"С окаймленного массивной почерневшей рамой полотна в зрителей тыкал костлявым пальцем часовой башни Город укутанный в снежную шубу. На самом краю верхней площадки башни неизвестный художник изобразил две фигуры: мальчик и девочка, - взявшись за руки, они смело шагали за серую кромку... Какое-то особое мастерство позволило руке живописца передать всю полноту захвативших их страха и восторга, а главное - передать ощущение ветра, бережно обнимающего еще не начавших падать, готового в любой момент подхватить..."
...так высока, словно мысль устремленная куда-то вне, замершее мгновенье летящей в цель стрелы, - ладонь скользнула по грубой поверхности камня: обветренного, безучастного, древнего. Худая башня ничего не ответила, лишь где-то в ее глубине мерно тикал часовой механизм, отмеряя маленькие дольки вечности.
Ветер трепал волосы. Прохладный и свежий, он пах скорой гибелью, завершением... и этим еще больше будоражил кровь. Боже! Как же хочется жить..., желать, петь, танцевать, гореть вместе с прекрасным многоцветьем листьев, устлавших все кругом. Как хочется просто, глупо улыбаясь, бродить без цели и направления по улицам этого сумасшедше-чудесного мира.
Осень! Ты… Прикосновение к душе, грустно-нежная сказка, душистая, терпкая, горьковато-сладкая, которой отдаешься до самой последней частички своего сердца. Не надышаться.
Над городом было необыкновенно: просторно, светло, прозрачно. Облака легкими перышками и синева. Ничто не сравнится с ощущением свободы, какой-то безграничной бесшабашной вседозволенности, что испытываешь на высоте. Маленькая фигурка на краю узкой площадки. Только невысокий каменный парапет отделял друг от друга два совершенно различных пространства.
- Ветер, ветер, ты могуууууч..., - ветер погладил ее холодной влажной ладонью по щеке, пощекотал шею и она рассмеялась. - Возьми меня на ручки... Милый...
А внизу летели листья. От горизонта до горизонта. Бесконечно. Непрерывно. И казалось, так было..., так будет всегда. От начала и до конца времен.
Юная волшебница вспомнила их встречу, заснеженную беседку в самом дальнем уголке Заречного парка, где так сумрачно и высоченные ели. Мир вокруг был так тих и неподвижен, словно затаил дыхание. А мальчишка сидел на перилах, ссутулившись и сунув руки в карманы балахонистой куртки, покачивал ногами в выцветших джинсах и кедах. И она сразу его узнала. Она всегда хорошо запоминала свои сны. Вспрыгнула на перила и, повозившись, устроилась рядом. Неловко помолчали.
- Юула, - выдохнула она себе под нос маленькое облачко пара.
- Витя, - так же выдохнул он свое облачко.
- А в моем сне ты был помладше, - чуть погодя добавила она и глянула на него из-под челки: симпатичный, темноволосый, слегка растрёпанный сероглазик.
- Такое бывает, - он совсем не удивился.
Еще помолчали. Разговор как-то не клеился.
- Так, - терпение ее начало иссякать, - во сне ты мне что-то рассказывал. У тебя что-то стряслось? Помощь какая-то нужна? Так просто незнакомые люди не снятся. Что мне из тебя тянуть то приходится все.
- Близкие зовут меня Ветерок..., - негромко сказал Витя.
Да, именно так они и познакомились.
Юла улыбалась. Ветер принес от полыхающих внизу кленов большой ярко-красный лист и аккуратно положил на плиты у ее ног.
- Спасибо. Он очень красивый.
Подняв и покрутив в пальцах, аккуратно вдела его в петельку кармана пальто.
- Тебе нравится?
Ветер обнял ее, запустил пальцы в волосы, коснулся губ...
…кажется, эта история была целую вечность назад...
Так вот... Витя с дядей прогуливались по парку своего далекого города, сшибали снежные шапки с ветвей, играли в догонялки. А потом Витя решил убежать и спрятаться. Ну, и спрятался...
