в соленом небе выход к Буонаротти,
выплеск подгрудно-глоточный,
чтобы заново задышать,
ты замер как вкопанный
в центре на повороте,
нарушая предписанное,
не скрыться, не убежать.
из-за молочной пенки
рвётся вино золотое,
пьяный от радости,
забыв про зелёный свет,
стоишь, и из-под лопаток
стреляет живое,
то, чему ни названия,
ни антонима в свете нет.
чище этого только Сибирь меж сосен,
только уран в своей первозданной сини,
взгляд кавказского горца – упрям и грозен,
что-то, чего не почувствуешь
ни на одной картине.
этого неба в городе мало,
как правды в прессе,
этого неба достойные
спят в подвалах,
Боже, под этим небом
плыл легендарный крейсер,
и золотая тучка тоже под ним ночевала,
с этого неба капал
ливень на Брестскую крепость,
с этого неба однажды спустился Гагарин,
всё это рядом вдруг обрелось, воспелось,
в это небо дымил
вместе с заводами Сталин,
а ты, как неморожденнный,
как рыбья гортань, не зная,
в кого и во что влюбленный
под звуки людского лая,
стоишь под стоградом окон,
под маленькой, злой столицей,
ломаешь нагрудный кокон
прекрасного острой спицей,
и всё это, всё – под небом,
чертог твоего острога,
в котором немного хлеба
и никого,
кроме Бога.