Царь окрошку с рыбой ел,
Рядом Кот Баюн сидел:
«…А кобыла ночью тёмной
Стала вдруг змеёй огромной;
В темноте, подобно татю…»
«Может, про кобылу хватит?!
Спел бы, что ли?» – «Ру-ру-ру!
Вышли рыбы поутру…
Мяяяуууу! Плохо с головой!!
Это всё Добрынька твой:
Бил клещами, сёк прутами…»
«Разве можно так с котами?!»
Царь в серебряную плошку
От души налил окрошку:
«Кися-кись! Иди, Баюша!
Вот окрошечка, покушай…
Есть севрюга, осетринка,
С молоком большая крынка;
Вот – налью сметаны в миску.
Эх, замучал, изверг, киску!»
Для Баюна в краткий срок
Был построен теремок:
Расписной, резной, нарядный,
Для души и глаз отрадный.
В дом Добрыня возвратился.
Долго, истово молился,
За спасенье клал поклоны
В местном храме у иконы;
Марья в церковь с ним ходила,
Бога об одном молила:
Чтоб закончились напасти,
Чтоб спокойно жили в Счастье.
Не судьба – царь был упёртый:
День всего лишь на четвёртый
Царский прискакал гонец,
Срочно вызвал во дворец…
Царь сидел, хлебал окрошку.
Отложив златую ложку,
Взял салфетку, развернул,
Вытер губы; да смахнул
С бороды куски редиски:
«Лекарь был вчера у киски,
Как его?.. Етеринар…
У Баюна бред и жар:
Бает только про кобылу.
Съел телёнка через силу;
Петь не может – шибко болен».
Ясно… Повод! Не доволен.
Что же дальше, в чём подвох?
«…Мой Баюша очень плох!
Как ты мог?! Ведь редкий вид!
Англичанин Джеральд Смит
В свой Лондон депеши шлёт:
"Был замучан редкий кот!"
Ишь, лупил! Он что, железный?!»
«Оклемается, болезный…»
«…Елеграмма из Лондона:
"Нет у вас в стране Закона!
С возмущеньем от расправы,
Звероведы всей державы…"»
* * *
В дом Добрынюшка вернулся.
О порог ногой запнулся:
Ноги-то… не держат тело! –
Эко, от царя влетело!..
Лбом к иконе прислонился,
Были б силы – помолился.
«Помоги, Святая Сила!..»
Марья блюдце уронила;
Раскололось, зазвенело…
Рот прикрыла, побледнела:
«Что?!» – «Прости, душа моя.
Не исполню службу я…»
Ночь легла. Сгорел закат.
В тишине уснул посад;
На простор небесных волн
Востроносый вывел чёлн
Месяц, ясный, ледяной...
Звёзды, тихо, по одной
Проявляться в небе стали –
Свет пролили, заблистали…
Спал Добрыня, спал тревожно;
Марья вышла осторожно
На крыльцо. Платок достала.
Им взмахнула, зашептала:
«Отнеси меня, платочек,
На далёкий бережочек,
Что на Острове Буяне
В синем море-океане!..»
Краткий миг – и очутилась!
Ночь над островом сгустилась.
Тишь повсюду и покой…
Месяц, – лишь подать рукой,
Даже можно дотянуться!..
Светлячки летают, вьются...
Дуб средь Острова стоит,
Чёрный Ворон чутко спит.
Как заслышал, встрепенулся,
Вздрогнул будто отряхнулся,
Глазом матовым блеснул,
Набок голову нагнул:
«Маррья! Маррья! С чем прришла?»
«Я давно здесь не была...
Ты прости, что в этот раз
За советом в поздний час».
Каркнул Ворон: «Никогда
Не ходил никто Туда;
Кто пойдёт – не возврратится!..»
«Помоги мне, чудо-птица!»
«Я бы рррад!.. Не обессудь:
В это место знает путь
Лишь старруха, что живёт
В Синей чаще, у болот, –
К ней уходят все пути…»
«Подскажи мне, как найти
Средь лесов старуху эту?»
«Вот перро! По белу свету
Лёгким пухом полетит;
В ночь – дорррогу осветит...»
Взмах крыла, – перо слетело,
На ладошку Марьи село…
* * *
Путь-то был совсем неблизкий.
По лощине ехал низкой,
Дождь прошёл, полна водой;
Конь был крепкий, молодой,
Не сбоил, не спотыкался,
Третий день без сна держался!
Время дорого, в обрез!..