- Беседки, они такие. Зашел в одну, вышел из другой... Только это не часто бывает. Мне иногда кажется, что они в такие моменты общаются друг с другом. Беседуют... И можно угодить куда угодно..., - со знанием дела прокомментировала Юла. - А ты и не знал.
- Да, – загрустил Витя. - Теперь знаю. Эх... А тут все незнакомое. И наших никого.
- А в твоем городе как? Таких как ты много?
Ей так хотелось хоть чем-то его подбодрить. И Витя, почувствовав поддержку, немного воспрял духом.
- Ты знаешь, он вообще насквозь Ветрами продут. До звона. Он большой, каменный и холодное море лижет его гранитные набережные, словно лохматый пес грубые ладони хозяина.
Так они и сидели. Беседовали.
- Понимаешь, мне взлететь надо. Чтоб снова стать собой. У нас это проще простого. Раскинул руки. Любой ветер тебя подхватит и все. А тут... Как-то… все другое. Иначе. Словно я в другую страну попал и языка не знаю, чтоб попросить.
- Нуууу..., мы обязательно что-нибудь придумаем, Ветерок, - Юла ласково потрепала его волосы. - Я всегда что-нибудь придумываю.
И сейчас она смотрела отсюда, с головокружительной, захватывающей дух высоты на свой Город и радовалась этим воспоминаниям.
Ветер пробегал по улицам и дворам, по скверам и аллеям, мчался, кружась, то тут, то там, взъерошивая волосы, теребя за одежду, сквозняком распахивая окна и двери, и снова возвращался к ней. Ширь искрилась и рябила от его порывов. За ней пожаром волны катились по Заречному парку и затем, по инерции, куда-то дальше в леса и поля. С Ароматного рынка (может быть даже от Томаса с малышом) Ветер приносил запахи поздних цветов, с садов из-за стены медово-яблочные ноты и, как будто привет от Виолетты, из-за железки со Старых дорог, тонкий легкий паутинный узор запахов ржавчины, полыни, нагретого солнышком металла и гудрона. За высоким холмом над старыми районами полоскалась полупрозрачная тюль осенних дымов: там мальчишки жгли ворохи листьев, а в старых домах уютно топились печи.
- Ветероооок...
Разогнавшись по Сквозному бульвару, он зацепил струи фонтана, обрызгал, прыснувших в разные стороны, прохожих, и взлетел к ней на башню.
В тот день они решили сначала сходить к Марку, он жил ближе всех ее знакомых, как раз тут, на окраине парка. А главное, он очень много всего знал и просто обожал загадки.
Его приземистый домик с большой верандой и широкими окнами стоял на заросшем шиповником пригорке над дорогой. Сейчас кусты превратились в лабиринт из высоченных сугробов и домик в нахлобученной “до самых глаз” белой пушистой шапке почти совсем скрылся за ними, только труба уютно попыхивала сосновым дымком. С пригорка открывался вид на Город. Город задумчиво нахохлился за гладью замерзшей реки и темно-серая громадина Шуршащего моста смотрелась как примерзший к этому берегу высунутый язык.
Марк искренне обрадовался гостям. Пожаловался, что давно его никто не навещает. Удивился, как они, так легко одетые, совсем не окоченели в парке. Тут же, поверх рубашки с бриджами, уже порядком заляпанных красками и засохшей глиной, повязал фартук, и, шлепая босыми ногами по гладким некрашеным половицам, стал хозяйничать: ставить чайник, открывать банки с вареньем, деловито хлопать дверцами шкафчиков, вытащил откуда-то еще парящий, умопомрачительно пахнущий бруснично-яблочный пирог и пиалу тягучего гречишного меда. У Марка было очень славно: тепло, просторно и как-то вкусно, - это вкусно чувствовалось во всем вокруг. Сам Марк выглядел лет на тридцать (сколько на самом деле было гончару Юла не знала), высокий и спортивный, коротко стриженный, улыбчивый. Но больше всего в нем цепляли умные, лучащиеся радостью глаза и красивые аккуратные руки. Кстати, руки эти ни секунды не оставались в покое, постоянно сновали, производя какую-то деятельность...
