И вновь цветет акация, и вновь
ничто не предвещает катастрофы.
Звучит рояль. Игристое вино в
бокале навевает эти строфы.
Огонь из неподвижной пустоты
бросается в ладони и трепещет,
и в мыслях оседает густо дым,
стирая представление о вещи.
Ты вновь оставишь кожу и шагнешь
туда, где и раскаявшийся не был,
где власти не имеют князь и дож
в своей великородности нелепой.
Послушай: уловима ли она –
мелодия полуденного ветра?
И если, надрываясь, борона
земные выворачивает недра,
ты должен быть повсюду и ловить
малейшую вибрацию живого,
и после, у тетради, словно нить,
протягивать написанное Богу.
Качается пустая колыбель,
смыкаются невидимые кроны,
и мир не умещается в тебе –
настолько он таинственно-огромный.
Рояль уже безмолвен, но ему
цикады приусадебные вторят.
И грезы происходят наяву,
покуда мыслит Море.