РЯДОВОЙ ВЕЛИКОЙ ПАРТИИ
В ответственные минуты жизни мысли каждого человека становятся отчётливей, чувства определённей. В эти минуты человек стремится верно определить своё место в событиях, участником которых он является, выяснить своё отношение ко всему, что происходит в мире. Человек начинает искать самую высшую точку зрения, с которой можно было бы видеть и свою судьбу и судьбу народа.
Лучший сталевар и комсорг мартеновского цеха завода «Азовсталь» Николай Переверзев знал, что такую точку зрения могла ему дать только Коммунистическая партия.
У парторга завода был общий кабинет с комсоргом, и сюда входили то пожилые сталевары, то безусые юнцы - подручные. Первые разговаривали с партийным руководителем, человеком их возраста и опыта; вторые, чтобы не мешать старшим, подсев к Николаю, переходили на шёпот. Но чаще всего здесь спорили, как могут спорить только двадцатилетние юноши, вышедшие на широкую дорогу жизни. Занимаясь своими делами, парторг с улыбкой наблюдал за спорщиками, особенно за черноволосым энергичным Николаем, в котором ему давно понравилась прямота и ясность суждений.
Однажды Переверзев разговаривал с молодым сталеваром, упрекал его, что он не помогает своим подручным, не подсказывает им, как лучше работать.
Сталевар смущённо оправдывался:
- Разве мне поспеть...
- Должен поспевать... У наших старших товарищей - коммунистов сколько дел, а они успевают учить нас, подсказывать нам.
- Чудак, разве же можно сравнивать?!.
- Я не сравниваю... Я для того говорю, чтобы ты пример брал. Понимаешь ли, о чём говорю?
- Понимаю...
Дружеская беседа комсомольцев длилась несколько минут. Под конец парторг делал только вид, что занят своими делами, а на самом деле внимательно прислушивался к словам Переверзева. Время от времени на его суровом лице появлялась одобрительная улыбка. Он давно собирался поговорить с комсомольским вожаком о серьёзном деле. Когда сталевар ушёл, парторг спросил:
- Слушай, Николай, ты не задумывался над тем, что тебе пора в партию?
Вопрос был задан неожиданно. Николай вспыхнул. Ответил тихо, заметно волнуясь:
- Думал... Только вот... - Николай вдруг замолчал. На смуглом лице отразилось не то сомнение, не то растерянность.
Парторг насторожился. Не этого он ожидал от боевого комсорга.
- Ну, что замолчал? Говори!
- Думать - то я думал, да рекомендации просить у коммунистов как - то неловко. Ведь их поручительство не на два - три дня, а на всю жизнь. Поверят ли они мне на всю жизнь? А она у меня только начинается...
Серые глаза парторга сразу же потеплели.
- Хорошо, что так думаешь, Николай... Значит, всегда будешь помнить, что твои поручители оказали тебе доверие до конца дней, где бы ты ни был, - рядом ли с ними, далеко ли от них... Становясь членом партии, ты соединяешь свою маленькую жизнь с её великой жизнью, её история становится твоей историей. Понимаешь?
- Понимаю! - тихо ответил Николай.
- Да, Николай, рекомендацию надо просить с крепкой верой в себя. Веришь - иди смело.
- Я в себя верю! - ответил Николай решительно.
- И я в тебя верю! - сказал парторг. Когда к Николаю приходила большая мысль, она овладевала им целиком. Так было и теперь. После разговора с парторгом Николай с юношеским нетерпением стал думать о том дне, когда коммунисты цеха примут его в свои ряды, когда он возьмёт на себя равные с ними обязанности и права. Одну рекомендацию дал ему парторг, за второй он обратился к механику цеха. Николаю частенько приходилось с ним поругиваться из - за оборудования, поэтому, когда молодой сталевар остановил его около табельной, механик насупился:
- Ну, что у тебя опять?
- По личному вопросу...
- Вот это лучше! - пошутил тот. - А я думал, опять что - нибудь...
Выслушав просьбу Николая, механик посерьёзнел:
- Дам, дам... Тебе дам! На партийном собрании, когда Николая Переверзева принимали в партию, сталевары шутили:
- Сердце - то, поди, того, замирает, а?
- У него четыре поручителя!
- Как четыре?! Четыре - не по уставу!...
- Нет, серьёзно, кто же четвёртый?
- А его дела: скоростная плавка!...
Николаю несколько раз присваивалось звание лучшего сталевара Сталинской области. Коммунисты цеха знали его и пак хорошего комсомольского организатора. Рассказывая о себе, он сообщал им о том, что формировало его как человека:
- Был пионером... пионервожатым... начальником отряда...