В общем, так вот, за чаем с пирогом, Юла и Витя все ему и рассказали. Марк почесал щетину на подбородке, после чего надолго углубился в размышления. Он достал какие-то фигурки. Раскладывая их то так, то этак, тут же чего-то лепил, обжигал в печи, бросал в миску с водой... Битый час кудесил, только в итоге, разведя руками, признался, что не знает, чем тут помочь...
- Я не знаю, что конкретно вам делать, - вздохнул Марк, - но... - и, подняв вверх измазанный глиной указательный палец, многозначительно улыбнулся, - догадываюсь, кто может знать…
Ветерок взлетел к ней на башню, взвихрился радужной водяной пылью… Так стремительно, что флюгер над головой пропеллером завертелся на хорошо смазанных петлях. Ох, и закружилась, наверно, голова у медного мальчишки-трубача. Он так и замелькал вокруг шпиля, опираясь на него босыми ступнями и держась рукой на отлете, изогнувшийся, в вечно развевающихся майке и коротких шортиках, столько лет бессменно дующий в свою блестящую трубу.
- Сыграй мне… Ветер-Ветерок. Я соскучилась.
Она положила на парапет ту самую заветную трубочку-флейту…
Вечерело. По утоптанной в снегу тропинке Витя, Юла и Марк добрели до остановки. Подошел полупустой сонный автобус, забрал пассажиров и, кряхтя, покатил в сторону моста. Марк еще долго махал ему вслед своей оранжевой с большущим помпоном шапкой, пока не стали замерзать уши.
Автобус проехал мост и углубился в городские сумерки. Из всех маршрутов единица шла самым длинным и путаным, она петляла по таким закоулкам, о которых не подозревали даже самые старые жители, помнящие Город чуть ли не с пеленок, если так можно выразиться. Вот автобус с разгону промчался по улице Маленьких Адмиралов, вдоль нее как раз начали зажигаться фонари, миновал Сливочную пенку, и у старой гавани стал протискиваться в какую-то узкую темную арку. По идее, они должны были оказаться где-то в районе Орехового оврага, по дну которого вихляла речка Теплая (сейчас, понятно, промерзшая чуть ли не до дна). И неожиданно... очутились на бескрайнем пустыре заваленном снегом и торчащими из-под него ржавыми корабельными остовами. Это было похоже на кладбище огромных морских животных выброшенных на берег: выломанные ребра шпангоутов, обглоданные плавники рулей, пласты слезших металлических шкур, чешуйчатых пайол, остекленевшие пустые глаза иллюминаторов.
- Какое странное место, - тихо сказала Юла. - Откуда оно тут взялось?
И доверительно ткнувшись Витьке в ухо, шёпотом добавила:
- Знаешь, мне даже как-то не по себе.
Тут автобус замедлился, плавно затормозил и распахнул двери. Под одинокой лампочкой фонаря стояли фигура в необъятной бурой шубе до земли и рядом с "шубой" такая же необъятная тележка. Отфыркиваясь, фигура полезла в двери, пытаясь затащить телегу. Никто из немногочисленных пассажиров: троих мужичков, двух теток и парня, сидящих в разных концах салона (то ли дремлющих, то ли просто задумчиво скучающих, глядя в не до конца замерзшие окна), - даже не повернулся.
- Я, щас!
Витька вскочил, и ринулся помогать.
- Спасибо, милок. Вот спасибо. Век не забуду.
Из телеги высовывались разнообразные ржавые и не очень железяки, мотки проволоки и даже какие-то почти целые детали, все это так и норовило зацепиться за одежду или поцарапать и было совершенно неподъемно.
В конце концов новая пассажирка забралась и двери тут же закрылись, автобус резко дернулся. Тележка стала заваливаться на Витю. Женщина (а это была именно молодая женщина: из-под пушистого серого платка в обрамлении рыжих кудряшек выглядывало любопытное и совсем не старое миловидное личико, из рукавов - аккуратные тонкие пальчики с изумрудными ноготками) с удивительной легкостью подхватила ее. Грациозно подтолкнув Витю на его сидение, села напротив, пристроила тележку в проходе (так, чтоб придерживать в пути) и стала, улыбаясь, внимательно рассматривать то Витю, то Юлу.
