Не спалось. Клопы заели.
Проворочался в постели
До утра, лишь час поспал;
Вон, – и руки расчесал
До крови. Зажрали, твари!..
Тридцать лет при государе,
Хоть бы, терем даровал!..
Сел на ложе, позевал;
Всё, – на службу собираться:
Стал неспешно одеваться…
Повозил по каше ложкой, –
Съел телятинки с картошкой.
Эх, Степаша!.. Старый пень!
Так и будет каждый день, –
Служба… Аки пёс цепной;
Воскресенье – выходной…
Царь-то наш башкою слабый:
Пообщался с ентой бабой –
Стал кропать стишата сразу;
Взять за косу бы, заразу,
Да об стенку бы морденью!..
Государь, а разной хренью
Занимается… все дни, –
На уме стишки одни!..
Вызвал нонче, говорит:
«Муза что-то всё хандрит,
Да Пегас не скачет прытко;
Ты послушай…» Ох, и пытка!
Взял очки, открыл тетрадку,
Стал читать свою стишатку,
О любви-с белиберда...
Ну а денешься куда?!
Про цветок читал, стручок,
Али, может, кабачок, –
Не запомнил ентот бред…
«Как стихи?» – «Орёл! Поет!»
Засиял надёжа вмиг!
Нацепил на плешь парик,
Собираться начал с жаром:
На усы фиксатуаром
Прыснул – вроде, закрепил;
Декалоном покропил
С головы до самых ног...
Рядом аж стоять не смог, –
Вонь такая, нету сил!..
Помнится, клопов травил:
Так же пахло… Кот забрался
От соседей, – изблевался…
Царь в посад велел вести.
Бормотал всё по пути,
Повторял свою стишонку, –
Енту плоскую бабёнку
Собирался охмурять...
Дурень старый! Козырять
Нужно здесь иным предметом;
Что важнее в деле ентом? –
Деньги, блага посулить;
Бабью похоть распалить…
А стишки для баб да вздохи,
Что слону собачьи блохи!..
Прикатили. Вышла цаца.
Царь краснеть да заикаться,
Да читать стишатку сходу;
Та – молчит, скривила морду:
Мол, не нужен ты, постылый.
Царь, с удвоенною силой,
Декламировать стишок…
Дочитал, и так изрек:
«Муж-то твой не возвратится,
Ты, считай, почти вдовица;
Пожениться нам не грех…»
Сам весь красный, просто смех!
Поумнее начал парить,
О дворце своём гутарить:
«Заживёшь со мной богато,
Есть да пить начнёшь со злата;
Пастила да крэм-бруле –
Всё возникнет на столе…»
Что нашёл надёжа в ней?
Ни фигуры, ни грудей…
Я скучал, смотрел на дом:
Эх, жилось как славно в нём!
И клопы не докучали, –
Высыпался хоть ночами...
Царь ей долго песни пел:
«Двадцать лет как овдовел,
А вдовство такая штука –
Каждый день тоска да скука;
Без тебя мне жизни нет.
Стань царицею, мой свет!
Обогрей; развей печали…»
У меня аж уши вяли, –
Царь-надёжа! Не годится
Перед бабой так стелиться:
Ты ж мужик, не размазня…
Эх, в атаку бы меня!..
А моща-то ента – дура!
Выслушав, сказала хмуро:
«Что ж ты каркаешь, воронишь,
Добра молодца хоронишь?
Пятый день всего пошёл.
Возвратится мой сокол…
Ну а если… не вернётся, –
Мне одно лишь остаётся:
В монастырь уйду навечно».
Да-а, отшила безупречно!..
Развернулась, в дом ушла.
Вот тебе и пастила!..
День на службе скучным был:
На базар сперва сходил, –
Слух был, дескать, продавали
Там турецкие пищали…
Чушь! Откуда взяться им?
По рядам прошёл мясным:
Шпик, корейка... брать не стал;
Вытер слюни, помечтал…
Днём прислали казнокрада;
Повелел отправить гада
Сразу в пыточный приказ, –
Для такого в самый раз…
Шёл со службы в свой клопешник.
