ПРОЛОГ
ПРЕДЧУВСТВИЕ ОКТЯБРЯ.
Город. Сгустились сумерки.
Пляшет мужик в прострации.
Гул от племен кочующих
слышится всё сильней.
Будет эпоха новая!
Новой мужик формации
С фрейлиною танцует.
Дым идёт от степей.
Пляска святого Витта.
Мучится поп падучею.
Кто там в окно уставился?
Это не ты, Гапон?
Слушайте, люди, радио.
Кабак – от случая к случаю.
Водкой ты Русь, умытая.
Колоколов трезвон...
Бомбы пакуйте в ящики,
головы – в заповедники.
Снова гробы раскроются.
Выкарабкайся, Иван!
«Гойда!»–твоих опричников
кормит твоих наследников
Жаль, что они зарезаны.
(Новый составлен план!).
И ты, Петруша голенький,
будут с тобой безумные,
Там, где сейчас ты паришься,
всех ведь времён врачи.
Там париком не прикроешься.
Речи твои заумные
Здесь отдаются эхом...
Зубы идём лечить.
Взрывы ползут траншеями.
Цареубийцы – отрядами.
Космос пугать сверхновыми
не будет – эпоха комет.
Кто там бородатый ходит
кладбищенскими оградами?
Сторож апокалиптический,
сколько тебе тыщ лет?
Что ворошить в муравейнике
палкою все забытое,
Если Емелька известный
сам немку-жену имел?
И по дома недостроенным:
«Даешь мужика немытого!»
Клич раздается студенческий.
Глаз мой стеклянный цел.
Знаю, как все случается.
Стол сам собой накроется.
Завтрак, обед и ужин.
Первый прошёл этап.
Скачет кровать Гришкина.
Никки дурманом колется.
Мама кушает сладкое.
Смеется печник-арап.
1
Все броненосцы–вдребезги.
Все портреты–расстреляны.
И харакири последний
японец не делает натощак.
И открывается завеса.
Въезжает коляска Ленина.
И на Камчатку внештатную
накладывается ГУЛАГ.
Экзотика: село Покровское.
Жители разбегаются.
В руке – «Капитал», как Библия.
На стенке – Маркс с бородой.
Прорубь клокочет чайником.
Отечество развлекается!
Да здравствует наш царь-батюшка!
Да здравствует граф Толстой!
Горемыкины, Протопоповы,
и прочая живность во двориках
Подают в отставку бумажную,
жгут ненужные паспорта
К отреченью – печать и подпись.
Разводить теперь можно кроликов.
Американская, Василий Витальевич,
пароходом плывет мечта!
Вот идут к матросам кочевники,
люди диких степей – с иконами.
Пулемётные ленты - крест-накрест,
пусть обвяжутся как Христос.
Все нагайки казачьи брошены.
И слова для солдат – патронами.
И эпоха дождя настала,
если смеху не быть без слез.
2
Дайте хлеба нам галилейского!
В душах сумрачных – гром, ненастие.
Евхаристия в горло не лезет без вина
(ждите смутных дел!).
Дайте хлеба, вина... и зрелищ.
А отведав святого причастия,
Причаститесь к общему делу,
вкусив мяса от массы тел.
Группировки, фракции, партии.
Вавилонское столптворение!
Анархист отпустил себе волосы.
Рядом с ножницами – большевик.
Прикурить от шнура бикфордова?..
И тогда вдруг вспомнили Ленина.
Ленин прибыл. Вагон пломбированный.
И у входа его – броневик.
Милюковы, Родзянки, Гучковы,
да! – колодцы забиты трупами
Всех идей провалившихся в Опере,
где Шаляпин для нас поет.
Может, слушая поступь жуткую,
и за конскими прячась крупами,
Бонапарт Александр Феодорыч
сам спасательный вяжет плот.
А в Разливе – шалаш березовый,
сидит грустный Ильич и хмурится.
Сколько стоит листок кленовый? –
хитро щурится бородач.
Все разогнаны демонстрации.
Пули птицей снуют по улицам.
И любой флаг облит чернилами.
Идет мрачный кабан-секач.
И плюются деревья листьями, –
гнев на осень ту буржуазную!
Вместо листьев – погоны брошены,
дворник Клим их метет, как сор.
Это скользкое дело, товарищи,
на Европу глядеть из Азии!
Но обратно не стоит тоже.
Прекратить осенний террор!..
Генерала стащили с лошади,
молока чтоб отведать конского.
И стоит здесь рать куликовская,
а над нею – трехцветный стяг.
Я вчера был повесой-Каином,
в кабаке дщерь поймал вавилонскую,
И она мне с насмешкой молвила:
«Немцам Русь продаю за пятак!»
В Смольном Троцкий, Зиновьев, Каменев
обсуждают планет движение.
В парике и с больными зубами
звезд Ильич видит круговорот.
Гражданин Романов бит в карты.
Между тем уже в положении
Институт девиц благородных.
В каждом зеркале виден черт!