А потом ему пришлось рассказать о доверии, которое оказывали и оказывают ему комсомольцы, избирая в свои руководящие органы. Все коммунисты, особенно пожилые, слушали Переверзева внимательно. Многие в эту минуту думали о своих детях: «Вот как они идут по жизни!» Им казалось, что молодой сталевар рассказывает биографию своего поколения, воспитанного и закалённого родной Коммунистической партией. Николай сказал, что, окончив школу мастеров, он готовится поступить в заочный индустриальный техникум. Коммунисты познакомились не только с прошлым Переверзева.
В эти минуты они как бы вместе с ним заглянули и в его будущее. Николая приняли единогласно. Это был счастливый вечер. Николай шёл домой, минута за минутой переживая всё, что было на партийном собрании, - вопросы товарищей, свои ответы на них. На собрании он волновался. Если бы сталевары - коммунисты не знали его с того дня, когда, окончив восьмой класс, он пришёл в цех, то ответы Николая показались бы сбивчивыми. Николай вспомнил и то время, когда он впервые увидел мартеновскую печь. Это было несколько лет назад.
...Переверзев остановился перед печью. На него пахнуло жаром. Яркое знойное пламя ослепило его и заставило закрыть глаза. А когда он открыл их, то увидел, что печь начала клониться в его сторону, из открытого отверстия хлынула ослепительно белая масса. За его спиной раздался смех. Обернувшись, новичок встретился с хитроватыми, насмешливыми глазами бровастого паренька.
- Что, струсил? - спросил тот.
- Думал, что повалится...
- Нет, это я её наклонил. Наши печи так устроены. Нигде таких нет: качающиеся!...
- Это что, сталь? - спросил Николай. Сталевар снова засмеялся:
- Нет, это шлак... Когда сталь идёт, печь клонится в другую сторону. Хочешь, покажу? - спросил паренёк и показал.
Тогда же они познакомились. Николай с благодарностью вспомнил первую встречу с подручным сталевара Василием Тодоровым, с которым они теперь работали на одной печи.
... Вспомнилось, как он познакомился с парторгом. Тот работал крановщиком на разливочном пролёте. Придя в цех по направлению райкома комсомола, Николай включился в активную комсомольскую работу. Ребята готовились к комсомольскому собранию, и нужно было посоветоваться с парторгом. Начальник смены Фёдор Фёдорович привёл его в кабину разливочного крана и ушёл.
Парторг был занят. Николай видел лишь бритый затылок да широкие плечи. Не оборачиваясь, парторг попросил немного подождать. С высоты крана Николай смотрел на разливочный пролёт, где гигантскими свечами горели заполненные сталью изложницы, печи, но уже с той стороны, откуда идёт горячая сталь. К приёмке стали и готовился парторг. Сверху было хорошо видно, как, разбрасывая искры, горячий металл поднял над ковшом огненный столб. Донёсся гремящий звук, слушая который казалось, что внизу пробегает горная речка. Парторг оглянулся и сказал доверительно:
- Люблю этот момент. Кажется, держу ковш в руках и чувствую, как он наполняется и становится всё тяжелей и тяжелей... Вот принимаю сталь и мысленно распределяю, какой ковш куда: один на тракторы, другой на экскаваторы, третий на высотные здания... Весело, а? Ну, теперь рассказывай ты...
Николай до сих пор помнит тот первый разговор с парторгом. А сколько им приходилось беседовать, когда Николая избирали комсоргом цеха!... После каждой беседы с ним молодой комсорг обогащался новым партийным взглядом на жизнь.
Ни одна, даже самая крупная победа сталевара не избавляет его от новой борьбы.
Печь, на которой работал Переверзев, считалась комсомольской. На неё смотрели, как на образцовую. Вдруг дела пошли плохо даже у Николая, за которым утвердилась слава одного из лучших сталеваров цеха. Начались разговоры и о Николае:
- Захвалили парня...
Николай и сам знал, что такой разговор должен был возникнуть. Действительно, первая печь могла иметь лучшие показатели, если бы один из сталеваров, Вениамин Кореньков, работал хорошо. Работа сталевара коллективная. Каждую плавку, которая обычно длится более десяти часов, варят непременно два сталевара. Первую половину - один, вторую - другой. Те плавки, которые Николай варил с Василием Шкуропатом, были хорошие. Но когда он принимал плавку от Коренькова, она всегда затягивалась, потому что Вениамин допускал много ошибок. Николай часто с ним ругался.