- Не стесняйтесь, не стесняйтесь, вы же хотели поговорить, - заговорщицки подмигнула незнакомка.
Витя, в самом деле, как раз собирался обсудить с Юлой, что же они будут делать дальше, поэтому теперь даже немного растерялся. Но решив все-таки не обращать внимания на эту странную особу, развернулся к девочке и зашептал:
- Юла, Марк сказал, что нам нужно найти ведьму. А ты знаешь, где ее искать?
- Не просто ведьму, а ржавую, - поправила Юла. - Простая, боюсь, не стала бы нам помогать, хотя бы из вредности. А ржавая, глядишь, поможет. А вот где искать, хм, вот с этим некоторые сложности. Ведь никто не знает точно где она живёт…
Пассажирка неожиданно подалась вперед и тоже шепотом энергично заговорила:
- Друзья мои, я могу вам помочь. Мне очень стыдно, что подслушала ваш разговор. Конечно же, совершенно случайно.
Непохоже, чтоб ей было стыдно, она прямо таки лучилась каким-то озорством и радостью.
- Юла, девочка моя. Тебя ведь Юла зовут? Ты все правильно говоришь, вам нужна именно ржавая ведьма. Но, дело в том, что у нас нет ржавых, есть только железнодорожная. Уверяю вас, это почти одно и то же. И я как раз знаю, где она живёт. И раз обещала этому прелестному мальчику, что не забуду его помощь, то отведу вас к ней. Как все хорошо складывается, - она даже хлопнула в ладоши от избытка чувств.
И Единица тут же торжественно выкатилась на ярко освещенную, искрящуюся и, несмотря на поздний час, многолюдную Степную площадь. Остановилась у Мятного рынка. Дядьки, тетки и парень как по команде встали и дружно вышли.
- Ну, вот. Дело за малым. Мне нужно ваше согласие.
Все это было так неожиданно... Женщина просто загипнотизировала их своими зелеными большущими глазищами и выбила из колеи напором.
- Ну же...
Витька и Юла переглянулись и робко кивнули.
- Отлично! - незнакомка еще больше оживилась. А потом, сунув два пальца в рот, залихватски свистнула (сейчас так не каждый мальчишка может). Автобус от этого, кажется, даже немножко привстал на дыбы и с места рванул в галоп, только держись. Лихо выскочил на Среднюю улицу и в облаке снежинок погнал по ней в сторону Старого города. От его фар по домам метались тени, в страхе с пути отшатывались машины, пешеходы, в подворотни прятались уличные кошки-собаки. Юла с Витькой, вцепившись друг в друга, мотылялись по сиденью. Диким зверем взрыкивал мотор, мелькали окна, фонари, витрины, вылезшая из-за туч половинчатая луна скользила следом…
- Кстати, меня зовут Виолетта, - кокетливо улыбнулась женщина, как ни в чем не бывало, спокойно сидя на своем месте. Если б она сейчас вытащила откуда-нибудь фарфоровую чашечку и испила бы чаю - это выглядело бы вполне естественно...
Над осенними яркими улицами сначала чуть слышно, но все уверенней и громче плыла прекрасная живая мелодия, в ней слышалась нежность уходящего лета, плавное движение облаков, то радостный, то усталый голос дождя... И прохожие, оглядываясь по сторонам, замедляя свой вечный торопливый бег, шептали: “Словно ветер играет на флейте”. И сердце сбивалось на мгновение, захватывало дух и что-то такое большое, ясное, неведомо-сказочное начинало распускаться в душе.
- Я люблю тебя, - одними губами произнесла Юла.
