Обжигает горло, свинец как залитый,
Прямо в глотку, мерзкое пойло.
Я в конец, дружище, забитый.
Отвратительна мерзкая мойра.
Жизнь в эпоху царя-коленвала,
Где у техники власть самодержца.
Там, где жизнь не прожить без стакана.
Остротой, где пугают перца.
А изгой отсеченный от мира,
Он идет по указке мойры.
Он зловонней зеленого сыра.
Он быстрей быстроходной соймы.
Горло жжет горький дым изгнания,
Слаще он туйона абсента.
И атмана слаще познания.
И прекрасней Дали мальберта.
Проникает в меня будто гневный.
Терпкий яд, как петлю накинул.
Душит он и родной и бедный.
Лоно музы широко раскинул.
А отрава стремится по жилам.
Разъедает нутро как щелок.
До еды мою руки с мылом,
И пугаюсь я пыльных полок.
Кипячю я воду, боюсь заразы.
Страшно мне получить на старость.
Полюбил я ночные показы,
И ночную беспечную младость.
Так люблю я познания мира,
Я судил, что другие хуже.
Но я счастье не вижу без пира,
Каллиопа у каждого мужа.
Спирт, табак-мои боги на веки,
Вы мне дали надежду и веру.
И когда я заштопаю
веки.
Я познаю в абсенте меру.
Мерзкий яд, нет отвратней, ужасней.
Жидкой гадости-чистый спирт.
Ничего нет над нами всевластней,
Чем бесчисленны числа пинт.
Чем прекрасный-ужасный спирт.