Темной ночью «Заря» появится.
Для ристалища – место ровное.
Легионы штурмуют небо.
Дан вселенский эксперимент!
Не желаем слушать астрологов!
Катапульты стреляют бревнами!
Бросим в будущее якорь,
как нас Новый учил Завет.
3
Хорошо смеется последний.
Ну, а первый потом расплачется.
И кибитки стронулись с места.
И Царь-колокол вновь разбит.
Всем отныне питаться воздухом! –
в сто каком-то декрете значится.
Бело-красный, зелено-черный...
И получит звонарь гастрит.
Опрокинут Тобольск в геенну.
С Чашей Гнева идут язычники.
Потерявши точку опоры,
вся Вселенная – на кресте.
Разгулялись стальные ветры.
Гей, станичники! Гей, опричники!
В ВэЧека, в контрразведку? –
Люди! Все мы – братия во Христе!
Остановит великое множество
Фермопилы, как в Древней Греции.
Нас частями зароют в космосе,
коль прикажет то Совнарком.
Передай же, путник античности:
остановлена интервенция
Букварей, помады и джинсов.
И становится кровь вином.
В Рим вели дороги когда-то,
а теперь кончаются стенками.
И заря красивая алая
всё не может никак взойти.
Одиноко молясь на кладбище,
мы согласны с плохими оценками.
Старик – вестник Апокалипсиса,
тебе от нас не уйти!
В кабинете вороны каркают.
И сражение надвигается.
Но уж все догола раздеты –
Деникин, Врангель, Колчак.
Служащий банка – Горький.
Иосиф Прекрасный старается
Спасти от Крестителя Феликса
пару бездомных собак.
4
Коммуниста-антихриста взяли
и готовят ему крещение.
Перекрестит веревка шею.
Ну, а гвозди вбивают в лоб.
Кто согласен распяться идеей,
сам с собой обрести прощение?
Я за то, чтоб уснуть навеки,
ведь проснувшись увижу гроб.
Где допрос мудрецов сионских,
в контрразведке хрустевших ребрами?
Пентаграммы в умах горели,
пять углов – света пять сторон.
Все искатели счастья – к звездам!
И не будьте такими добрыми,
И не будьте такими злыми,
колокольный услышав звон.
Поломайте меч нарисованный!
Перережьте мне горло бритвою!
Отстоим Петроград от немцев!
Отстоим от своих Кронштадт!
Все – в нездешнем огне. И все же,
насладившись последней битвою,
Отдадим, как один мы, жизни,
и, воскреснув, придем назад.
Англичане, японцы, поляки
(грудь в огне от святого пламени!)
К нам пришли, как из анекдотов,
выжигать на груди звезду.
Ну, а мы им поможем свастикой
пыль грядущего не за нами ли?).
Нет двухглавых орлов, но все же
башни красные на виду.
Загоняют последних в море.
Совершается невозможное.
На коне – Василий Иванович.
С красным флагом – угрюмый Щорс.
Но спрошу:куда подевали
недостряленного заложника?
И куда податься еврею? –
это главный теперь вопрос...
ЭПИЛОГ
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ.
За трибуной петля качается
перед носом у Генерального.
Секретарь Генеральный весел.
Задом пятится красный рак.
Ордена бубенцами звякают.
От обряда уйти сакрального,
Освященного серпом-молотом,
невозможно ему никак.
Генеральный закурит трубку,
скажет речь он о культе личности.
На арене сегодня – рыжий!
Это дело большое – цирк!
Говорит, что осталось мало
пионерской былой героичности.
И несется на красную свитку
страшный белогвардейский бык!
Секретарь Генеральный любит
игры в «кошки-мышки» и в салочки.
Скачет бодро вкруг лупанария,
спотыкаяся на словах.
Только скипетр жиды украли,
а сломав дирижерскую палочку,
Не починит он холодильник,
пробивая туннель в горах.
Он бросает словами-гирями,
а на завтрак кушает сладкое.
Сын-очкарик, отличник временный,
обожает своей дельтаплан.
Положите в мой кофе сахар,
если речи струятся патокой
Перестроим все туалеты!
«Капитал» – это мой Коран!
Мы взрываем вершины звездные!
Пароходы плывут в Америку!
И с противным железным скрежетом
выезжает на площадь танк.
Потеряв игрушечный мячик,
Генеральный сидит в истерике,
А над Белым Домом, как водится,
развевается красный флаг.
«Воронок» вновь доставит черный
прямо к опере Генерального.
Выйдет, новый прицепит орден
и направится в белый зал.
«Принимайте в ломбард распятия!
Уголка нет исповедального?
Сторож кладбища ищет выхода
в помещеньи кривых зеркал...» –
Так он скажет, прикажет, высечет
на камнях, на стекле, на мраморе.
От заводов, давно заброшенных,
нарастающий слышен гул.
Я молитву прочту о пуле,
что всегда находилась в фаворе.
В обожженною стужей спину
вдруг уперлись тысячи дул...