Она стояла на самом краю, неподвижно, замершая, бережно поддерживаемая обнявшим ее воздухом, и в то же мгновение уже летящая за грань…, но не вниз, нет, летящая все выше, выше, туда, откуда ее Городок кажется всего лишь детской игрушкой, обласканной уходящим солнышком россыпью разноцветных кристалликов, камешков, стеклышек.
- Я люблю тебя, - ее крик взлетел над крышами, над кронами, над головами… Этими словами наружу рвалась птица ее истосковавшейся души. И любой, подумавший, что это сказано именно для него, оказался бы прав. Так признаются в любви самой жизни, всему миру, каждой секунде бытия в здесь и сейчас.
Автобус в несколько прыжков проскочил последние двести метров Средней улицы, совсем уж сузившейся, зажатой сугробами, заборами, садами и темными заиндевевшими стенами срубов, возле Красной бани перемахнул по деревянному мостику через парящую речку Змейку, потом через Козий переезд и оказался в районе Старых дорог. Издалека со станции Город Товарная вскрикивали локомотивы, с вокзала долетали ответные гудки скорых и электричек, невнятные объявления о прибытиях и отправлениях. Здесь было пустынно, всюду сверкал нетронутый снег. Дорога петляла меж укрытых им, словно пеной, кирпичных и дощатых пакгаузов, неподвижных составов и просто гор какого-то хламья и металлолома. Но вот за очередным поворотом стало просторней, показался край небольшого замерзшего водоема, скорей всего, пожарного пруда, за ним молчаливо и мрачно стоял ельник. Здесь заканчивалась тупиком одна из железнодорожных веток.
Небольшой трехэтажный домик в тени елей они заметили лишь, когда, обогнув пруд, автобус, пыхтя, остановился. Это строение скорее походило на водонапорную башню, чем на что-то жилое: восьмигранники первых двух этажей метров восемь в поперечнике из грубых, слегка обтесанных булыжников, третий, обшитый вагонкой, чуть нависал над ними своим краем, сверху плоская заснеженная жестянка крыши со штырем громоотвода в середине.
- Приехали, - жизнерадостно возвестила Виолетта. - Здесь она и живёт, наша ведьма. Так, так, так, мои дорогие, не спим, не спим, выходим.
И дорогих как-то разом вынесло из салона наружу. Следом выпорхнула сама Виолетта, взметнув полами шубы искрящееся облачко. И ошалелые после дикой поездки ребята уже совсем не удивились, скорее даже ждали чего-то подобного, когда, переваливаясь с боку на бок, на улицу выбралась тележка, покачивая для устойчивости торчащим в разные стороны барахлом. Автобус тяжело вздохнул, медленно откатился и, задом втиснувшись в ельник, затих, устало погасил фары-глаза.
Здесь почему-то практически не было холодно, хотя под ногами все еще по морозному похрустывало. Тишь, глушь. Луна высветила верхушки деревьев, расчищенную дорожку к дому, полукруглую, обитую железом дверь; в забранных толстыми кованными решетками окошках колеблясь горел свет, играл на покрытых инеем темно-красных кирпичах, обрамлявших проемы.
Юла и Витя все еще хлопали глазами, переминаясь на ватных ногах и гадая чего же им ожидать от всего этого (Юлу не отпускало ощущение, что она по ошибке угодила в чужую сказку). А Виолетта все подталкивала и подталкивала их вперед.
- Идемте, идемте. Ведьма вас не съест, - и заливисто рассмеялась.
Когда они почти подошли, дверь, скрипнув, распахнулась. На пороге стоял большущий чёрный котяра, хвост трубой, он ошарашенно уставился на пришедших, издал истерический мяв и метнулся из полумрака тесной прихожей в комнату. Через секунду оттуда раздались какой-то шум, потрескивание, шипение, хрип, а затем заиграла музыка.
- Пантелеймоша, отрада моя, - умилилась женщина. - Проходите же, дорогие, не стесняйтесь. Ведьма ждё-о-о-от! – пропела она тонко-тонко, впихнула гостей, зашла сама и, словно отсекая пути к отступлению, громко хлопнула дверью.