Так и буду, старый грешник,
Жить с клопами, бобылём!..
Как-нибудь, а проживём…
Шёл домой по переулку
Да жевал пустую булку, –
Взял две штуки за полушку;
Счас приду в свою избушку,
Съем телятинки с хренком,
Кислым всё запью кваском,
Чуть с клопами повоюю, –
Ну а там на боковую…
Вон, за лавкой зеленной
Должен быть домишко мой;
Даже – будка, слово "дом"
Применимо к ней с трудом.
Что такое?.. Что за шутки?!
Нет моей клопиной будки!!
Это что ж – за день снесли,
Да и терем возвели?! –
Трёхетажный, золочёный,
Расписной, резной, точёный.
На крыльцо, дубасить в дверь:
«Гады! Жить-то где теперь?!»
Поискал табличку взглядом.
Вот она, у двери, рядом, –
На доске всего три слова:
«Домъ Степана Сапогова».
Раз прочёл, второй. Откуда?!
Это просто… Божье Чудо!..
Распахнулась дверь сама! –
Видел прежде терема
И внутри бывать случалось;
Но такого – не встречалось!
Не дождался от надёжи…
«Господи!.. Спасибо, Боже!»
* * *
Снился сон царю приятный.
Ох, чудесный! Ох, занятный!
Что гостит он, как ни странно,
У османского султана:
Во дворце восточном, чудном,
С дивным садом изумрудным;
Бьют фонтаны, свежесть плещут,
Золотые рыбки блещут
Чешуёй в прудах садовых;
Средь листвы дерев плодовых
Распевают птицы песни…
Не увидишь сна чудесней!..
Царь с хозяином-султаном
В зале пышно разубранном
На полу кальяны курят,
От блаженства очи щурят;
Выдыхая дым потешно,
Разговор ведут неспешно:
«Как считаэшь, друг Иван, –
Говорит царю султан, –
Что эсть Счастье? Я нэ знаю;
Всё имэю, что жэлаю.
За полсотню с лишним лэт
Нэ могу найти отвэт…»
Государь, надёжа наша,
Отвечает: «Сулеймаша,
Непростой задал вопрос;
Тоже думал и всерьёз, –
Что есть Счастье? Знаю ныне:
Счастье было у Добрыни…»
«Я нэ понял. Счастье – в чём?»
«Честно шёл Своим Путём».
Сулейман нахмурил бровь:
«Я тэбя нэ понял вновь, –
Хоть пытай, хоть рви на части!
Для тэбя-то что эсть Счастье?»
Не оставить без ответа.
Государь вздохнул на это,
Так сказал: «Казалось мне,
Счастье в молодой жене, –
В Марье». – «Что жэ в нэй такого?»
«Не могу найти и слово,
Лишь завижу – сердце бьётся;
Речь стихом прекрасным льётся:
"Марья! Марья! Ты сорви
Мой цветок большой любви!"
Только, правильно пойми…»
«Фирдоуси! Низами!..»
Вошли турки, на пол сели,
Забренчали, задудели;
В зал вбежало шесть девиц,
Чуть одетых чаровниц, –
И в нескромном ритме танца
Стали виться, изгибаться,
Обнимать себя руками,
Голыми крутить пупками…
Царь смотрел – позор какой!
Жуть! На пир бы званный мой
Набежали б так срамницы…
«Это… жёны?» – «Танцовшицы».
Сулейман и не смотрел, –
Пил вино, с подноса ел
Пахлаву да кадаиф;
Вдоволь скушав да испив,
Рот утёр шелковым платом:
«Мой гарэм слывёт богатым,
Много жён… Пять сотэн их,
Пышнотэлых да худых…
У тэбя-то – эсть гарэм?
Нэту? Бэдный ты совсэм!
Счастье – шёл Своим Путём?
Знаэшь, что?.. Вставай, пойдём».
И пришли в далёкий зал.
