Он долго лежал на избитом диване,
Весь думами полон и вечных забот.
Изнеженный ленью, в персидском халате
Провел в одиночестве не один год.
Казалось, поднимется утром с постели,
Оденется спешно и выйдет во двор,
Но помня о том, что возможны метели,
Опустит с досады потупивший взор.
В запущенной комнате у занавески,
Привольно поглядывая на слугу,
Обломов любил с изумительным блеском
Намеренно опровергать чепуху.
Бывало, ничто его не занимает:
В блаженной истоме дневной дремоты,
Всегда в неподвижном своем состояньи
Плевал в потолок до сплошной темноты.
Сервиз из фарфора уж целые сутки
Стоит на подносе, мозоля глаза.
Убрать поскорее б его - нет уж, дудки!
Пусть лучше в уезде начнется гроза.
Потрескались разом четыре картины,
Висит паутина на грязной стене,
Ковры потрепались, газета, от пыли
Слегка потускнев, шелестит на окне.
А он все лежит на диване беспечно, -
Его не тревожит всемирный бедлам.
Вот вспомнит про сладко-счастливое детство,
Как мальчиком славным в саду щеголял.
И снова захочет он там очутиться,
Где мамка родная от зла берегла,
Где после обеда садилась молиться
И нежность живую в душе стерегла.
Признаюсь вам честно: мне близок по духу
(Но, видимо, не подобрать нужных слов)
Бедняга Обломов, усталый от муки,
Которого нам описал Гончаров.