«…чикан нанарит протовелию такую
что страшно вспомнить кто за кем а кто за кем-то
попробуй тут ионизировать иную
и ра окашет мыдогуну продлементно
мои извилины заполнены змеиным,
и называются мозги – Кеймада-Гранди;
я перед зеркалом застыл до половины,
живым остатком набирая – я на хате
трубай бабай не всё же дилану гундосить
сматлатка тожевая шушкает на юзе
а я ўвечары спытаю дзе вас носіць
и рапотелла не заставит ждать в иллюзе
где-то после пятой стопки
преобразилось обсессивное пространство,
и вавилонское бабьё теперь в одежде;
я – воплощение того, что было прежде,
я – для слипающихся глаз, для вас, для пьянства
эхмина квокает отчаянно и хиппко
бо так рождается невиданная шутка
про то как в мысленном террариуме липко
когда внезапно узнаёшь что это утка
не плачьте, а то
разбухнут взоры и не вместятся в зазоры,
и будет некому подглядывать за далью,
когда она, зайдя за горы и заборы,
небрежно блещется под чьей-то шалой шалью
сисин эвонный снова чалится на зине
а в это время ременуй ступает в жижу
всё наше будущее зиждется на мине
покуда пыжится наш чижик пыжик жижек
меж наших вуснаў прям во время поцелуя
летают ветры, пули, дуры и кометы;
так растолкуй же мне, жена, какого х...я
на рейс из Киева не куплены билеты?
млита хасы не супит долото на махе
поскольку та не понимает ювениры
при этом ода во фланелевой рубахе
не уповает ни на лиру ни на лиры
в супругу
я углубляюсь, чтоб от днища оттолкнуться,
но дно дыряво после дайвера былого;
повесим рифмовый глагол на Джеймса Вудса,
раз в этой прорве отдаляемся от Бога
клинкан наранно и ювинно кряжет вехи
однако коны не совсем снимают амбу
но ты попробуй пободаться для потехи
авось нахрап прорвёт какую-либо дамбу
послушай, брошенка моя,
я не могу поднять ничто, хоть я и волот;
отдай своё ни то ни сё на откуп вору,
пускай нашарит в пустоте хотя бы холод;
на тех, кто совесть уломал, спустите свору