- Ну, ладно... Подумаешь!... - отвечал Вениамин, глядя на Николая своими большими голубыми глазами сверху вниз; при этом его круглое румяное лицо не выражало ни огорчения, ни раскаяния.
- Как тебе не стыдно, - горячился Николай, - ты же подводишь нашу комсомольскую организацию! Ты виноват.
- Виноват, виноват... Ну и виноват!...
Веньку нельзя было даже рассердить. Высокий, нескладный, он на всё смотрел добродушно и наивно. Николай был знаком с ним ещё до завода. Они учились в одной школе и пришли на завод «Азовсталь» почти одновременно.
Дружить они в школе не дружили, но когда встретились в цехе, стали относиться друг к другу по - приятельски. На этот раз Николай сказал:
- Слушай, Кореньков, я добьюсь, чтобы на комсомольском бюро заслушали твой отчёт.
Николаю показалось, что на лице Коренькова отразилось беспокойство. Но через минуту он уже глядел по - прежнему безмятежно и говорил:
- А что я, комсорг, чтобы отчитываться?
- Ты комсомолец, - сказал Николай сердито.
- Я рядовой, - пробурчал Кореньков, - я в знатные, как некоторые, не лезу».
- Очень плохо, - сказал Николай, - что ты не стремишься стать знатным.
Комсомольцы собирались дружно. Кроме членов бюро, на заседание пришли из заводского комитета комсомола, комсорги групп, подручные Переверзева и Коренькова; заинтересовались отчётом комсомольца парторг и начальник цеха. Сам Кореньков пришёл, когда все были уже в сборе. Серьёзные лица товарищей произвели на него сильное впечатление. Войдя в помещение, он в нерешительности остановился у порога.
- Проходи к столу, - пригласил его Николай.
Вениамин снял фуражку и как-то боком, не глядя на товарищей, прошёл вперёд. Когда ему предоставили слово, он поднялся неохотно.
- Пусть уж лучше он говорит, - и кивнул на Переверзева, - всё равно ведь ругать будете... Пусть он и начнёт.
Все засмеялись. Даже его собственные подручные поглядывали на Коренькова насмешливо. Работай он по - настоящему, им бы тоже не пришлось краснеть за свои плавки. Слава сталевара была бы их славой. Они завидовали подручным Переверзева, которые зарабатывали хорошо. Если в газете пишут о Переверзеве, то обязательно назовут и его подручных - Василия Тодорова, Константина Михальчука, Леонида Казьмириди. А с такими, как Кореньков, куда попадёшь? Разве что в цеховой «Крокодил». С мест зашумели:
- Отчитывайся, Кореньков!
Кореньков продолжал молчать. Ему действительно было бы легче, если бы разговор начал Николай. Пусть бы отругал, пусть бы упрекнул за многие недосмотры, пусть бы пригрозил выговором, было бы легче выслушать всё это из чужих уст, чем судить самого себя, а ребята именно этого и требовали от него. Но ведь трудно посмотреть на свою работу со стороны и определить, что в ней плохо, а что хорошо.
- Ну, ладно, - начал он тихо, - буду говорить... Я не понимаю, почему я должен быть, как Переверзев. Допустим, он работает лучше меня... Ну и пусть! А если я не могу быть таким же?!
Представитель комитета комсомола спросил:
- А какое у вас образование?
- Такое же... Мы с Переверзевым учились в одной школе. Потом я в сорок седьмом году окончил ремесленное училище...
- Тогда почему же вы не можете работать, как Переверзев?
Кореньков покраснел, начал было что - то говорить, но запутался и замолчал. Потом поднял своё раскрасневшееся лицо, посмотрел на всех добродушными глазами, махнул рукой и сказал с детской обидой:
- А что он всё время лезет меня учить? Начальник цеха, наблюдавший за Кореньковым, спросил:
- Может быть, Переверзев придирался к вам? Может быть, он ругал вас несправедливо?
Но, к удивлению всех, Вениамин, немного подумав, ответил:
- Нет, он ругал меня правильно. Только мы просто не сработались.
Пока Кореньков мялся, Василий Тодоров нетерпеливо хмурил свои чёрные брови, видимо, намереваясь высказаться:
- Я скажу о себе.
- Вот, оказывается, кто любит отчитываться - то! - сказал подручный второй печи и засмеялся.