Музыка стала громче. Оооо…! Это был быстрый фокстрот. Глубоким женским голосам, поющим: «Hit the road Jack…», отвечал голос Рэя Чарльза: «Woah Woman, oh woman, don`t treat me so mean…». И это подействовало так бодряще, как чашка крепкого черного кофе. Ребята, порядком уже уставшие от ожидания чего-то, не пойми чего, скинули на вешалку верхнюю одежду, под нее запихали обувь, влезли в уютные войлочные тапочки, заботливо приготовленные на пороге, и вошли.
Несколько тусклых, робко горящих по углам свечей пляшущими огоньками освещали старомодно обставленную комнату, они больше скрывали, чем давали возможность рассмотреть. Но все равно маленькая волшебница решила, что здесь довольно-таки ничего и, кстати, намного просторней, чем могло показаться снаружи. Пахло травами, деревом, и еще чем-то до боли знакомым, как летом возле железнодорожных путей. Они с Витькой, чуть не открыв рты, вертели головами, глазея по сторонам. По стенам до потолка вытянулись шкафы и полки (их содержимое, к сожалению, прятал густой полумрак), по противоположной от входа стене на фоне грубой кладки наискосок бежали наверх ступени узенькой крутой лестницы, под ней расположился массивный кожаный диван и комод. Поблескивая мятым рупором, на столе под окном надрывался граммофон. В такт музыке, парами кружась по паркету, скользили тени. Ребята словно очутились в самом разгаре невидимой вечеринки.
Но вот музыка кончилась. Пластинка зашуршала, продолжая вращаться. Из герани на подоконнике высунулся Пантелеймон, зыркнул плошками глаз. За спиной негромко кашлянули.
- Ну, здравствуйте, детишки. Давайте знакомиться. Я, значит, и есть та самая ведьма, которую вы ищите, хозяйка, так сказать, старых дорог, - теперь их попутчица говорила очень серьезно и только глаза продолжали смеяться.
Она оказалась маленькой и стройной, светлокожей, веснушчатой, ярко-рыжей и кудрявой. Тонкие приятные черты лица, притягивали взгляд. У нее был прямой красивый нос, длинные пушистые ресницы, аккуратный маленький ротик, плавные линии скул. Сейчас уже ничего не мешало хорошо её рассмотреть, она стояла так близко и словно открылась им навстречу. Комбинезончик серого цвета короткими шортиками с отворотами (тканью и большими накладными карманами отдаленно напоминающий рабочий) и оранжевая футболочка, - красиво облегали фигуру, подчеркивая ее географию, в которой, чего греха таить, все было на месте и в нужном объеме, ножки до колен обтягивали вязаные темно-серые гетры. Виолетта подмигнула Витьке и крутанулась на месте, как будто давая оценить себя со всех сторон. Звякнули зеленоватой меди браслеты, что-то вроде монеток с узором из листьев, и такое же ожерелье. Потрескивая, вновь заиграла музыка. Фокстрот – лисьи шаги. А ведьмочка та еще лиса, - подумала Юла, а внутри уже что-то поддалось, запульсировало в ритме движущихся света и звука, все быстрее, все горячей.
- Давайте, потанцуем, - игриво сказала хозяйка, - а потом, - и многообещающе смерила Витю взглядом, - займемся вами всерьез.
Юле показалось, что воздух в комнате неожиданно наэлектролизовался. Витька послушно шагнул вперед, подхватил рыжую красавицу и музыка, резко плеснув трубами, закружила, затопила собой все вокруг. И вот уже стены рывком раздались в стороны, потолок отодвинулся ввысь. Все зашаталось, поплыло. Музыка. Музыка. Музыка. Какой-то безумный угар. Все мелькает. Вот Пантелеймон с довольно мелодичными воплями носится дрыгая лапами и хвостом. Со звоном, дребезгом и скрипом кривляются шкафы и полки, скачут стол, диван, стулья, комод. Вот ведьма с Ветерком стремительно кружатся, кружатся, кружатся, все ускоряясь и словно уже не касаются пола. Виток за витком игла граммофона вспарывает чернильный диск. В воздухе клубится дым свечей, разгоревшихся ослепительно ярко.
