Кусочки льда с продышанным зрачком,
И грязным крошевом заполненные веки.
Какой первоначальный цвет? Навеки
Осталось неизвестным. И сверчком
Скрежещет страх, и пот едучий (реки)
Течёт по телу, размывая разум.
Жуть нарастает. Костяным ударом
Хромает каждый шаг. Косматым шаром
Тряпья, болотным запахом (всем сразу)
Ползёт старуха. И печным угаром
Отравлен мозг. Я вспоминаю сказки…
«Встань передом избушка…» и рога
Лосиные над входом – острога
Ухвата для Иванушки – подсказки
Для ужаса, который всплыл - «Яга!».
На корточки в простенок незаметно.
Мигрень улиткою сворачивает тело.
Старуха проворачивает дело -
С подругой, что бормочет о заветном -
Мигая бельмами. Сознание просело:
Слюною вязкой, киселём наполнен рот,
Виски взрывает дробь на эшафоте боли.
Я у неё и тошноты в неволе …
А бабка шепчет над водою. Приворот.
Судьба стреножена, щепотью соли
Присыпан след. Я – больше не могу:
Звук искажён, мир разнесён на точки…
Вонь в ноздри: «Чем хвораешь, дочка?
Гляжу сомлела … Хочешь помогу?», -
Шевелится губы усатой строчка.
И две руки на темя мне. Наркоз
Боль выудил из черепной коробки.
И ловит зрение в тумане робко
Зрачков проталенные скважины, склероз
Рук искорёженных, нарост на кости лобной.
«Ступай… Не заболит». И интерес
Ко мне потерян. Вазою хрустальной
Себя несу – счастливой, нереальной
За переплёт дверной. Но не исчез
Жар рук горячих, взгляд разящий сталью.
Десятилетие тепло её ладоней
Лежало костерком на теменной кости,
Простым напоминаньем мне… Прости,
Наталья бабка… Я, в твоей попоне
Добра последнего, как в ГОсподней горстИ!