Миновали Ведьмин лес,
Гадью топь, Собачий ключ…
Крупный дождь пошёл из туч:
Враз дороги поразмыло,
И перо к земле прибило…
Долго лило. Ждать пришлось.
Лишь ненастье унялось,
Был в седле Добрыня снова:
Резвой рысью вороного
За пером во след пустил;
Месяц в небе отсветил,
И растаял… – рассвело...
Солнце красное взошло!..
Спал туман… И лес вокруг –
Сосны, ели, топи, луг –
В синем цвете утонули,
Словно в небо их макнули!..
И перо вдруг синим стало.
Завертелось, встрепетало,
В буйном вихре понеслось;
Подгонять коня пришлось,
И не рысью, – а галопом
Понеслись по узким тропам;
Конь стрелою полетел,
Только воздух засвистел!..
Вот поляна им открылась:
Дом стоял, труба дымилась.
Ох, чудной была сторожка –
Теремок на курьих ножках…
«Повернись! К хозяйке дело!»
Тут избушка заскрипела,
Неохотно повернулась…
Вмиг оконце распахнулось,
В нём старуха, фыркать стала, –
Эко, бабку разобрало:
«Фу-фу-фу! Почуял нюх
Очень близко русский дух!..
Как достану колотушку
Да обрушу на макушку, –
Будет, будет мне, милок,
С добрым молодцем пирог!»
«Не шуми, бабуль. Не нать.
Можешь фыркать да пугать, –
Мне не страшно». – «Фу-фу-фу!
Развелось отважных. Тьфу!..
Помню, фыркнешь – прочь бегут;
Эх, испортился весь люд:
Ни Баюна, ни Кащея,
Ни меня, Ягу, ни Змея
Не боятся люди ныне…
Звать-то как тебя?» – «Добрыней».
«Что ж за имечко такое?
Назовут же с перепоя…»
В дом Добрыню пригласила.
Стол скатёркою покрыла
Да расставила харчи:
Квас черничный, калачи,
Утку, белые грибочки,
Медовуху в малой бочке;
Сел за стол, неспешно ел,
Всё убранство рассмотрел
Незатейливой избушки…
Чисто было у старушки:
На стене грибы да травки,
Чёрный кот лежит на лавке.
«Вот, милок, в сметане рыба».
«Вкусно, бабушка. Спасибо».
«Фу-фу-фу! Ты ешь, милок!..
Не видала долгий срок
Я гостей, почти уж год;
Леший, разве что, зайдёт, –
Стар он, глух на оба уха...
Эх, забыта я, старуха!..
Хорошо хоть, ты зашёл, –
Привело-то что, сокол?»
Вот и случай – о причине
Задан был вопрос Добрыне.
Слушала, вздохнула тяжко:
«Да за что тебе, бедняжка,
В двадцать семь Туда идти?!
Ты, милок, меня прости,
Но ваш царь башкой увечен;
Глуп, жесток и бессердечен, –
Нет пути потом обратно!..
За Конём пришёл? Понятно…»
«Что запросишь?» – «Да немного:
Доски стёрлись у порога,
Дом скрипит, лишь повернётся;
Новый ворот для колодца…»
Инструменты, благо, были.
Отряхнувши их от пыли,
Просьбу выполнил старушки:
Заменил порог избушки;
Дальше дело было в малом:
Смазал дверь и ставни салом.
Пригодился жир барсучий, –
Втёр его на всякий случай
В основанье курьих ног…
«Отскрипелся, теремок!
Что ещё? А-а, ворот новый».
Смастерил. Резной, сосновый.
«Ох, порадовал старушку!
За колодец, за избушку
Мой подарок – Лебедь-Конь:
Через воду и огонь,
Сквозь любую из преград
Пролетит, вернёт назад…»
Привела Коня. Красивый:
Белоснежный, златогривый,
С гордой статью лебединой
И в крылах, и в шее длинной;
Под седлом, в уздечке новой,
Златом вышитой, парчёвой…
Час настал сменить коня:
«Вороной! Прости меня!..
Но пора мне взять другого», –
Крепко обнял вороного…
Сел на белого, что снег;
Конь послушно взял разбег,
И легко взмахнул крылами:
Над лесами и долами
Полетели, – прямо ввысь!..
Через дымку пронеслись
Облаков. И Конь чудесный
Ввёз Добрыню в Рай Небесный.
Часть пятая http://www.stihi.ru/2015/09/16/1721