Толстый евнух прибежал,
А вернее, – прикатился;
Церемонно поклонился…
«Что сэгодня? Нэ орут;
Нэ шумят? Волос нэ рвут?»
«Тишина, уже день пятый», –
Пропищал кастрат мордатый;
Царь на евнуха смотрел:
Эк, раздулся, раздобрел!..
Сам, как баба – морда, зад,
Глаз не видно, чуть блестят.
«Значит, так: пусть жёны всэ,
В полной будучи красэ,
Лучший свой надэв наряд,
По линэйкэ встанут в ряд...»
«Поимённо знаешь всех?»
«Скажэшь тожэ! Просто смэх;
Я нэ тронулся с ума!..
Ну, – Гюльнара, Фатима,
Гэнриэтта да Жоржэтта…
Да зачэм мнэ помнить это?!
Выбирай! Подарок мой.
И живи с младой жэной!..»
Дальше сон чудесный снился.
Евнух снова поклонился,
Распахнул ворота в лалах:
Бьют фонтаны в гротах малых…
Пальмы… Да лианы вьются;
Водопады с шумом льются…
Запах пряностей, цветов,
Благовоний и духов...
Царь вдруг замер на пороге,
Шаг ступил – не держат ноги;
И промолвил, на пол сев:
«Сколько женщин здесь и дев!»
Всё вокруг во сне прекрасном
Стало смутным и неясным,
И дворец поплыл, качнулся…
Девы… Лица… Царь проснулся.
«Сон – а всё, как наяву!..
За все годы, что живу, –
Сна чудесней не смотрел…»
Позвонил. На ложе сел.
Мигом слуги подлетели:
Батюшку-царя одели, –
Скоро, ловко да привычно;
Дальше – было необычно…
Чудеса сплошные были!
Поклонились, сообщили:
«Будет завтрак вместо чая;
Так царица молодая
Повелела». – «Кто?!» – «Царица».
«Это что, по-новой снится?..»
Ущипнул себя невольно:
Нет, не снится. Правда, больно!
Значит, сон-то правдой был –
У султана он гостил!..
«Что же это?! Кто помог?
Значит, есть на свете Бог…»
* * *
День был пасмурным с утра:
Лило словно из ведра –
Непроглядный дождь стеной;
Ветер выл в трубе печной…
Хлябь небесная стонала,
Озарялась, грохотала;
По стеклу вода катилась.
В доме женщина молилась.
Завершался день седьмой…
«Пусть вернётся милый мой!
Ясный сокол долгожданный,
Мой единственный желанный!»
В небесах просвет открылся,
Чистым светом залучился…
Свет окреп в короткий миг:
Из небес забил родник, –
А затем поток могучий,
Разогнавший тьму и тучи,
Хлынул вниз! Огромный круг
Осветил промокший луг...
Свет сиял, переливался…
Всадник на коне спускался –
Прямо с неба!.. В свете чистом,
Ясном, радостном, лучистом!
Всё исполнил точно в срок:
Есть на белом свете Бог!
Побывал в гостях у Бога…
Для себя спросил немного:
Воеводе – терем новый,
Расписной, резной, дубовый;
Лучше, чем Добрынин дом…
Для царя – с большим трудом,
Краше Марьюшки девицу;
Любит пусть свою царицу…
Пусть закончится ненастье.
Дайте жить нам в Нашем Счастье!
Проясняться в небе стало.
Вскоре солнце заблистало,
Чистый свет с небес полился…
Дождь холодный прекратился.
Разноцветным полукругом
Радуга взошла над лугом!..
Мир вокруг родился вновь:
Только Верность и Любовь
Будут в нём царить отныне –
Счастье Марьи и Добрыни…
Дождь пошёл, совсем иной:
Тёплый, ласковый, грибной.
© Алексей Кокорин. 2015 г.
Текст печатается по изданию:
Кокорин А. В. «Время сказок», Москва, 2015 г.,
Издатель Мархотин П. Ю., ISBN 978-5-00038-222-6.