И Юла ощутила, что, кажется, начинает догадываться, что происходит. И тут все оборвалось. И разгоряченная ведьма держит за руку побледневшего Витю.
- Останься со мной, - шепчет она. – Останься.
У Юлы встали волосы дыбом, она чуть не зашипела от ревности и негодования. Но холодный взгляд хозяйки пригвоздил ее к месту.
- Нет, - тихо произнес её Витька.
- Останься...
- Нет, - твердо повторил он, глядя ведьме в глаза. И по комнате пронесся порыв ветра, отталкивая ведьму на шаг назад и задувая свечи.
Тишина и кромешная тьма заполняют пространство.
- Ну, что ж... Ты прошел проверку, - в темноте послышался уставший, но вполне довольный голос Виолетты. - Не думали же вы, что я стану помогать вам просто так. Даже в сказках такого не бывает.
Зажегся свет и на секунду ребята ослепли. Это не были свечи, это были обычные лампы накаливания. И помещение было другое. Глаза потихоньку привыкали. По виду какая-то мастерская: станки, верстак, маленький кузнечный горн, наковальня, множество заваленных неведомым добром стеллажей, еще всякое. Тут же в углу притулилась знакомая тележка с железяками.
- А вы молодцы, - хозяйка перебирала инструменты, что-то откладывала в сторону, удовлетворенно кивая, что-то убирая в ящики, что-то раскладывала на полках стеллажей. Теперь было заметно, что она все-таки не так молода, как выглядит.
- Так вы поможете нам..?
И не выдержав даже секунды затарахтела:
-А что надо будет сделать? И откуда вы все это знаешь? А как стать ведьмой? - к маленькой волшебнице возвращалась ее говорливость, а Витя просто поддакивал, встав возле нее, ему было хорошо, что Юла, вот она, рядышком.
- Нам, ведьмам, - наставительно начала ведьма, - нужно дружить с Ветром, иначе как мы сможем летать. Ты, вон, уже нашла своего.
Юла немного смутилась.
- Мальчик, послушай, здешний Ветер очень-очень стар. Я знаю его с детства. Он живет под крышей Худой башни и теперь большую часть времени просто дремлет. Есть, правда, тут и другие, такие как ты. Наверняка, Юла даже кого-нибудь из них уже встречала. Но они тебе вряд ли помогут. Сил маловато. Да и заняты своими делами. Так вот… Значит, если ты снова хочешь стать собой, ты должен сделать так, чтоб ОН услышал и узнал тебя. А вот как это сделать… В этом я могу тебе помочь.
- О! Вот! – она, наконец, нашла то, что искала, в недрах тележки. – Думаю, подойдет.
У нее в руке была какая-то блестящая, длинная, а, кроме того, больше ничем не примечательная деталина.
- Это с корабельного кладбища, с сухогруза, он нескольку раз бывал в порту твоего города... Так что, вы почти что знакомы… Да... Так вот, мальчик, у каждого Ветра своя мелодия. И с другим ветром нужно говорить с ее помощью. Я сделаю тебе из этой детали дудочку, а дальше вместе с Юлой разберетесь. А вообще, идите вздремните пока. Это дело такое, лучше без лишних глаз. Колдовать я буду... Напильником и сверлом.
Виолетта показала где стоит диван, дала плед и подушки, и ушла.
А рано утром мятых и сонных она наскоро покормила ребят нехитрым завтраком: глазуньей, батоном с маслом и какао. Вручила сверток и сказала, что автобус уже ждет.
Юла и Витя не спеша ехали по Старому городу, плутая по его узеньким уютным улочкам, петляя между только-только просыпающихся двух- и трехэтажных домов, где каждый дом и двор имели свою историю, судьбу, свое неповторимое лицо. Юла положила голову Витьке на плечо, делая вид, что дремлет, он, улыбаясь, смотрел в окно. Из-за крыш ярко-оранжевым сугробом вытаивало на поверхность радостное солнышко, с выступов и козырьков свешивались блестящие бороды сосулек, искрились сахарные кристаллики на деревьях и кустах, тянулись длинные кобальтовые и ультрамариновые тени, было ясно, тихо; и день, словно нарисованный акварелью, всеми оттенками синего, искрился, оживал, вдыхал полной грудью, обещая быть чем-то чудесным.