- А ты не хихикай, - ответил Тодоров, - случай с Кореньковым относится ко всем... Каждый должен посмотреть на себя. Вот я и посмотрел. Когда Переверзев только - только пришёл на завод и начал сколачивать нашу организацию, я уже был подручным, я, можно сказать, первый начал рассказывать ему про печь... А теперь он настоящий сталевар, а я ещё подручный. Думаете, не обидно было? На себя обидно очень, а на него нисколько. Начал работать с ним и понял, что я не доучился ещё. И он меня по - настоящему учит. А ты, Кореньков, как учишь своих подручных? Никак!
Парторг взял слово лишь тогда, когда все комсомольцы высказались. По его суровому лицу было видно, что он хочет сделать серьёзные выводы.
- Слушал я Коренькова, - начал он тихо, - и мне стало обидно за него. «Я не могу быть таким же!» - сказал он. Мы уважаем труд и ценим человека за труд. Что значит - знатный человек? Это такой человек, который своим примером ведёт за собой отстающих, это такой человек, который даёт стране для её великих строек сотни и тысячи тонн сверхплановой стали. Вот в чём ценность знатного человека! И в что комсомолец должен быть примером для молодёжи в труде и в быту. Устав как раз и нацеливает на то, чтобы все вы были передовыми...
Крепко досталось Коренькову. Николай предложил попросить начальника цеха Лепорского, чтобы на время отстранили Веньку от обязанностей сталевара. И Переверзев не удивился, когда однажды разжалованный сталевар подошёл к нему, неловко пригладил свой пшеничный чубчик и сказал:
- Знаешь, Николай, вот вернусь в сталевары, непременно тебя перегоню. Мы с тобой ещё посоревнуемся...
Не прошло и полгода, как Кореньков сдержал слово.
... Один из героев писателя Константина Федина когда - то жаловался на то, что он всю жизнь старался попасть в круг больших событий и не мог: его всегда отмывало, относило в сторону. Какая - то чудовищная центробежная сила, действовавшая до революции, настойчиво отбрасывала его на задворки жизни...
По-иному складывалась судьба молодого советского человека Переверзева. С тех пор, как он пошёл в школу, его всегда тянуло вперёд, в круг интересов и событий всё больших и больших. Когда думаешь о части целого, всегда думаешь и о целом. Беспокоясь о делах своей мартеновской печи, о делах цеха, Николай беспокоился об успехах всей нашей металлургии. Выдавая десятки тысяч тонн сверхплановой стали, молодой сталевар помнил о той великой задаче, которую поставил перед сталеварами товарищ Сталин, - давать в год шестьдесят миллионов тонн стали, чтобы гарантировать страну от всяких случайностей. Он понимал, что каждая скоростная плавка, выданная им, - это его личный вклад в дело мира. Но плох тот коммунист, который думает только о своих личных успехах. Николай всегда помнил сталинские слова о том, что в работе надо догонять лучших и добиваться общего подъёма.
... В цехе усложнилась технология. Даже опытные сталевары в первое время начали сдавать свои позиции, зато Кореньков работал быстро и хорошо. На его личном счету появились тысячи тонн сверхплановой стали. Однажды он даже перегнал бригаду Переверзева. Тот встретил Вениамина и пошутил:
- Как это ты? Бывало, с простым чугуном еле справлялся, а сейчас чугун трудней, а ты жмёшь...
- Тоже вспомнил! - ответил Кореньков. - Чугун - то был простой, а я ещё проще. Теперь я тебе спуску не дам...
Иногда Коренькову казалось, что стоит ещё немного поднажать, и он закрепит свою победу над Переверзевым. Но тот, в свою очередь, делал новое усилие - и Веня снова оставался чуть - чуть позади. В разгар этого настоящего соревнования, поддержанного другими, Николай, по выражению Вениамина, вышел «из игры». Начальник цеха Владимир Лепорский назначил его мастером блока.
Николаи дал согласие не сразу. Как сталевар он был известен на заводах Юга. У него накопился большой сталеварский опыт. А как мастеру ему нужно было всё начинать сначала: осваивать новую работу, завоёвывать авторитет. Лепорский понимал, что тревожило Николая.
- Но ты, Николай Васильевич, вот что учти, - сказал он, - быть хорошим сталеваром тебе легко, а стать хорошим мастером труднее. Под твоим руководством будут работать четыре печи, четыре сталевара... Сделай их скоростниками! Передай свой опыт другим, и тогда твои сталеварские знания не пропадут. Я ведь говорю с тобой, как с коммунистом...
Николай внимательно следил за доводами начальника цеха и с каждым его новым словом убеждался, что он прав, что держаться за старые успехи и бояться новых трудностей не в правилах коммунистов.
- Подписывайте приказ! - ответил он решительно.
ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ
*
Журнал "Смена". 1953. - №8. - с.3-5