаба мирового
Карали малочисленный народ.
Вошли войска в дремавшие аулы,
Как в тюрьмах к обреченным - палачи.
Даны минуты, чтоб связать баулы
Да взять в безвестье горсточку муки.
Всё просчитали, всё предусмотрели -
Ведь акции велися по утрам.
К восходу солнца села опустели,
Нас рассовали по товарникам.
«Больных не брать», - такую установку
По всем ущельям получил конвой.
Составы шли почти без остановки
Тот страшный путь, указанный Москвой.
И сколько нас осталось вдоль откосов
Стальных дорог под клювом воронья!
Бросала, словно в море труп матроса,
Омыв слезой, умершего семья.
Исполнен акт верховного приказа.
Лаврентий «грудь готовил под медаль».
Перо писало, сабля без отказа.
Гнала народы в каторжную даль.
            - 2 -
Пустырь промерзший, вой ночного ветра,
Крупой весенней засыпало лед.
Там, в тупике шестого километра,
Сгружали обездоленный народ.
            Покрылась стонами земля казахов:
В сто тысяч душ бесправная семья,
Гонимая жестокой плетью страха,
Разбрасывалась по степным краям.
И люди шли путем исчезновенья
Сквозь резервации и геноцид,
Не подменяя мужество терпеньем,
Не тратя гордость на куски обид.

Упругая спираль пространств холодных
Сужалась, как стервятника круги.
И помышлять о статусе свободных
В те времена мы просто не могли.
А радиус, обложенный запретом,
Был недалек от городской черты,
Его переступивший спал «валетом»
На нарах непротопленной тюрьмы.
И в спецкомендатуры в месяц дважды
Сгоняли и ходячих, и больных.
Не веря «волчьим» паспортам бумажным,
Сверяли по могилам всех живых.
Избрав не очень чистую дорогу
В поимке своих внутренних врагов,
Последствия со следствием шли в ногу
Солдатами карательных взводов.
Как будто синдикат преступных наций,
Чьи действия свелись к одной статье,
Мололись люди наших резерваций
Режимной мельницей НКВД.
В четыре года мы, «враги народа»,
Держась за юбки матерей своих,
Шли через детство «меченой породой»
Под окрик спецкомендатур глухих.
А впереди, разинув мрачно двери,
Нас ожидали детские дома,
И там портреты Берии висели
Гнуснейшей шуткой подлости и зла.
И остановился горше хлеб чужбины,
Он, как подачка, в горле застревал.
В глубоких рудниках под свет лучины
Его киркою мальчик добывал.

                - 3 -
Мы были коногонами в двенадцать,
В четырнадцать душил нас силикоз,
Кончали похоронами в семнадцать, -
Чтоб всех оплакать, не хватало слез.
Теряя кровь свою, вживались в землю,
В полнации на это обошлось.
Что было до того седому Кремлю,
Решившему с пристрастием вопрос?


Как травы в засуху, бледнели мысли,
И в горстку пепла превращался мозг.
С понятьем «выжить» вынужденно свыклись,
Под спудом этой мысли каждый рос.
Хорошие задатки исчезали
И появлялись финские ножи,
Мы по-плохому самоутверждались,
Как нас учила уличная жизнь.
Татуировка, воровство и водка,
Блатные песни, драки и табак,
Полубалтийская, с ленцой, походка
Вели прямой дорогою в ГУЛАГ.
Так на краю истории мы жили
В ее последнем, грязном закутке,
И наши территории могли бы
На медном уместиться пятаке.
Народ всегда сочувствовал  народу.
Тебе спасибо, сын степей – казах,
Что ты от жаждущих не прятал воду
И хлеб не ел при запертых дверях.
И те, что сосланы намного ранее,
Прошедшие чужбины путь сполна,
Простые люди, жители Рязани,
Спасибо Вам за добрые сердца.
                - 4 -
Но в крепость застоявшихся морозов
Ворвался солнечных лучей пучок.
В гудках  прощальных черных паровозов
Был слышен правды слабый голосок.
За март наказан мартом вождь всесильный –
Великий отчим, деспот и тиран,
Слезами наций, как дождем обильным,
Поливший земли азиатских стран.
Повеял ветерок надежды хрупкой,
Стоявших туч движенье началось.
И чувство странное в лохмотьях жутких
Тайком под сердце медленно кралось.
А было это чувство – возвращенье,
Двоякое, неясное пока,
Как будто выходили из затменья,
И свет нам резал бритвою глаза.


Свободу областную даровали,
Республика, Союз пошли потом,
Гражданство поэтапно возвращали,
Отняли ночью, отдавали днем.
Похожие на пережженный сахар,
Успевшие в своих котлах остыть,
Мы плакали, как горько плачет пахарь
Над полем, выжженным огнем, навзрыд.
Проснулись чуть живые полустанки,
Колеса паровозов грызла сталь,
Мучительны минутные стоянки,
Но хуже убегающая даль.
Казалось, степь бежит остервенело,
Выбрасывая мертвых из могил,
Как будто оставлять там не хотела
Тех, кто в суглинках навсегда почил.
Как оспою, могильными холмами
Изъедено лицо больших равнин,
Остались бабушка, сестра и мама,
Обратный путь проделал я один.
                - 5 -
Вернулись мы к оставленным селеньям,
Как к битым гнездам ласточки весной,
Стоявшим под присмотром запустенья,
Поросшим многолетней крапивой.
Тяжелые туманы ожерельем
На шеях скал висели по утрам,
И сакли, как глазницы подземелий,
На склонах гор зияли тут и там.
Вдохнули жизнь в замшелые ущелья,
Отдав свое тепло сырым камням,
На нас лежала тяжесть возвращенья –
Вернуть огонь потухшим очагам.
Как дважды пересаженное древо
С порубанной системой корневой,
Вживались жадно мы в земное чрево,
Чтоб зашуметь зеленою листвой.
Со временем и дерево дряхлеет,
И гибнет недозревшей наша мысль.
Что ж, даже смерть на родине имеет
Непреходящий, философский смысл.