У Яна на Осень особый нюх. Стоять у калитки – считать до двух. Раз-два. Вот цветочный ковёр пожух. Вдоль поля лениво идёт пастух, он дёргает ветки то тут, то там. Расписанный лес – как по лоскутам – земля, что Мерло, крона – маасдам. У Осени к вкусным любовь холстам. У Яна на локте заплатка в тон осиновым листьям, в мешке - бекон, буханка и фляга, а в ней – бурбон, ружье за спиной, на груди – жетон. Ботинки у Яна всегда в пыли. Воронка из птиц поднялась вдали – грачи, горихвостки ли, журавли, летят себе в Кению, Сомали. А он остаётся тут. Зимовать. Есть свитер и парка, камин, кровать, бабулиных сказок полна тетрадь. Неплохо бы всё, да седеет прядь. Неплохо бы, только вот всё один. Достаточно было девичьих спин, похлёбок на ужин, игристых вин. Теперь только память, да аспирин, плюс бонус – на Осень особый нюх. Так Ян каждый год напрягает слух сквозь шорох листвы и жужжанье мух. Ян слушает, и замирает дух. Ян делает шаг по мосту, вперёд, ботинок потёртый немного жмёт. На поле пролился пшеничный мёд. Паук по перилам узор плетёт. Сквозь ветки пробился холодный свет. Ян ставит силки. Научил же дед! Он прячется в ломких кустов вельвет, потуже на теле сомкнув жилет.
И Осень неслышно идёт сквозь лес. Для Яна весь мир остальной исчез. В ней что-то от нимф или поэтесс. Закатный пожар бьется в сталь небес, а Осень в ловушке смеётся всласть. Ян ловит её, не даёт упасть, запутала платье простая снасть. Холодная ночь раскрывает пасть и дышит ветрами, шумит листвой. Ян шепчет чуть слышно: «Я снова твой» и бережно Осень ведет домой сквозь гроздья рябин и протяжный вой. И Осень послушна в его руках. Она – будто в дымчатых мотыльках – в рубашке прозрачной, с листвой в висках, танцует в развязанных башмаках. Целует смущенно его в плечо. Ян прячет ружье и берет смычок. На кухне мелиссы подсох пучок. Ему так спокойно и горячо, пока Осень спит на его груди, а в окна отчаянно бьют дожди, залив её грядки цветных гвоздик. Так сложно не молвить: «Не уходи», когда Осень варит сливовый джем, и занята в кухне то тем, то тем. Она – его рыжий живой тотем, голгофа, проклятие и эдем.
Зима приближается. Стынет дом. Идёт, всё идёт своим чередом. Вот тронуто озеро тонким льдом. Снегирь обзавёлся в саду гнездом. Ян топит камин и идёт в постель. За окнами белая акварель. Как будто и не было тех недель, по вкусу, что пряная карамель. А Осень, погладив его лицо, кладёт под подушку опять кольцо, ступает на мёрзлое в ночь крыльцо и тает, уже не найти концов.
Зима разбросала по саду пух. Останется Яну на Осень нюх, янтарное золото медовух и снова, и снова считать до двух…