Единица выбралась на залитый золотом пустырь за Худой башней и остановилась, выпуская своих пассажиров.
- Вот мы почти и добрались. Сейчас пройдем через сквер и навеееерх, - она задрала голову. Там в вышине, на привычном месте, сверкая начищенной медью, трубил маленький трубач, держась за шпиль.
- Юла, как думаешь, у нас получится? – озабоченно спросил Витька. – Знаешь, я немного волнуюсь. Вдруг я не смогу.
- Даже не сомневайся.
Она взяла его за руку и потащила к скверу. Потом кое-что вспомнив оглянулась, но автобуса уже и след простыл, а ей так хотелось взглянуть, кто же там был водителем. Ну, что ж, в следующий раз узнаю, - решила маленькая чудесница.
В подъеме наверх ничего волшебного не было. Через не запертую маленькую заднюю дверцу они попали внутрь. Башня была полая: только лестница, закрученная широкой спиралью, убегающая ввысь, и светильники по стенам, в виде молочно-белых шаров, освещающие ее серые, сглаженные временем ступени.
…
- Двести тридцать четыре, двести тридцать пять…, - неутомимо считала Юла.
…
- Триста! Триста один, триста два... О, уже виден конец.
…
- Триста двадцать пять. Фуууууф…
Дверца вела в комнату с огромным часовым механизмом и металлической лесенкой на чердак. Сил восхищаться красотой этого чуда механики совсем не осталось и ребята сразу полезли дальше.
А чердак оказался пуст. Здесь было много прохладного воздуха, через маленькие грязные окошки внутрь косо проникали лучи света и в них кружилась пыль и одинокие снежинки, с одной из балок свисал обмякший сетчатый гамак, еще была дверца, видимо, на балкончик опоясывающий башню, - и все. Витя с Юлой переглянулись.
- Может быть Он снаружи? – предположил мальчик.
Ах, какой простор открывался отсюда. Бескрайний мир, бескрайнее небо. И что-то щемило в груди, и было легко и немного грустно, и в тоже время так хорошо.
- И здесь Его нет. Что ж..., - Витя тоскливо посмотрел вниз. - Вот и заканчивается наше приключение, Юла, - он повернулся к ней и взял за плечи. - Может быть, я все это просто выдумал!?
Она вытащила из кармана сверток, развернула.
- Сыграй мне.
Холодный блестящий металл украшал красивый узор переплетающихся линий, словно бесконечные вихри мчались по его поверхности.
- Я не умею.
- У тебя все получится. Сыграй мне, Ветерок, - и коснулась ладошкой его щеки.
Он поднес флейту к губам, словно поцеловал. И сначала невесомо, но все громче и отчетливей из воздуха начала проявляться мелодия, хрупкая зимняя музыка. Она рассказывала о движении облаков, о живом дыхании касающемся лица, о вечных странствиях и о возвращении домой.
И под ясным утренним небом проснулся Ветер. Вздохнул. Заворочался. Поземкой прошелся по улицам, зашумел в ветвях спящих деревьев, стряхивая с них излишнюю белизну, засвистел, загудел, в один миг превращая весь город в один исполинский музыкальный инструмент. Ветер подхватил Витькин мотив, дополнил его. И в нем неожиданно послышались слова:
"Над миром бескрайним
Дыханием станем
Не бойся
Не бойся
Высоты
Шагни
Там за гранью
Где воздух так манит
Мы станем
Бесплотными
Станем мы"
Витя давно отнял от губ трубочку, держал её в опущенной руке, а музыка и не думала кончаться: она звучала, требовала, просила... Вновь музыка. И Юла поняла: "Вместе". Она схватила своего Ветерка за руку. И...